В легенде их называли непривычным нашему уху словом.

Хюльдры.

Несмотря на доброту, нежность и легкость, что окружали их плотным маревом, кое-кому хюльдры виделись сосредоточением тьмы и порока. Так получалось оттого, что девы этого племени были искусны в любви. Они туманили мужчинам разум, околдовывали, очаровывали, заманивали, танцевали свои смелые танцы и пели свои пронзительные песни. Увидев хюльдру, путники сбивались с дороги, пастухи теряли свои стада, верные мужья оставляли своих жен ради прекрасной пастушки с коровьим хвостом, что жила высоко в горах. Но уж если ей самой случалось полюбить, то любила она искренне и преданно.

– А как они выглядели? – поинтересовался Мальчишка тоненьким голоском.

Черноглазый хищно улыбнулся и приложил палец к губам.

– Хюльдры – дочери северного леса, – продолжил он, отхлебнув виски и закурив следующую сигарету. – Легенда воспевает их волосы, что светлы и легки, словно паутина, сотканная августовским пауком. Их глаза, что зелены, словно мох на деревьях, чьи стволы почти не видели света, но знали много влаги. Их кожу, что бела и нетронута солнцем, и их движения, что плавны и грациозны, словно их телами танцевала сама природа. И, наконец, их улыбки, теплые и озорные, от которых захватывало дух.

Черноглазый на секунду зажмурился, будто внутри него провернули раскаленный прут. Открыв глаза, он опрокинул в себя остатки выпивки и, подавшись вперед, спрятал лицо в ладонях.

Сгорающий от нетерпения Мальчишка взглянул на Старую Актрису вопросительно: ему хотелось поскорее услышать продолжение. Та почти незаметно покачала головой. Мальчишка понял, что торопить рассказчика не стоит.

Тем более, что торопиться им совершенно некуда.

***

Алиса вздрогнула и открыла глаза. Стюардесса трясла ее за плечо и по-английски просила выключить лэптоп.

Она задремала над текстом для своей еженедельной колонки в женском журнале. Текст получился до невозможности глупым. В нем Алиса сравнивала стиль жизни потенциальной читательницы с чашками и пыталась подвести ту к выводу, что вкушать утренний кофий нужно не из щербатой лоханки из плохо обожженной глины, а из тонкого фарфора своей прабабки или хотя бы из толстостенной кружки с памятной надписью «Гарвард Ло Скул, выпуск 2005 года». Ее сонный взгляд упал на последнюю строчку: «Все ныне существующее может быть представлено в виде блюдца».

– Чушь несусветная, – пробормотала Алиса и решительно стерла все написанное.

– Выключите, пожалуйста, компьютер, – снова, уже по-русски, попросила терпеливая стюардесса, – мы заходим на посадку.

– Да, конечно, простите, – сказала Алиса и, улыбнувшись, захлопнула крышку.

Она заправила за ухо выбившуюся из косы светлую прядь и взглянула в иллюминатор. Самолет – «Аэробус А320», совершающий рейс «Город Б – Осло» – вынырнул из свинцовых облаков, и теперь пассажиры могли видеть землю, разделенную на аккуратные участки и утыканную свертками со скошенной травой. Аэробус пошел на снижение.

«Наш самолет произвел посадку в аэропорту Гардермуэн. Температура за бортом шестнадцать градусов выше нуля. Просьба оставаться на местах до полной остановки двигателей. Наш полет окончен. Желаем вам всего доброго», – произнес капитан.

Этим летом Россия горела. Из-за аномальной жары в сорок пять градусов вокруг столицы вспыхнули торфяники, и страну вместе с ее аэропортами и телеграфами окутал плотный смог. Но Алиса твердо верила, что ее самолет сможет продраться сквозь этот удушливый туман и достигнуть «земли обетованной», которой этим летом стала для нее Норвегия: здесь шли дожди и воздух был чист и свеж.

Кроме жажды кислорода Алису влекло сюда еще одно важное дело. Она во что бы то ни стало хотела помирить свое благородное семейство, которое раскололось надвое, когда старший брат Василий Заваркин оставил любимую женщину, родившую ему ребенка, и надолго укрылся в норвежских лесах.

Алиса знала все обстоятельства драмы и изо всех сил старалась его не осуждать. Временами ей это удавалось, и даже приходила уверенность, что, будь она на его месте, то поступила бы точно так же.

Но иногда она его просто ненавидела. До красной пелены в глазах.

Это гадкое чувство чаще всего накрывало Алису после возни с племянником. Крохотный белобрысый паренек, смышленый не по годам, будил в ней такую нежность, что она невольно задавалась вопросом: как можно было оставить такую милую кроху?

И каждый раз Алиса одергивала себя, вспоминая, что ее брат никогда не видел сына даже на фотографии. Она тут же успокаивалась и принималась исправлять эту оплошность.

Алиса фотографировала подрастающего Васю-младшего и методично и аккуратно подклеивала снимки в альбом, снабжая их памятными надписями. Вот мальчик водит фломастером по бумаге с самым серьезным видом. Вот ест творог и смеется, испачкав щекастую физиономию до самых бровей. Вот делает первые шаги: на его мордашке восторг оттого, что он впервые сам шлепает своими маленькими ступнями по земле. Он не видит, что сзади стоит мать, готовая подхватить его, как только понадобится. Стройные бедра Анфисы Заваркиной, обтянутые джинсами, тоже попали в кадр и смотрелись очень соблазнительно.

Алиса так рьяно взялась за составление альбома, пополняя его снимками каждую неделю, что за пять лет Васиной жизни он распух в двухсотстраничный том и еле поместился в чемодан, собранный для путешествия в Норвегию.

Пограничник неожиданно тепло улыбнулся Алисе и поставил штамп о пересечении границы.

– Добро пожаловать в Норвегию, – сказал он по-английски.

– Спасибо, – отозвалась Алиса и направилась к стеклянным дверям, которые уже пропустили на норвежскую землю счастливцев с европейскими паспортами.

– Нас как скотину держат, – раздраженно произнес кто-то сзади по-русски.

Алиса с любопытством оглянулась и увидела своего соседа по самолетному креслу. Скривив лицо в оскорбленной гримасе, он едва сдерживался, чтобы не сплюнуть на чистый сверкающий пол Гардермуэна. Рядом с ним стоял высокий симпатичный парень с непослушными каштановыми волосами. Он откинул с лица длинную челку и с иронией взглянул сначала на блюстителя национальной гордости, а потом на Алису, скорчив смешную рожу. Алиса усмехнулась краешком рта и выпорхнула на норвежскую землю.

Ожидая свой чемодан у багажной ленты, Алиса решила подбить промежуточные итоги. Ну что ж… Раз! Самолет не только сумел вылететь из смога, но и мягко приземлился в Осло. Два! Ее распухший чемодан не потерялся и не раскрылся. Алиса увидела, как он благополучно шлепнулся на ленту. Три! Метеослужба не обманула, и в Осло ее встретил чудесный освежающий дождь и прохладный, кристально чистый воздух, который она смогла оценить в полной мере, выйдя из здания аэропорта и сделав глубокий вдох.

Увернувшись от такси по четыре евро за километр, Алиса побежала к аэроэкпрессу.

Купив билет в автомате с помощью любезной служащей аэропорта и подождав минуты три, она с удовольствием заняла удобное кресло у окна и тут же прилипла к стеклу. Разглядывая пейзаж, она раздумывала над удивительным: никто из мужчин, садящихся в поезд вместе с ней, не попытался помочь ей с чемоданом! В городе Б полвагона с энтузиазмом выдирало ее багаж друг у друга, не забывая посылать Алисе угодливые улыбки – она только и успевала раздавать «спасибо» и поклоны. В Осло никто и внимания не обратил, как она, краснея и пыхтя, заталкивала поклажу на вторую полку на багажной стойке. Видимо, женская самостоятельность в Норвегии приветствовалась, поощрялась и не считалась проявлением оголтелого феминизма. Алису это огорчило. Ей не нравилось самой таскать чемоданы.