Размышления Зенобии прервало появление горничной, которая объявила о прибытии мистера Джеймса и миссис Карфакс. Они вошли в комнату практически вслед за ней. Зенобия с интересом разглядывала молодых людей, пока их представляли друг другу. Джеймс Карфакс был выше среднего роста, стройный, элегантный, с приятной улыбкой, которая ничего не выражала. Он слаб, подумала Зенобия, он не из тех, с кем она решилась бы плыть по великим рекам Африки, — запаниковал бы в самый ответственный момент.

Хелен Карфакс кардинально отличалась от своего мужа. В ней чувствовалась сила, ее нельзя было назвать красавицей, однако она отличалась миловидностью. Зенобия сразу разглядела в ее поведении признаки стресса: она заламывала руки, теребила носовой платок, поправляла перчатки, вертела кольцо на пальце. О глубоких переживаниях свидетельствовала и ее неестественная бледность, и скованность движений, как будто у нее болели все мышцы. Зенобии сразу стало ясно: молодая женщина испытывает не только горе и боль утраты, но и страх перед грозящей потерей. А ее муж, судя по всему, даже не догадывается ни о чем.

— Как поживаете, мисс Ганн? — Джеймс слегка склонил голову. Он был обаятелен, непосредственен, его улыбка излучала неподдельную искренность. — Надеюсь, мы не помешали вам? Я довольно регулярно навещаю маму, у нас к ней нет срочного дела. Сейчас мы в трауре, поэтому выезжаем редко, и я решил, что нам будет полезно немного развеяться. Прошу вас, не сокращайте свой визит из-за нас.

— Как поживаете, мистер Карфакс? — поприветствовала его Зенобия, разглядывая с нескрываемым интересом. На нем был костюм очень красивого покроя, его дополняли шелковая сорочка и печатка, подобранная с большим вкусом. Сапоги тоже были ручной работы, причем, как она догадалась, из импортной кожи. Кто-то назначил ему очень щедрое содержание, и это была отнюдь не леди Мэри, если только не предположить, что за прошедшие годы ее характер полностью изменился. Зенобия знала, что та тратила деньги скупо, осторожно, проверяя, куда уходит каждый пенс. В этом проявлялась ее власть. — Вы очень великодушны, — сказала она, хотя эта фраза была данью вежливости, а не высокой оценкой его душевных качеств.

Джеймс указал рукой на Хелен.

— Позвольте представить вам мою жену.

— Как поживаете, мисс Ганн? — послушно проговорила Хелен. — Рада познакомиться с вами.

— Я тоже, миссис Карфакс. — Зенобия сдержанно улыбнулась. — Позвольте выразить вам мои глубочайшие соболезнования в связи с вашей утратой. Человек, наделенный душой, не может не сочувствовать вам.

Хелен опешила от таких слов. Вероятно, мыслями она была где-то далеко.

— Спасибо, — пробормотала она. — Это очень любезно с вашей стороны… — Очевидно, она уже забыла, как зовут Зенобию.

Следующие полчаса прошли в легкой, ни к чему не обязывающей беседе. Было совершенно очевидно, что Джеймс очень близок с матерью, во всяком случае, в социальном плане, если не в эмоциональном. Зенобия наблюдала за этой семейкой с возрастающим интересом и периодически поглядывала на Хелен, когда та смотрела на мужа. По самым банальным словам, по обмену любезностями, по паузам между фразами, по вспышкам негодования или боли во взгляде молодой женщины Зенобия догадалась, насколько сильно она страдает от неутоленности желаний.

Зенобия хорошо знала Мэри Карфакс, поэтому ее отношение к сыну совсем не удивляло ее. Мать одновременно баловала и подавляла его, льстила ему, прощала тщеславие и завышенные запросы — и в то же время крепко сжимала в унизанной кольцами руке ключик к замочку на кубышке с деньгами. Это неизбежно вызывало у ее сына тщательно скрываемое за благовоспитанностью негодование, метания между благодарностью и злобой, стремление освободиться от зависимости. Он подспудно понимал, что она считает его замечательным, лучшим и при этом сомневался, что оправдывает столь высокую оценку. Если бы убили Мэри Карфакс, Зенобия сразу поняла бы, где искать убийцу.

Но убит был Этеридж. И сразу на ум приходила мысль о деньгах — огромных, таких, которые помогли бы Джеймсу Карфаксу обрести столь желанную независимость. Но от кого? Только от Мэри — после принятия закона о собственности замужних женщин деньги привязывали его к Хелен.

Но привязали бы? Одного взгляда на бледное лицо Хелен, которая либо не спускала глаз с мужа, либо слепо смотрела в окно, было достаточно, чтобы сказать: она любит мужа сильнее, чем он ее. Она превозносит его, оберегает его. Стоит ему ласково заговорить с ней, как у нее от удовольствия на щеках появляется румянец. Но если его тон становился снисходительным, если он превращал ее в объект обидных и даже жестоких шуток, в ее глазах тут же появлялась боль. Хелен была готова отдать ему все, что он пожелает, чтобы купить его любовь. Зенобия видела это и всем сердцем сочувствовала Хелен, зная, что той суждено вечно страдать от этой муки и искать в муже то, чем он просто не обладает и, следовательно, что не может ей дать. Должно произойти нечто невообразимое, чтобы Джеймс Карфакс нашел в себе силы вскрыть в своей душе источник большой и чистой любви. Мысли о Хелен всколыхнули в Зенобии воспоминания о далеких днях в Африке, окрашенных мучительным сознанием того, что ее возлюбленный никогда не вернется. Да, на своем пути она встречала разных людей, и ей тоже нравились слабые мужчины, но еще тогда сделала вывод, что от утлого суденышка мало пользы, что скудость чувств отражает скудость душевных качеств мужчины — или женщины. Человек, не наделенный отвагой, или честью, или состраданием, отдаст все, что у него есть, но этого будет мало для того, кто обладает большим сердцем.

Однажды Хелен Карфакс все это поймет, осознает, что невозможно получить от Джеймса или от кого-то другого то, чего у этого человека просто нет.

Зенобия вспомнила собственные романтические приключения, ту поспешность, с которой она бросалась в них, ту надежду, за которую цеплялась, и спросила себя: а не заплатила ли Хелен страшную цену за то, чтобы заполучить деньги, на которые можно было купить верность мужа? Представив, что эта молодая женщина убила своего отца, Зенобия похолодела от ужаса.

Затем она снова перевела взгляд на бледное лицо Хелен, которая не спускала глаз со стройной фигуры Джеймса. Нет, подумала мисс Ганн, эта женщина боится не за себя, а за него. Она подозревает, что это он убил — или как минимум причастен к убийствам.

Зенобия медленно встала.

— Уверена, леди Мэри, что вам надо в приватной обстановке обсудить семейные дела. В такой замечательный день я была бы рада непродолжительной прогулке. Миссис Карфакс, окажите мне любезность, составьте мне компанию.

Хелен так удивила ее просьба, что она не сразу сообразила, о чем речь.

— Мы могли бы прогуляться до поворота, — настаивала Зенобия. — Свежий ветер и солнышко пойдут нам на пользу, а ваше общество доставит мне огромное удовольствие. К тому же я смогу опереться на вашу руку.

Последние слова выглядели нелепостью: Хелен видела, что Зенобия вполне крепка и не нуждается в опоре, однако правила приличия не позволяли ей отказать в просьбе, высказанной в такой форме. Она извинилась перед мужем и свекровью, и пять минут спустя они с Зенобией уже шли по залитой солнцем улице.

Мисс Ганн понимала, что подступать к главному вопросу нужно окольными путями, однако решила, даже несмотря на риск нанести оскорбление, заговорить с Хелен напрямую, как с дочерью. И ради этого она собралась смешать искренность эмоций с некоторой долей вымысла.

— Моя дорогая, я всем сердцем сочувствую вам, — начала она, когда они отошли от дома на несколько ярдов. — Я тоже лишилась отца при трагических обстоятельствах. — У нее не было времени, чтобы в подробностях расписывать эту выдумку, она использовала ее как вступление к истории о своих якобы отчаянных попытках завоевать любовь мужчины, который не был способен на такое чувство, и о том, как она в конечном итоге лишилась целостности своей натуры, потратив состояние на то, чего не существовало в природе.