Как известно, история — это политика, опрокинутая в прошлое. Поэтому писать ее можно как угодно. Лучше всего — как угодно читателям. Ибо она, история, никогда никого и ничему не учит. Мы все равно считаем себя самыми умными, самыми красивыми, самыми культурными. Ибо это «мы» всем «им» приносим счастье и цивилизацию. Правда, «они» почему-то плохо понимают свое счастье. И стараются обойтись без «нас». Неблагодарность — вот главная черта тех племен и народов, которым мы столетиями старались навязать нашу истинную веру и нашу подлинную (в отличие от их собственной) культуру.

Присоединение Сибири, расширение русских земель на восток — это та часть отечественной истории, которая вызывала меньше всего ученых споров. Подвергать ее ревизии — задача не столь соблазнительная, как исследование других «белых пятен» на исторической карте России. Тем не менее, изучая подробно уникальные документы, рассказы первых переселенцев, путешественников, первых исследователей Сибири, автор понял следующее: оказывается, мы весьма плохо знаем свою страну и людей, которые ее населяли в то время, когда эти земли еще не были «исконно русскими».

Повторимся, автор не ставил своей задачей пересмотр истории. Более того, он выступил здесь скорее как составитель, «собрав под одной крышей» различные документы, отрывки из книг и статей, написанных о сибирских народах в разное время.

Надеемся, что, прочитав эту книгу, читатель уже не сможет считать огромные просторы от Уральского хребта до Камчатки и Курил безлюдной пустыней или землей, заселенной дикарями, до вторжения туда русских. Не сможет он теперь судить о древнем населении Сибири как о дикарях, не имеющих своей культуры и обретших цивилизацию только благодаря экспансии европейцев.

Эта книга о Земле Сибирской и о тех народах, которые ее населяют: о хантах и манси, эвенках и ненцах, чукчах и якутах — тех племенах, что и поныне живут на «исконно русских» землях.

Поначалу Русская земля прирастала севером. Но вскоре пушнины, которая была основным экспортным товаром на Руси, здесь стало совсем мало. Повыбили зверя, не жалеючи. Надо было уходить «за соболем» все дальше и дальше. Так впервые новгородские ушкуйники добрались до Западной Сибири. То, что они там увидели и услышали, по возвращении сообщили согражданам, которые собрали эти сведения в одну книгу под названием «Сказание о человецех незнаемых». Этими «человецами» были ненцы, ханты и другие племена пока еще нерусской Сибири.

При чтении «Сказания» создается впечатление, что все там написанное — сказки для детей, но Д. Анучин[1], разобрав «Сказание», пришел к выводу, что в нем собраны истинные сведения, правда, иногда неправильно понятые или искаженные при передаче местным населением, говорившим не по-русски.

Однако лучше самого Анучина рассказать об этом невозможно, поэтому приведем его статью целиком, добавив только несколько рисунков и комментариев к тексту.

Д. Анучин. Из истории ознакомления с Сибирью до Ермака[2]

«На восточной стороне, за Югорскою землею над морем живут люди САМОЕДЬ, называемые МОЛГОН-ЗЕИ. А еда их — мясо оленье да рыба. Да между собою друг друга едят. А гость к ним откуда придет, и они детей своих закалывают для гостей, и тем кормят. А если какой гость у них умрет, то они и его съедают, а в землю не хоронят. И своих так ож. Люди эти ростом невелики, плосковидны, носы малы. Но резвы весьма и стрелки скорые и меткие. А ездят на оленях и на собаках. Платье носят соболье и оленье. Товар их — соболя.

В той лее стране другая самоедь такова: называется ЛИННАЯ. Летом месяц живут в море, поэтому на суше не живут. Ибо тело у них трескается, и они тот месяц в воде лежат, а на берег не смеют вылезти.

В той же стране есть и иная самоедь, по пуп люди мохнаты до низу, а от пупа к верху как обычные люди. Еда их — рыба и мясо. Торгуют соболем, песцом и пыжами (шкурами молодых оленей), а так же оленьими кожами.

В той стороне иная самоедь. Вверху рты на темени, и не говорят, внешне похожи на обычных людей, но когда едят, то крошат рыбу или мясо и кладут под колпак или под шапку. И, начав есть, плечами двигают вверх и вниз.

В той же стране и иная самоедь, как все прочие люди. Но зимою умирают на два месяца. Умирают лее так: как где кого застанет в те месяцы, то так и сядет, и у него из носа вода изойдет, как от потока, да примерзнет к земле. И если человек из иной земли по незнанию сосульку ту отобьет и его сопхнет с места, то тот умрет, и уже не оживет. А не сдвинет с места, тот оживет и, увидев, что произошло, говорит ему: «Зачем меня, друже, изуродовал?» А остальные оживают, как солнце на лето вернется. Так ежегодно оживают и умирают.

В той лее стране вверху Оби великой, есть земля, именуемая БАИД. Леса на ней нет, и люди как все прочие. Живут в земле. Едят мясо соболье, а никакого иного зверя у них нет, кроме соболя. Платье носят все соболье. И рукавицы, и ногавицы. А иного платья у них нет. Ни товара никакого нет. Но соболя у них черны и весьма велики. Шерсть живого соболя по земли волочится.

В той же стране и иная самоедь. По обычаю — люди, но безглавы, рты у них между течами, глаза на груди. Еда их — сырые головы оленей. И когда они едят, то головы оленьи мечут себе в рот на плечи, а на другой день кости измещут из себя туда лее. Не говорят. Оружие их — трубка железная в руке, а в другой руке — стрела железная. Стрелу вкладывают в трубку и бьют молотком по стрелке. А товара у них никакого нет.

Вверху той реки Оби есть люди, которые ходят по-под землею день и ночь, с огнем, и выходят на озеро. И над тем озером свет пречуден. И город великий, а посада нет у него. И кто поедет к городу тому, то слышит громкий шум в том городе, такой лее, как и в прочих городах. А как придут в город, а людей то в нем и нет, и шума не слышно никакого. И никаких животных. Но в любом дворе еды и питья всякого много и товару всякого, кому что надобно. И пришедший, положив цену против того, что ему надобно, возьмет себе, и прочь отходит. А если кто без оплаты возьмет и прочь отойдет, то товар у него пропадет и опять на своем месте окажется. И как прочь отходят от того города, то шум опять слышится, как и в прочих городах.

В восточной же стороне есть иная самоедь КАМЕНСКАЯ. Находится она около Югорской земли и живут по горам высоким. Ездят на оленях и на собаках. Платье носят соболье и оленье, едят сырое мясо оленей, и собак, и бобра. И кровь пьют человечью и всякую. И есть у них лекари, у которого человека внутри не здраво, и они брюхо режут, внутренности вынимают и очищают и вновь заживляют.

Да в той же самоеди видали с горы подле моря, говорят старые люди, мертвых своих идущих, и было их множество, и за ними идет громадный человек, погоняя их палицей железной».

В первый раз только что приведенная статья была напечатана гном Фирсовым в его сочинении (диссертации) «Положение инородцев северо-восточной России в Московском Государстве»[3]. В этом сочинении, в отделе, посвященном обзору жизни инородцев перед временем вступления их в состав Московского Государства, в разделе, озаглавленном: «Инородцы на севере Европейской России и в Западной Сибири», автор, между прочим, говорит: «Обо всех, впрочем, народностях, как к северу Великой Перми и Югорской земли, так и к востоку и югу русские почти ничего не знали ранее XVI и XVII столетий. Югорская земля была крайним пределом, до которого простирались более или менее положительные географические сведения. Походы русских в эту страну во второй половине XV столетия, как кажется, не совсем рассеяли те баснословные толки, предметом которых долгое время был Югорский край, и которые, представляя его землею мрака и обитателей немыми существами, умиравшими на зиму, возникли и разнообразились, вероятно, вследствие хвастовства людей, бывавших там, и легковерия общества. По крайней мере, во времена Герберштейна не переставали ходить в Москве подобные толки относительно Югорской земли. Тем крепче они могли держаться в публике, что земля вогулов, после опустошительного похода на нее в 1499 году князя Семена Курбского, не была окончательно покорена властью Московской и, как кажется, господство последней над ней, в течение XVI века, было более номинальным, чем действительным. Что же касается до других стран и народов, лежавших к северу и, востоку от этой земли, то о них рассказывались часто сказочные вещи, и этим рассказам, как видно, верили до тех пор, пока русские не стали крепкою ногою в Сибири и не дали знать миру, что тут живут тоже люди, со всеми принадлежностями человеческой породы, отличающиеся от других только языком и образом жизни». К этому месту сделано примечание, в котором автор говорит: «Так как во всякой сказке есть доля правды и так как, с другой стороны, сказка говорит о направлении фантазии общества, среди которого пользуется кредитом, то привожу здесь отрывок в этом роде, заимствованный из сборника Соловецкой библиотеки (при Духовной Казанской Академии, № 844, л. 303 — 308) и доставленный мне А.С. Павловым», — и затем приводит (петитом) помещенную выше статью, очевидно с той же копии, которою пользовались и мы.