Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Вы заблуждаетесь, Жан-Клод! – крикнул кто-то.

– ...и монархия сохранит свою власть, а депутаты Национального собрания согласятся со всеми прежде отвергавшимися уступками, прежде чем удалиться по домам, – благополучно закончил граф.

Последовали довольно жидкие аплодисменты, и графиня подала лакею знак.

– Шампанское, – распорядилась она, чтобы выпить тост за короля и Францию.

Позже, в экипаже по дороге домой, Таунсенд спросила Яна, верит ли он, по примеру четы де Гривов, что опасность для монархии миновала. Хотя Сезак находился в отдалении от Парижа, она знала, что недавние парижские беспорядки распространились на другие провинции и что причина волнений не только в упрямом желании Национального собрания получить конституционные права. Она знала, что, по крайней мере, среди сельского населения волнение вызывалось непроверенными слухами о спровоцированных правительством голодных бунтах, о бандах наемных разбойников, которые рыскают по деревням, уничтожая урожай, чтобы путем голода заставить народ смириться.

Все это было, конечно, ерундой. Как слухи, так и быстро растущие цены на хлеб были чем-то обычным для июля и августа, когда запасы предыдущего года исчерпаны, а хлеба нового урожая еще не было. Людей пугало, что они не знают, когда удастся поесть в следующий раз, а если люди голодны и напуганы, могут возникнуть беспорядки.

Ян долго не отвечал на вопрос Таунсенд. Вместо ответа он пристально глядел в окно, словно не зная, что сказать. Но когда Таунсенд, вдруг испугавшись его молчания, положила руку на его рукав, он тут же обернулся и взглянул на нее. Прочитав на ее лице невысказанный страх, он приподнял пальцем ее подбородок и пристально заглянул в глаза.

– Когда я уезжал, в Версале все было тихо, – заверил он, – ив нашей провинции тоже ничего не слышно о волнениях. Сейчас нечего опасаться, Таунсенд. Совершенно нечего. И он привлек ее ближе, словно защищая от воображаемой беды.

Задрожав от его прикосновения и близости их тел, Таунсенд не пыталась отстраниться. В это мгновение экипаж накренился, и ее голова упала ему на плечо. Ян сидел не шевелясь, и она снова не сделала попытки отодвинуться. Ее нежный и душистый локон щекотал его щеку, он закрыл глаза, и на его лице заиграли желваки.

Наконец экипаж остановился в освещенном факелами дворе Сезака, и Рене заспешил вниз по лестнице, чтобы открыть входную дверь. Ян помог Таунсенд сойти. Стоя на земле, он поднял ее на руки и не сразу опустил на землю. Таунсенд подняла на него глаза, и у нее перехватило дыхание от того, что она прочитала в его взоре. Губы ее раскрылись, и Ян понял, что стоит ему только дотронуться до нее, прижать свои изголодавшиеся губы к ее губам, как исчезнет все обидное, неприятное, что было между ними.

Внезапная судорога свела его лицо.

– Спокойной ночи, – неожиданно произнес он. – Утром увидимся.

Таунсенд открыла рот от изумления. Ее разочарование было очевидным даже для стоящего поодаль дворецкого.

– Разве вы не останетесь, чтобы выпить со мной бокал вина?

Яну пришлось отвести взор от ее умоляющих глаз. В его взгляде было страдание.

– Извините меня, Таунсенд. Это было бы нечестно. Не то что я не... Нет, извините, я просто не могу...

И, не добавив больше ни слова, круто повернулся и быстро зашагал в сторону сада, по дорожке, на которую падал свет от факелов.

20

«Почему он не остался со мной?» – Это было первое, о чем подумала Таунсенд, когда проснулась на следующее утро. Жаркий, дремотный аромат лета проникал через открытые окна, и она долго лежала в постели, наблюдая, как пляшет на потолке солнечный луч, и вспоминая вчерашнюю ночь. Она ничего не понимала. Ян явно желал ее – она видела это по его глазам и чувствовала по едва сдержанному нетерпению его прикосновений. И, тем не менее, он отверг ее ласки. «Это было бы нечестно...» – что означали его слова? Нечестно по отношению к кому? К ней? Она считала, что гораздо менее честно с его стороны пренебречь тем страстным влечением, которое они испытывали друг к друг и отказаться от ее ласк.

Послышался легкий скрип двери – вошла Марианна с водой для умывания. Подождав, пока она уйдет, Таунсенд медленно поднялась с кровати. Все тело было тяжелым, точно свинцом налилось, и усталым, как и ее сердце. Одеваясь, она пыталась вспомнить, какие дела ожидают ее сегодня, потому что лучше было думать о хлопотах и заботах, чем о Яне. Первая жатва в Сезаке подошла к середине, на полях стояли высокие хлеба. Временные работники прибыли неделю назад – после уплаты десятины графу де Гриву, которому принадлежали феодальные права на пахотные земли Сезака. Они, наверное, уже в поле с самой зари вместе с местными крестьянами, так что она могла поехать и посмотреть, как они трудятся, либо остаться дома и заняться... чем? Наблюдать за стиркой? Распорядиться о меню на неделю? Составлять списки всего имевшегося в доме или посмотреть за приготовлением лекарств?

Но она сегодня слишком утомлена для всего этого. С тех пор, как приехал Ян, она плохо спала, ворочалась и металась в кровати, сгорая от желания. Какая чудовищная несправедливость, что он все еще имеет такую власть над ней! Желание рождало в ней слабость и презрение к себе самой, потому что в глубине души она понимала, что ничем не лучше Маргариты дю Шарбоно или Дины Карне, этих женщин, которых Ян завлек в постель, едва сверкнув своей ослепительной улыбкой. Почему, о Боже, она не в силах избавиться от его власти над ней?

Таунсенд завтракала одна, за стулом стоял молчаливый лакей, готовый исполнить любое ее желание, но у нее не было желаний. Поднявшись, наконец, из-за стола, она вышла в холл, где домоправительница ставила в вазу букет лилий.

– Не желает ли мадам проверить сегодня список простыней? – осведомилась мадам Ларуз.

Таунсенд отрицательно покачала головой.

– Правильно, – одобрила та. – Слишком хорошая погода, чтобы оставаться дома.

Опустив свой изящный носик в душистые желтые цветы, Таунсенд равнодушно кивнула.

– Именно это сказал господин герцог, выходя утром из дому, – добавила мадам Ларуз и повернулась, чтобы уйти.

Таунсенд резко вскинула голову.

– Что? Что он сказал?

– Что едет в поле со жнецами.

– О да, я и забыла, что они приехали. Таунсенд медленно поправила цветок, который готов был выпасть из вазы. А затем она как бы небрежно произнесла:

– Может, мне лучше самой поехать и посмотреть, как продвигается работа.

– Да, конечно, поезжайте, – согласилась домоправительница.

Урожай в этом году был очень важен для Сезака. Не только потому, что следовало обеспечить на зиму кормами скот, но и для того, чтобы хорошо кормить крестьян, которым предстояла тяжелая работа на виноградниках, когда Ян в будущем году приступит к осуществлению своих далеко идущих планов.

Жнецы отдыхали в тени под деревьями, когда вдали показалась Таунсенд. Безоблачное и прохладное утро сменилось жарой, и теперь девушки разносили жнецам охлажденный сидр и булки хрустящего хлеба. Ян, сидевший с ними, встал при виде Таунсенд и направился, улыбаясь, к ней. На нем были сапоги и бриджи, рукава тонкой батистовой рубашки закатаны выше локтя. Он показался Таунсенд красавцем-аристократом, играющим роль крестьянина, но, конечно, не так, как Мария-Антуанетта, которая развлекалась, сбивая масло на своей игрушечной ферме, надев простую косынку и соломенную шляпу. В темных волосах Яна застряли пучки соломы, скуластое лицо потемнело от загара, на его рубахе проступили пятна пота от работы, а когда он подошел, чтобы снять ее с седла, она ощутила исходившие от него запахи полей, лугов и воздуха.

– Таунсенд, – нежно произнес он, опуская ее на землю перед собой. – Как приятно вас видеть. Взгляните, как хорошо они работают.

Заслонив глаза от солнца, Таунсенд обвела взглядом золотое жнивье вокруг, но на самом деле она ничего не видела. Она только ощущала близость Яна, жаркую мужественность его тела и свое желание раствориться в нем.

57
{"b":"19235","o":1}