ОБИДА Моей сестрёнке двадцать дней, Но все твердят о ней, о ней: Она всех лучше, всех умней. И слышно в доме по утрам: — Она прибавила сто грамм! Ну девочка, ну умница! Она водички попила — За это снова похвала: — Ну девочка, ну умница. Она спокойно поспала: — Ну девочка, ну умница. А мама шепчет: — Прелесть! В восторге от Алёнки.— Смотрите, разоделись Мы в новые пелёнки. — Смотрите, мы зеваем, Мы ротик разеваем!— Кричит довольный папа. И он неузнаваем — Он всю цветную плёнку Истратил на Алёнку. Я гвоздь в сарае забивал, И то не слышал я похвал! Обиду трудно мне скрывать, Я больше не могу. И вот я тоже лёг в кровать И стал кричать: — Агу! Взглянул мой папа на меня, Сказал он: — Не дури! Ты что вопишь средь бела дня, Как дети-дикари? Тогда я лёг лицом к стене, И ждал я нахлобучки. Вдруг мама бросилась ко мне: — Давай возьму на ручки? А я в ответ: — Я не грудной! Ты просто так побудь со мной. 1965 МЫ С ТАМАРОЙ
ДЕВОЧКА-РЁВУШКА[1] Что за вой? Что за рёв? Там не стадо ли коров? Нет, там не коровушка — Это Ганя-рёвушка Плачет, Заливается, Платьем утирается… Уу-уу-у!.. Вышла рёва на крыльцо, Рёва сморщила лицо: — Никуда я не пойду! Мне не нравится в саду. Уу-уу-у!..— Вот вернулась Ганя в дом, Слёзы катятся ручьём: — Ой, пойду обратно! Дома неприятно! Оо-оо-о!.. Дали Гане молока. — Эта кружка велика! В этой не могу я! Дайте мне другую! Уу-уу-у!.. Дали рёвушке в другой, Рёва топнула ногой: — В этой не желаю! Лучше дайте чаю! Аа-аа-а!..— Уложили Ганю спать, Плачет рёвушка опять: — Ой, не буду спать я! Ой, наденьте платье! Уу-уу-у!.. Тут сбежался народ. Чтоб узнать: кто ревёт? Кто всё время плачет? Что всё это значит? Видят — девочка стоит, Очень странная на вид: Нос распух, что свёкла, Платье всё промокло. Оо-оо-о!.. Уу-уу-у!.. — Что ты плачешь, рёвушка, Рёвушка-коровушка? На тебе от сырости Плесень может вырасти. 1929 ДЕВОЧКА ЧУМАЗАЯ[2] — Ах ты, девочка чумазая, где ты руки так измазала? Чёрные ладошки; на локтях — дорожки. — Я на солнышке лежала, руки кверху держала. ВОТ ОНИ И ЗАГОРЕЛИ. — Ах ты, девочка чумазая, где ты носик так измазала? Кончик носа чёрный, будто закопчённый. — Я на солнышке лежала, нос кверху держала. ВОТ ОН И ЗАГОРЕЛ. — Ах ты, девочка чумазая, ноги в полосы измазала, не девочка, а зебра, ноги — как у негра. — Я на солнышке лежала, пятки кверху держала. ВОТ ОНИ И ЗАГОРЕЛИ.  — Ой ли, так ли? Так ли дело было? Отмоем всё до капли. Ну-ка, дайте мыло. МЫ ЕЁ ОТОТРЁМ. Громко девочка кричала, как увидела мочалу, цапалась, как кошка: — Не трогайте ладошки! Они не будут белые: они же загорелые. А ЛАДОШКИ-ТО ОТМЫЛИСЬ. Оттирали губкой нос — разобиделась до слёз: — Ой, мой бедный носик! Он мыла не выносит! Он не будет белый: он же загорелый. А НОС ТОЖЕ ОТМЫЛСЯ. Отмывали полосы — кричала громким голосом: — Ой, боюсь щекотки! Уберите щётки! Не будут пятки белые, они же загорелые. А ПЯТКИ ТОЖЕ ОТМЫЛИСЬ. — Вот теперь ты белая, Ничуть не загорелая. ЭТО БЫЛА ГРЯЗЬ. 1928 |
