Город Галена теперь сильно разросся, стал более крупным, чем был три года назад. Тетя Марта говорит, что здесь живет более одиннадцати тысяч душ. Думаю, у четырех тысяч из этого числа точно нет никакой души, по крайней мере, по моим наблюдениям. По реке то и дело снуют пароходы из Миссисипи. Ирландцы и немцы заполонили доки. Да еще и негры. Бетси говорит, что открылась новая Африканская епископальная методистская церковь. Они с Кловисом ходят туда молиться и поклоняться Иисусу. Здесь теперь так шумно, что не удается расслышать свои собственные мысли.

Тетя Марта обзавелась новым баком для хранения воды. Говорит, слишком много людей пользуется городским колодцем и слишком долго приходится ждать своей очереди.

Сегодня близ рынка мы с Джеймсом увидели, как мужчина волоком затащил на тротуар ящик. Он встал на него и стал говорить об Орегоне. Он говорил о «Законе о праве „первой заимки“ от 1841 года»[27], который гласил, что каждый семейный человек имеет право на сто шестьдесят акров земли в Орегоне.

Джеймс настоял на том, чтобы мы остановились и послушали его. Этот мужчина убеждал, что в Орегоне, расположенном на берегу Тихого океана, текут реки молока и меда. Он сказал, что пшеница там вырастает с человеческий рост. Он сказал, что жирные свиньи бегают там под дубами, увешанными желудями. Что эти свиньи уже зажарены, в них воткнуты вилки и ножи, остается лишь отрезать кусочек, когда захочется. Многие поверили в эту чепуху и готовы были поставить свою подпись и сразу уехать с ним в его фермерской повозке. Рада, что у Джеймса хватило ума не сделать так же.

Джеймс сегодня продал урожай кукурузы. Цены очень низкие. Последние годы он много работал, выплачивая папины долги и обустраивая ферму. Если б папа мог видеть землю теперь, он бы гордился Джеймсом.

Скоро мы поедем домой. Я буду очень скучать по тете Марте, Бетси и Кловису. Буду скучать по хорошей кухне, пуховой перине, пианино и дамам из швейного общества.

Несмотря на все это, никак не могу дождаться, когда снова буду дома.

Джеймс все-таки заразился идеей перебраться на Запад. Он больше ни о чем не может говорить, кроме как об Орегоне.

Что вообще с этими мужчинами делается, почему они всегда думают, что трава зеленее по другую сторону горы? Трава достаточно зелена и здесь. Я говорила Джеймсу, что за землю мы полностью расплатились, что у нас крепкий дом, коровник, две лошади, молочная корова, козы и полный курятник. Мы здоровы, с нами наши детки, и мы счастливы.

Он сказал: «Ты счастлива, Мэри Кэтрин. Если мы останемся в Иллинойсе, то так и будем жить бедно, денег нам будет хватать только на еду. В Орегоне же у нас будет шанс». Шанс для чего, хотела я узнать. «Шанс построить новую жизнь. И зимы там мягче».

Я говорила ему, если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, так это, вероятнее всего, мираж.

Но он сказал: «Свободная земля, Мэри Кэтрин, подумай об этом».

Я сказала: «Свободная земля, которая находится в двух тысячах миль отсюда. О которой мы ничего не знаем. У нас уже есть земля, здесь».

Он сказал: «Неплодородная земля, полная камней и корней и сердечной боли».

Иногда Джеймс похож на себя самого из прошлого, когда он болтал о переезде в Нью-Йорк, или Англию, или Китай.

Меня уже тошнит от этих разговоров про Орегон.

Дом показался таким пустым, когда Сьерра отперла боковую дверь гаража. Каролина и Клэнтон последовали за ней внутрь, волоча свои чемоданы через кухню и по коридору в спальни. Сьерра оставила свои вещи на полу в гостиной и начала осматривать дом.

Что-то было не так. Сьерра никак не могла понять что, но странное предчувствие охватило ее. Поначалу ей показалось, будто дом обворовали, но ничего не пропало. Она распахнула шторы на окнах и впустила весеннее солнце в дом, что отнюдь не рассеяло мрачную атмосферу.

Сьерра подхватила чемоданы и по коридору прошла в спальню. Брови ее слегка приподнялись при виде тщательно застеленной кровати. За тринадцать лет их совместной жизни Алекс ни разу не убирал постель. Ковры явно недавно чистили. В ванной висят чистые полотенца. Она положила руку на металлический шар дверной ручки от гардеробной и в нерешительности замялась, охваченная необъяснимым страхом. Сделав глубокий вдох, она открыла дверь и с облегчением выдохнула, как только взгляд ее выхватил костюмы Алекса с правой стороны. Сзади на полках лежали сложенные аккуратной стопкой рубашки.

Она снова вернулась в спальню, где оставила свои дорожные чемоданы. Рывком подняла один из них на постель, расстегнула ремни и принялась распаковывать вещи. Пока она складывала одежду в платяной шкаф и возвращала на места свои туалетные принадлежности, ей никак не удавалось стряхнуть с себя эти холодящие душу сомнения и страхи, которые поселились в ней с тех пор, как Алекс покинул Хилдсбург.

И причиной того были дети.

В течение прошедших двух недель, пока пришлось оставаться в Хилдсбурге, чтобы обсудить с братом, что им делать с домом, Сьерра узнала кое-что из разговоров с детьми. Оказывается, за все то время, что Сьерра провела в Хилдсбурге без семьи, Долорес четыре раза оставалась с Клэнтоном и Каролиной на ночь, и один уик-энд они провели у Марши Бартон.

— Папочка! — вскрикнула Каролина, и Сьерра услышала, как Клэнтон уже увлеченно болтает с отцом, рано вернувшимся с работы. Сердце Сьерры бешено заколотилось. Она снова оглядела спальню и прикусила губу. Он нанимал уборщицу? Если так, то почему именно сейчас, ведь он никогда не делал этого раньше? Сьерра закрыла пустые чемоданы, стащила их с кровати, поставила у двери. Она уберет их в гараж позднее.

От напряжения все внутри у нее сжалось. Пытаясь успокоиться, Сьерра села в кресло у окна. Положила руки на подлокотники, стала ждать.

Казалось, прошел час, прежде чем Алекс появился в проеме двери.

— Рад, что вы благополучно добрались.

Тон и выражение его лица были ей непонятны.

— Спасибо. — При взгляде на мужа сердце Сьерры забилось сильнее, не как всегда, совсем по-новому. — Где Каролина и Клэнтон? — спросила она, сохраняя видимость спокойствия.

— Каролина висит на телефоне, болтает с Памелой, а Клэнтон с приятелями играет в футбол во дворе. Вернется до сумерек. — Глаза его слегка сузились. — А, собственно, в чем дело?

— Скажи мне, Алекс, — начала она без надрыва. Когда он промолчал, она медленно втянула воздух в легкие, сдерживая дрожь. — Слышала, что Долорес оставалась с детьми на ночь четыре раза, пока меня не было. — В его глазах запрыгали огоньки. — И они провели один уик-энд с Маршей.

Розовый оттенок с воротника рубашки как бы перетек на лицо Алекса.

Сьерра закрыла глаза.

Алекс вошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь. Прислонившись к ней, помолчал. Когда он снова заговорил, голос его был низким и густым.

— Я не хотел говорить об этом. Не в первый день твоего возвращения. — Он сел на кровать и подался вперед, напряженно сцепив руки у колен. — Наши отношения дали трещину.

Она открыла глаза и взглянула на него. Он скользнул по ней взглядом и отвел его в сторону.

— Ты не понимаешь, что для меня важно, — продолжил он.

— А что важно, Алекс?

На этот раз он холодно посмотрел на нее.

— Моя работа. Ты отвергала то, что я делаю, с самого начала.

— Можешь ты мне сказать, не покривив душой, что именно из-за работы в мое отсутствие тебя не было дома шесть ночей?

Маленькие морщинки в уголках его губ стали глубже, резче.

— Между нами нет ничего общего. Наш брак стал распадаться уже давно.

— У нас есть дети, — тихо напомнила она. — Мы женаты. Вот что между нами общего.

— Тогда лучше я скажу напрямик. Я больше не люблю тебя.

Сьерра не предполагала, как сильно могут ранить эти слова, сказанные ей Алексом прямо в глаза. Она вспомнила Мередит и ее высказывания о своих бывших мужьях. «Они всегда говорят, что ты не понимаешь их, что между вами нет ничего общего. Но обычно все сводится к одному. К другой женщине».