Прошли три дня отдыха, но разведчики по-прежнему глядели невесело. Вечером взвод построился, чтобы получить задание. Капитан Терещенко, отдавая приказ, и не вспомнил о «языке» — взвод получил задачу наблюдать и слушать противника в районе высоты 168. Это было куда проще, и ребята заметно приободрились, хотя каждый из нас понимал, что Терещенко попросту удлиняет разведчикам передышку.

Высота 168 находилась за озером, а на пути к ней — почти посредине озера, чуть ближе к противнику — возвышался скалистый островок. На него-то мы и прицелились. Во-первых, оттуда было рукой подать до вражеской обороны, а во-вторых, там в расщелинах можно укрыться от минометного и артиллерийского огня. Мы провели на острове несколько ночей, а временами по двое, по трое ходили до самых заграждений противника, чтобы слушать его траншеи. На седьмую ночь трое разведчиков, спустившись на лед, чтобы идти к высоте, наметили на снегу телефонный кабель и следы. Они тянулись в сторону нашей обороны, а другим концом уходили к сопке Горелой. Мы решили, что к нашим позициям на Орлином гнезде по льду озера подобралась разведка противника с телефонной связью. Отправив двоих ребят предупредить командование, мы решили провод пока не трогать, а когда немецкие разведчики утром пойдут обратно, встретить их как полагается.

Ребята укрылись внизу в нише скалы, защищавшей от ветра, а мы с Ваней Ромахиным остались наверху. Пристально всматриваемся в темноту: в любой момент может появиться враг. Когда стало светать, мы заметили, что в мертвой зоне под высотой Орлиное гнездо у нашей обороны действительно находятся немцы, но не маленькая группа наблюдателей, а человек восемьдесят-сто. Сразу же выпускаем длинные очереди из автоматов, даем немцам понять, что обратный путь через озеро им отрезан. Но, к нашему удивлению, гитлеровцы не стали отходить. Казалось, они не придавали никакого значения тому, что за спиной у них появились русские автоматчики.

«Ага, — думаю, — нас не хотят принимать всерьез? Что ж, мы еще заявим о себе, не век же им торчать под нашей обороной!»

Небо посерело, и немцы задвигались. Посылаю Ромахина вниз привести ребят, но едва связной успел спуститься со скалы, как гитлеровцы открыли по острову густой минометный и артиллерийский огонь. На мое счастье, мины и снаряды рвались большей частью на южной и западной стороне островка, а на скалу, где я лежал, не упало ни одного снаряда. Я увидел, что с высоты Горелой навстречу своим разведчикам выходит большая группа немцев. Но их тут же загнал обратно огонь нашей артиллерии.

Однако немецкая рота разведки двинулась прямо на остров, а мой взвод не мог подняться из-за сильного огня, который гитлеровцы не прекращали ни на минуту. Цепь немецких солдат быстро подошла к острову, и, прячась за камнями, начала подниматься прямо на мою вершинку. Ни убежать, ни спрятаться. Один против целой своры. Ну уж коли отдавать жизнь, то подороже!. Жду еще пару минут и нажимаю спусковой крючок. Ужас! Затвор автомата медленно скользит в пазах. Понимаю, что виновата загустевшая на морозе смазка. Сорвав кольца с гранат, бросаю их одну за другой в фашистов. Становлюсь на лыжи, лечу к обрыву и — будь что будет — прыгаю вниз с высоты примерно пяти-шести метров на лед озера. Тут же чувствую сильный удар в спину и вижу красное небо, красный снег, красное озеро — все кругом красное. Оказалось, какой-то фриц запустил в меня ракетой. Спас меня плотный полушубок. Приземлившись на лед, я услышал треск сломавшихся лыж и, почти ничего не соображая, машинально побежал по направлению к высоте Горелой, занятой противником. Немцы, ослепленные ракетой, начала потеряли меня из виду, а потом начали палить в ту сторону, куда я должен был убегать, по их расчетам.

Все еще в каком-то ошалелом состоянии я добрался до самого подножья вражеской высоты, прошел немножко вдоль ее склона, а затем тронулся напрямик через свое минное поле к Орлиному гнезду. Как я выбрался из всех передряг того дня, не понимаю до сих пор. От ребят взвода я потом узнал, что стрелявшие в меня немцы спокойно ушли на высоту 168 без единой потери. Мои разведчики в это время сидели, затаившись в расщелине скалы, и не смели высунуть нос. Это они правильно сделали — их перещелкали бы как куропаток.

Через некоторое время ребята добрались до своих траншей, и только тут, отдышавшись и перекладывая в памяти случившееся, мы поняли, что излишняя самоуверенность и расчет на глупость врагов прямиком вели нас на тот свет, а спасла взвод только редкая и странная случайность, которая бывает один раз за войну.

Урок, который преподали нам фрицы в январе 1943 года на заснеженном скалистом островке, разведчики крепко запомнили и потом в подобных ситуациях вели себя в тысячу раз бдительнее, а главное с уважением относились к противнику, к его способности быть не глупее нас самих.

Конфузная и одновременно счастливая для нас стычка с немцами на островке не изменила намеченного плана брать «языка» с высоты 168, и мы продолжали подготовку к операции, проводили тренировочные занятия. Определили группу захвата: мы с Ромахиным, Иванов, Крылов, Гришкин и Верьялов. Первая тройка непосредственно захватывает «языка», а остальные обеспечивают безопасность с флангов. Группа прикрытия должна была засесть на островке против высоты 168 и находиться там до конца операции, действуя в зависимости от обстановки.

Вот и конец хлопотам. Сегодня в ночь — поиск. Значит, надо сделать все, чтобы ребята не думали о предстоящем деле, отдохнули, проветрили головы. Таков закон разведчиков. Тут на помощь приходит испытанное боевое средство — песни. Песни в тихой вечерней землянке не только отвлекали, но и давали подсознательную волевую зарядку, будили в человеке жизненную энергию.

Группа прикрытия ушла на островок, а мы шестеро собрались в большой землянке. Дима Иванов подстраивает гитару, и Николай Верьялов тихо запевает нашу любимую:

Николай поет с заметным татарским акцентом, и оттого песня звучит еще трогательнее. Тихо, но дружно вступают наши голоса, из которых особенно выделяется высокий тенорок Дудочки.

Пальцы Димы Иванова, длинные и тонкие, плавно перебирали струны, и как-то не верилось, что они могут крепко сжимать кинжал. Потом пели опять грустную песню о разведчиках, сочиненную, должно быть, где-нибудь в землянке:

Потом мы долго сидели и молчали, думая каждый о своем, пока не пришел посыльный: «Явиться к начальнику разведки полка!»

Натягиваем белые маскировочные костюмы, берем оружие и выходим. В землянке у капитана Терещенко сидит начальник штаба полковник Каширский. Он-то и дает приказ — захватить контрольного пленного, особо подчеркивая, что командование полка давно не имеет свежих данных о противнике. Потом офицеры по-дружески желают нам удачи.

Мы подходили к своему переднему краю, когда повалил густой снег и разыгрался сильный северо-западный ветер. Это нас не удивило и не встревожило: север остается севером, и пурга для него не диковинка. Однако, выбравшись из траншеи, мы ослепли — буран застилал глаза и все вокруг. Двинулись гуськом, почти касаясь друг друга.

Согласно намеченному плану, группа захвата должна присоединиться на островке к группе прикрытия к двадцати трем часам. А мы вот уже третий час кружим в непроглядной снежной пелене и не можем понять, где земля и где небо. Пробуем пустить ракету, но она, едва выскочив из ствола, тут же пропала в белесой мгле. Хуже всего угнетала неизвестность: где мы находимся в настоящее время? Может, в тылу противника, может, на ничейной земле, или, может, в своем тылу.