Он замолчал.

Эстер прижимала его голову к своей груди и укачивала его, как ребенка.

— Бедненький, о, мой бедненький.

История одинокого мальчика и его несчастной матери тронула ее до глубины души. «А я-то считала себя страдалицей, — подумала она. — Я и понятия не имела, что же такое настоящее страдание».

Но больше всего ее поразил невыразительный голос Тома. Том говорил таким тоном, словно речь шла не о нем, а о постороннем человеке. Что бы ни думала Эстер о его прошлом, такого она и представить себе не могла.

Эстер продолжала целовать и ласкать его. Впервые Том тихо лежал в ее объятиях, принимая ее ласки, забыв о привычной роли страстного любовника.

Оба знали, что рассказ Тома оказался для Эстер самым дорогим подарком. Он раскрыл ей свою душу, хотя после Ньюгейта обещал себе никогда этого не делать.

Вскоре он уснул. Эстер лежала рядом с ним до самого рассвета. Теперь она чувствовала себя не игрушкой Тома, а его верной спутницей.

Том сидел за столом в своей конторе, дожидаясь прихода Джека Кэмерона. Вдруг из-за двери послышался какой-то шум.

Не успел он выйти из-за стола, как дверь распахнулась. На пороге стоял Джек Кэмерон, одной рукой сжимая письмо Тома, а другой выкручивая ухо Джозефу Смиту.

— Я проучу твоего наглого лакея, Дилхорн.

— Я всего лишь попросил его подождать, пока вы освободитесь, мастер Дилхорн.

— Я прохожу к бывшим каторжникам, когда захочу, — усмехнулся Кэмерон.

— Вы ошибаетесь, — невозмутимо возразил Том. — Это я хотел с вами увидеться.

Теперь, когда об Эстер речь не шла, он сохранял ледяное спокойствие.

— Если вы не отпустите мистера Смита, боюсь, мне придется преподать вам урок.

Джек оттолкнул Смита.

— Отлично, Дилхорн. Пусть твой жалкий прислужник идет чинить перья.

— За это, — вкрадчиво заметил Том, — я повышу на два процента ставку по вашим долгам. Эта сумма возместит мистеру Смиту моральный ущерб.

— На два процента? — оскалился Джек. — Какого дьявола? И что означает эта писанина? Я и не подозревал, что ты писать умеешь.

Он швырнул на стол письмо Тома.

— Нам нужно обсудить наши деловые отношения, — ответил Том, не обращая внимания на наглость Джека, но и не скрывая иронии.

— Какие еще отношения, Дилхорн? Я не связываюсь с каторжниками.

— С бывшими каторжниками, — поправил его Том, — и если вам кажется, будто нас ничто не связывает, то вы ошибаетесь, как ошибались и раньше, когда обзывали мою жену.

— Для такой швали, как ты, Дилхорн, я капитан Кэмерон.

— Конечно, капитан Кэмерон, — охотно согласился Том. — Капитан Кэмерон. Что ж, капитан Кэмерон, вынужден сообщить капитану Кэмерону, что я скупил все его долговые обязательства. Они лежат на столе перед вами, капитан Кэмерон. И я хочу, чтобы капитан Кэмерон согласился с тремя моими условиями, если капитан Кэмерон любезно соизволит их выслушать.

— Проклятье, перестань повторять мое имя, подлец! — взревел Джек.

— У меня сложилось впечатление, будто вы сами велели мне называть вас по званию, капитан Кэмерон, но раз уж вы так просите, буду счастлив оказать вам эту услугу.

— Какие условия, Дилхорн? Как ты смеешь говорить со мной об условиях, чертов ворюга?

— Я добавляю еще один процент за оскорбление словом, — невозмутимо продолжил Том, — и вам придется обсудить со мной эти условия, потому что в противном случае я пошлю за вами судебных приставов и поставлю в известность полковника О’Коннелла.

Джек едва не утратил дар речи.

— Ближе к делу, — выдавил он, наконец.

— Боюсь, вы снова ошибаетесь. У меня к вам целых три дела. Во-первых, я скупил все ваши долги. Во-вторых, я назначил процентную ставку, которую вы будете выплачивать в конце каждого квартала. В-третьих, если вы откажетесь платить или попытаетесь приставать ко мне или моим людям, я сразу же обращусь к судебным приставам. Вам все ясно, капитан Кэмерон… сэр?

В слове «сэр» было столько презрения, что оно звучало как оскорбление.

Джек опустился в кресло, стоящее напротив стола, и безмолвно уставился на своего врага. Затем искаженным от ярости голосом прорычал:

— Ты, чертов каторжник, я пришлю тебе вызов, вот увидишь.

— Пожалуйста. Хоть сейчас. Я-то вызывать тебя не собираюсь, и поэтому, по вашим дурацким правилам, буду сам выбирать оружие.

— К черту, Дилхорн, — в отчаянии воскликнул Джек. — Не хватало еще, чтобы меня убил в этой проклятой дыре какой-то подонок вроде тебя!

— Не хочешь? Тогда тебе придется уладить свои денежные дела. Но ты мне до сих пор не ответил.

— Что я могу ответить? Ты же схватил меня за горло. Но я отомщу, Дилхорн, вот увидишь.

Том откинулся на спинку стула. Улыбка на его лице была убийственной. Сейчас Эстер вряд ли бы его узнала.

— Ты мне надоел, Кэмерон, — произнес он, наконец. — Ты и двух слов связать не можешь. В тебе столько же обаяния, как в старой шлюхе, а своей трусостью ты позоришь армию. У тебя кишка тонка вызвать меня на дуэль, как бы я тебя ни оскорблял. Но это не помешает мне нажиться на твоей глупости.

— Ей-богу, Дилхорн, ты заплатишь за это.

— Ошибаешься. Это тебе придется платить. А теперь выметайся, меня ждет работа.

Том склонился над столом, взял перо и начал что-то писать в гроссбухе.

Джек смотрел на него, то бледнея, то краснея. Затем вскочил и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

— Не пересолил ли я? — пробормотал Том. — Но этот дурень сам напросился. — Он пожал плечами и вызвал Смита.

Спустя несколько дней Том и Эстер провели ночь, оказавшуюся последней ночью ничем не омраченного блаженства.

Они, как обычно, устроили пикник. В последнее время уезжать далеко от дома было опасно. Шайка бандитов (так в Сиднее в последнее время начали называть беглых каторжников) нападала на всех, кто оказывался в буше после наступления темноты.

Том решил, что в собственном саду им будет безопаснее, и они с Эстер выбрались туда с едой, питьем, одеялами, подушками… и пистолетами.

Эстер надела мальчишечий наряд, в котором обычно ездила верхом: белую шелковую рубашку, черные брюки и черную жокейскую кепку. Том был одет так же. Наевшись, они устроили соревнования по стрельбе. Победитель выпивал два бокала вина, а проигравший — один.

Том заявил, что так интереснее, чем просто напиваться. Впрочем, Эстер не давала ему расслабиться. Теперь она почти не уступала ему в меткости.

Их смех звучал под луной, а их руки дрожали все сильнее, пока Том не заметил, что в таком состоянии целиться бесполезно.

— И вообще, я не хочу заниматься любовью с мальчиком, — заявил он, выразительно взглянув на бриджи Эстер.

— Да, мистер Дилхорн, я вполне вас понимаю. Может, мне их снять?

— Не утруждайте себя, миссис Дилхорн, позвольте мне.

— В таком случае я сниму ваши.

Они уснули в объятиях друг друга, и Эстер не знала, что люди Тома охраняют границы его владений, чтобы хозяин с хозяйкой могли спокойно развлекаться.

Мудрая предосторожность, поскольку все уже знали, что у Тома есть враг, не скрывающий своей ненависти к нему.

Том унизил Джека Кэмерона и наедине, и на людях, и сделал его посмешищем всего Сиднея. Прозвище «Гинея Джек» прилипло к нему намертво.

Разговор о долгах оказался последней каплей. Том действительно зашел слишком далеко, но на самом деле Кэмерона сводила с ума страсть к Эстер. Том об этом даже не догадывался.

До встречи с ней на балу Джек Кэмерон утверждал, что для него все юбки на одно лицо. Он издевался над Френком Райтом за его любовь к Люси, а теперь сам, словно мальчишка, страдал из-за женщины, которой не мог обладать.

Джек не мог забыть ее лицо, ее взгляд поверх веера и ее изящную ручку, вложенную в ладонь громилы-каторжника.

Он следил за Томом по всему Сиднею, пылая жаждой мести, но точно так же он следил и за Эстер, мучаясь от сознания ее недоступности. Мысль о том, чтобы переспать с ней, казалась ему кощунством, а попытки представить ее в объятиях Дилхорна едва не доводили его до обморока.