Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Зеркальный зал был освещен в этот вечер тремя тысячами свечей, горевших в ниспадающих хрустальных канделябрах в руках у позолоченных фигур в рост человека. Сверкали позолоченные мраморные колонны и панели бесценного венецианского стекла, а паркетные полы отдавали золотистым блеском. Фрески на потолках, изображающие многочисленные победы Короля-солнце, затмевались блестящими драгоценностями и изысканными атласными и парчовыми нарядами придворных, прогуливающихся под этими потолками. Богато украшенные столы, ломившиеся под тяжестью цветов и миниатюрных апельсиновых деревьев в серебряных кадках, стояли между высокими окнами. Между ними и везде, вдоль чрезвычайно длинного сверкающего зала, толпились придворные господа и дамы среди иностранных сановников, величественных швейцарских гвардейцев и вездесущих «голубых юношей», предлагавших шампанское. Придворные сплетничали и разглядывали друг друга, демонстрируя наряды, а также обменивались утонченными приветствиями.

– Дух захватывает от этого, правда? – спросил Ян, когда они остановились под аркой, рассмотреть получше эту ошеломляющую сцену. Таунсенд молча кивнула. – Вы привыкнете к этому.

Она решительно покачала головой, и губы Яна тронула улыбка. Более искушенная женщина сочла бы ненужным показывать такое неприкрытое восхищение, но Таунсенд, очевидно, не очень-то заботилась о том, что она выглядит, как любопытная школьница. Как ни странно, ему нравилось, что ее это не волнует. Когда она закинула голову, чтобы посмотреть на потолок, взгляд Яна упал на ее шею, где бился пульс. Он вспомнил свои ощущения, когда он целовал это место на ее шее прошлой ночью и как его ревность и ярость растаяли, перешли в трепетную страсть, когда Таунсенд наконец отдалась ему, обвив его своими стройными ногами и руками. При этих воспоминаниях он почувствовал знакомое напряжение в пояснице и заставил себя думать о другом. Повернув голову, он стал рассматривать собравшуюся толпу и вдруг застыл.

Женщина в темно-красном бархатном платье и огромном напудренном парике об руку с Эдуардом Мансаром устремилась к ним. Она была хороша чувственной красотой, но решительная складка губ старила ее и делала более жесткой. Луиза дю Бертен, бывшая любовница герцога де Верена и причина последней дуэли Яна, женщина, косвенно виноватая в его последующем за дуэлью решении удалиться из Версаля вместе с двоюродной бабушкой Изабеллой. Должно быть, Луиза вернулась из своего поместья на севере прошлой ночью и, очевидно, Эдуард не теряя времени рассказал ей о женитьбе герцога Война.

– Луиза, – вежливо пробормотал Ян, когда она и Эдуард остановились перед ним.– Это сюрприз, настоящий приятный сюрприз. Низко поклонившись, он поцеловал руку Луизы и, подняв голову, поймал промелькнувшее на лице Эдуарда разочарование. Это развлекло его, и он рассмеялся. Неужели этот молодой глупец ожидал, что он, Ян, поступит по-другому? Может, он ожидал, что Ян, как какой-нибудь зеленый юнец, выкажет гнев или смущение от неожиданного приезда Луизы? Она, очевидно, ожидала что-нибудь в этом роде, потому что вдруг нахмурилась и похлопала по руке Яна веером.

– Это мне надо удивляться, – сказала она ему холодно, очевидно, желая испортить встречу. – Только что Эдуард сообщил мне, что вы женаты. Какое потрясение! Вы – женаты?! – Говоря это, она повернула свое сердитое нарумяненное лицо к Таунсенд. – Так вот эта невезучая девушка, да? О, Боже, как она молода, еще совсем ребенок! Вам уже есть тринадцать, дорогая? Четырнадцать?

– Восемнадцать, – любезно ответила Таунсенд. – Несомненно, я родилась как раз, когда вы праздновали свой двадцатый, нет, – тридцатый день рождения, наверное?

Луиза побелела, так как немолодой возраст был ужасом, постоянно омрачающим ее жизнь.

– Да, вы, наверное, правы, – сказала она, стараясь вернуть себе свою величавость. – Конечно, я жила здесь, в Версале все эти годы. Моя мать была камеристкой мадам Помпадур.

Таунсенд с интересом рассматривала ее.

– О, а вы что здесь делаете?

– Ну, я, у меня здесь много друзей, – и Луиза остановила беспомощный взгляд на Яне. Он быстро прикрыл рот рукой. Веер Луизы резко закрылся.

– Я хочу пить, Эдуард, – многозначительно сказала она.

– Да, да, конечно. Я тоже, здесь очень жарко. – Он взял ее за руку и поспешно увел.

Оставшись одни, Таунсенд и Ян обменялись долгим взглядом. В его взоре была нежность, когда он предложил ей руку.

– Пойдемте, – сказал он мягко. – Здесь есть другие, с которыми вам нужно встретиться.

Всю свою жизнь Таунсенд вспоминала эту ночь. Как приятно ей было, когда ее представляли как жену Яна, у нее теплело на сердце от его тона собственника, с которым он произносил ее имя, и от его руки на ее талии, как будто он не мог отпустить ее от себя. Она светилась радостью, распуская крылья, потому что земля под ногами не была больше твердой, а мир вдруг оказался дивным, ослепительным чудом. Она помнила, что часто смеялась, обезоруживая всех своим очарованием и умом, особенно мужчин. Она обнаружила, что ее не смущает их могущество или титулы, или их величественный вид в раззолоченных камзолах, туфлях с пряжками и длинных пушистых париках, каких она никогда не видела дома в Норфолке. Она выросла в окружении мужчин и знала, о чем они любят говорить и как повернуть разговор на темы, лестные для них.

Купаясь в лучах явного одобрения Яна, она прогуливалась с ним, сладко улыбаясь всем и держась очень прямо, даже когда неожиданно появились король и королева по дороге из часовни. Узнав Таунсенд, королева ненадолго остановилась, чтобы переброситься несколькими словами, и, конечно, Людовик тоже вступил в разговор. Он по-настоящему заинтересовался, когда услышал, что брат молодой герцогини, английский врач, является ревностным приверженцем недавно открытой вакцины оспы. Как и семья Грей, Людовик XVI сделал прививки себе и своей семье, несмотря на резкие протесты своих министров и Двора. Он улыбался и кивал, когда Таунсенд рассказала ему немного о Бродфорде и упомянула свою гончую Гарри, так как охота на зайцев была одной из всепоглощающих страстей Людовика.

Многие придворные столпились вокруг, прислушиваясь к каждому слову и поражаясь тому, что эта хорошенькая англичанка, по-видимому, не понимала, какой чести она удостоилась, так как она непринужденно улыбалась королю, будто была с ним знакома всю жизнь. Людовик, обычно застенчивый и сдержанный с незнакомыми людьми, улыбался ей в ответ на глазах у всех.

– Я гордился тобой сегодня, – сказал ей Ян позже, когда они с Таунсенд гуляли вдоль галереи с мраморными колоннами, ведущей к парадной лестнице. Было далеко за полночь, и свечи в люстрах угасали с шипением. Внизу веселье продолжалось, но здесь в галерее было пусто, и тишина нарушалась только мягким шелестом платья Таунсенд.

Она быстро взглянула на него:

– Да, правда?

Вместо ответа он повернул ее к себе и взял et лицо в руки. Ее кожа была шелковистой, как лепестки розы.

– Людовик был очарован, и принц де Субизе тоже. Каждый мужчина был в восторге от вас сегодня. Вы всех их заворожили своей юностью, красотой и живостью.

– А вас? – робко спросила она. – Другие ее не интересовали. Выражение его красивого лица смягчилось. Таунсенд затаила дыхание. Она никогда не видела его таким нежным прежде.– Останьтесь со мной сегодня, – прошептала она, не обращая внимания на ливрейных лакеев перед дверью рядом.

– Конечно, – сказал он хрипло. – Неужели вы думаете, я вас покину?

Таунсенд вздохнула и закрыла глаза, и тотчас почувствовала рот Яна около своих губ. Он поднял голову нескоро.

– Пойдемте, – прошептал он. Голос его вызвал дрожь восторга во всем ее теле. Взяв под руку, он увел ее.

12

Эмиль откашлялся, стоя в дверях. Ян поднял на него глаза, гусиное перо застыло над письмом, которое он писал, сидя за столом.

– Что такое?

– Я должен поговорить с Вами наедине.

Нахмурившись, Ян отложил перо. Таунсенд спала, ее волосы рассыпались по подушке и горели золотом в свете утреннего солнца. Поднявшись, Ян сделал знак Эмилю пройти в другую комнату, гостиную, обитую темно-синим шелком, где он принимал посетителей, которых неудобно было приглашать в свое святилище – спальню.

35
{"b":"19235","o":1}