– О! – воскликнула она, увидев свое отражение в зеркале и отметив, что выглядит отдохнувшей.

Освежив тело контрастным душем и аккуратно собрав с себя влагу бамбуковым полотенцем, Нина вышла из ванной почти счастливая. Бросив тоскливый взгляд в сторону кухни, она решительной рукой сменила банный халат на шорты и майку, а комнатные тапки, которые нашлись в ванной – на беговые кроссовки за четыреста долларов.

Ее ждала сорокапятиминутная пробежка трусцой с ускорениями, потом упражнения на пресс, отжимания и скакалка – стандартная утренняя программа, после которой Нина наслаждалась завтраком: обезжиренным творогом, овсянкой на воде и двумястами граммами куриной грудки, приготовленной на пару.

– Какое счастье, что у меня есть, где бегать, – буркнула Нина, глядя через окно во двор.

Отсюда отлично просматривались прорезиненные беговые дорожки и местами вытоптанный футбольный газон. Она знала, что как только ступит на стадион, то остатки ее плохого настроения тут же улетучатся, вытесненные свежим воздухом и движением. Не устоят под натиском эндорфинов. Надо только выйти, не уснув нигде по дороге…

Нина вздохнула и решительно толкнула входную дверь. Выйдя, она замкнула квартиру на три оборота и аккуратно поместила ключ на верхнюю горизонтальную планку дверного косяка, предварительно убедившись, что за ней никто не наблюдает. Бегать с ключом было очень неудобно, а бросать квартиру незапертой Нина Смоленская не решалась.

Теплый августовский ветер своей невидимой рукой нежно провел по ее лицу. Нина сощурилась от яркого солнца и двинулась к стадиону. Там она, не мешкая, перешла на трусцовый бег, и уже после первого ускорения раздражения заметно поубавилось. После второго мир стал казаться привлекательным. Третье Нина делать не стала, побоялась утомиться. Сегодня столько работы!

На трибуне, на самом верху, появилась фигура. Нина глянула на нее без особого интереса. На этот стадион приходили тренироваться жители окрестных домов, но в основном по вечерам, оставляя утренние часы в полное Нинино распоряжение. Смоленская не любила толпу.

– Может, приходить еще раньше? – спросила она сама себя.

Теперь, когда она была бодра и весела, те муки, что она претерпела, стаскивая себя с кровати, казались ей сущим пустяком.

Нина поднялась на носочки. Икроножные мышцы болезненно напряглись, но она терпела. Икры тоже должны быть тренированными, иначе можно попрощаться с каблуками.

Она уже принялась за растяжку сидя, когда фигура бодро спустилась с трибуны и превратилась в мужчину со смутно знакомыми повадками.

– Где я его видела? – спросила она шепотом сама себя, наклоняясь к левой ноге и украдкой рассматривая пришельца.

Когда Нина наклонялась к правой ноге, а он пробегал второй круг по треку, она успела его разглядеть: крепкий, невысокого роста, шапка прямых русых волос и широко расставленные, как у ленивца, глаза с тяжелыми веками без ресниц.

Этот тяжелый взгляд Нина не забудет никогда в жизни! Четыре года назад погожим летним вечером эти глаза смотрели на нее оскорбительно трезвым взглядом, в котором смешались самодовольство и брезгливость.

Нина резко подскочила с газона, едва не повредив мышцу. Ну уж нет! Она, Нина Смоленская, не будет делить стадион с этим уродом! Она решительно зашагала к выходу и уже преодолела середину пути, когда услышала, как кто-то тихо и вкрадчиво зовет ее по имени.

– Нина.

Тошнота подкатила к ее горлу, и Нина невольно перешла на бег. Через несколько секунд она уже неслась во весь опор, поддавшись панике.

– Не смей! Не смей называть меня по имени! – бормотала она, нащупывая ключ и вставляя его в замочную скважину.

Она влетела в квартиру, громко хлопнув дверью, и сделала то, чего не делала уже четыре года, а именно: заперлась на все замки на своей бронированной двери, каждый повернув на максимальное количество оборотов. Но даже этого Нине показалось мало, и она кинулась к окнам. Она захлопывала одно за другим, опускала жалюзи и задергивала занавески, не замечая, что по ее щекам текут слезы.

– Четыре года прошло! – вслух сказала Нина и бурно разрыдалась.

Она сползла по стене, на которую за секунду до этого оперлась в бессилии, упала на пол и принялась кататься по нему, содрогаясь в рыданиях и колотя кулаками паркет.

Вдруг Нина схватилась за горло: у нее перехватило дыхание. Снова приступ удушья!!! Потому что она всё видела, но никому ничего не сказала! Она во всем виновата! Что теперь будет? Что теперь будет? Что теперь будет?

Она выкрикнула последний вопрос вслух, и ее рыдания прекратились так же внезапно, как и начались. Нина приняла сидячее положение и вытерла лицо рукой, некстати вспомнив, что если трогать потное и неумытое после тренировки лицо грязными ладошками, то могут появиться прыщи.

Чему ее научили четыре года беспрерывной и интенсивной психотерапии, так это задавать правильные вопросы. Нинина истерика прекратилась так внезапно, потому что ее опьяненный адреналином разум по старой привычке вдруг задал тот самый, правильный вопрос.

– Чего они от нас хотят?

Нина произнесла вопрос вслух, словно пробуя его на вкус.

– Чего они от нас хотят?

Четыре года семеро высококвалифицированных и хорошо оплачиваемых психотерапевтов пытались излечить ее от этого липкого и душного чувства вины за ту июльскую ночь с помощью различных методик. Пока сработала только одна – «Правильно заданный вопрос».

– Чего они хотят от меня?

Через два часа Нина, совсем успокоившись (но на всякий случай проглотив четвертинку феназепама), сидела в кофейне на углу, на первом этаже своего дома. Перед ней стоял ее новенький «мак» – подарок Пашки на день рождения. Надо было сделать кое-какие дела, но не хотелось оставаться в одиночестве. Нине казалось, что в любую секунду кто-то нежеланный и пугающий может позвонить в дверь, и ей не хотелось остаток дня жаться к батарее маленьким испуганным комочком. Самый простой способ сохранить самообладание и продуктивность – выйти к людям, затеряться в биомассе, заслониться человечеством.

С монитора подмигивала электронная почта. Ей пришло одиннадцать новых писем, которые она никак не могла заставить себя прочитать. Голова была занята лихорадочными размышлениями.

Рассказать Павлу? Он будет так зол!

Сказать Лавровичу? Алисе? Сказать Павлу, чтобы тот сказал Лавровичу или Алисе, и избежать неприятного разговора?

Когда правильно задаешь вопрос, ответ находится сам собой. Есть ли в их компании человек, который сам хранит постыдную тайну? Человек, у которого едва ли хватит духу ее осудить? И через секунду – оп! Ответ нашелся сам собой, а руки потянулись к телефону и набрали номер.

– Привет, – дружелюбно пропела Нина, – не отвлекаю? Хорошо. Мне надо сегодня кое о чем с тобой переговорить. Да, это важно! Выкрои, пожалуйста, для меня место в своем расписании! Хорошо, сегодня в семь я – у тебя.