Выдворенные из своей общей спальни, Джон и остальные повара спали в кухне вместе с поварятами. Каждый день половник Сковелла звонко ударял по огромному медному котлу в очаге еще до рассвета. Потом главный повар ходил между столами и лавками, нюхая, пробуя, кивая или качая головой. Генри Пейлвик жаловался, что от такого количества народа у него в погребах нагревается воздух. Недовольного Пандара Крокетта поставили работать с поварятами в подсобной мистера Банса — обрезать корешки у зелени. А в судомойне мистера Стоуна не стихали плеск воды, звон посуды и раздраженная брань.
Кухня будет поделена на три части в соответствии со столами в Большом зале, объявил Сковелл. Король и королева со своими ближайшими придворными, сэр Уильям, леди Лукреция и Кэллоки займут места за столом на помосте. Под ними, за столами на высоких козлах, расположатся остальные придворные джентльмены, преподобный Япп, миссис Поул и прочие высшие слуги. А дальше, за низкими столами, грубо сколоченными усадебными плотниками, рассядутся все остальные.
Блюдо под названием «Танталов пруд», состряпанное Джоном, будет подано придворным джентльменам. А для короля Сковелл и Вэниан соорудят громадный многоярусный десерт, в котором будет представлена вся последовательность Творения, восходящая от бессловесных животных, вырезанных из овощей и фруктов, к самой королевской чете, изготовленной из марципана и кристаллизованного сахара.
В комнате главного повара Джон, Колин Черч, Льюк Хобхаус и Тэм Яллоп хлопотали над жаровнями, а мистер Вэниан отдавал распоряжения у рабочего стола позади них. Оттуда в пиршественные шатры, раскинутые на лужайках, подавальщики уносили изысканные угощения: пирожные в виде лебедей, корабль из фруктов, сахарную тиару с драгоценными камнями из глазури.
Лихорадочные дни мелькали один за другим. Едва Джон касался головой тюфяка поздним вечером, как уже опять приходилось вставать и браться за работу. Он выпек две тестяные корзины для «Танталова пруда». Глиняный горшок с сахарным сиропом стоял в погребе Генри Пейлвика. Леденцовые сокровища хранились под замкóм рядом. Поздним вечером накануне пира Джон решил в последний раз проверить сироп и тестяные корзины.
Тэм Яллоп искоса глянул на него из кондитерской, когда он проходил мимо по коридору. Подметавший пол Финеас на секунду вскинул глаза. В холодном погребе на самой верхней полке стояли в целости и сохранности выпечные корзины. Пожалуй, он сам перенесет их отсюда, подумал Джон. К ним с Филипом приставили на побегушки Симеона, но у мальчишки не самые надежные руки… Он окунул ложку в сироп. Сладкий точно в меру. Удовлетворенный, Джон зашагал прочь по пустому коридору. Теперь можно спать спокойно, подумал он. У него уже слипались глаза. Внезапно он услышал голоса.
Разговор доносился из пряностной комнаты Мелихерта, хотя в такой поздний час там никого не должно было быть.
— …С миногами совсем другое дело, — говорил один голос. — Сложнее всего снять с них шкурку. Используйте чистую салфетку, мой вам совет. Стягивайте медленно. И варите на самом медленном огне. Столько времени, сколько потребуется, чтобы медленно прочитать «Аве Марию»…
— Д-да вы еретик, — хихикнул второй голос.
— Бульон — это самое главное, — невозмутимо продолжал первый, — и все должно уходить в бульон…
Джон толчком распахнул дверь.
В глубине комнаты, у полок с пряностями мастера Рооса, стояли двое мужчин. Один из них, одетый в богатый шелковый дублет и со свечой в руке, был почти на две головы выше второго, в зеленой ливрейной куртке. Джон сразу узнал сэра Кенелма Дигби.
— Что вы здесь делаете? — сурово осведомился он.
— Что мы здесь делаем? — оскорбленным тоном переспросил сэр Кенелм. — Прежде чем заговаривать столь дерзко, сначала узнай, кто перед тобой.
— Я прекрасно знаю! — резко промолвил Джон. — Вы сэр Кенелм Дигби, чей отец пытался взорвать короля.
К его раздражению, мужчина в зеленом тихо рассмеялся. Меланхоличное лицо с аккуратно подстриженной бородкой казалось смутно знакомым. Верно, в церкви встречал, подумал Джон.
— В-вас разоблачили, сэр К-кенелм, — заикаясь проговорил собеседник обер-камергера. Он приблизился к юноше. — Но кто разоблачил, п-позвольте поинтересоваться?
— Джон Сатурналл, — ответил Джон, которого все сильнее раздражала самоуверенность домашнего клерка; здесь его владения. Его, Сковелла и других поваров. — Повар при мастере Сковелле.
— Сковелле? — повторил сэр Кенелм.
— Мастере Сковелле, — поправил Джон. — И посторонним вход в кухню воспрещен.
Но клерк даже бровью не повел:
— Вы хороший повар, мистер Сатурналл?
— Достаточно хороший, чтобы стряпать для короля, — отрубил Джон.
— А ну как вы оплошаете? А ну как ваши кушанья не п-понравятся его величеству?
— Мы никогда не плошаем. Сам сэр Уильям хвалит наши блюда.
— Ах да, п-похвала. Остерегайтесь похвалы. Окуните ложку г-глубже… — мужчина в зеленом указал на ложку в руке Джона, — и под сладкой коркой похвалы вы обнаружите горечь.
— Ха! Превосходно! — воскликнул сэр Кенелм. — Поистине проницательное замечание.
Джон нахмурился. Что имел в виду клерк? Окуните ложку глубже. Он указал на дверь и отрывисто сказал:
— Вам не дозволено здесь находиться.
Сэр Кенелм открыл было рот, собираясь возразить, но домашний слуга заговорил первым:
— Что ж, оставляем вас с вашими к-котелками и сковородками, мастер Сатурналл. Не дай бог, чтобы его величество завтра ходил голодный.
На завтрак была миска похлебки, которую Джон проглотил стоя. Поварята бегали взад-вперед по кухне, таская со двора поленья и складывая у очага. Мимо, кренясь и качаясь, проплыл громадный поднос с выпечкой, несомый Коуком. После того как парня перевели со двора обратно в кухню, он вдруг стал на удивление дружелюбным. Даже услужливым, был вынужден признать Джон, когда Коук помог Симеону, с трудом тащившему большую корзину яблок. Сейчас Симеон выщипывал пеньки перьев у последней утки, а позади них Колин и Льюк нанизывали на шампуры фазанов. Джон положил углей в жаровню, сходил за своим сахарным сиропом и принялся мешать в котелке. Скоро его лицо раскраснелось от жара. Сироп начал загустевать. Две тестяные корзинки, в каждой из которых уже лежали съедобные драгоценности, корона и монеты, ждали на столе. Наконец Джон вылил в них желе, и они с Филипом отнесли обе в холодную кладовую.
— Успеет схватиться? — спросил Филип.
— Должно.
Работа в кухне набирала обороты. Адам сбивал в ведре сливки березовой мутовкой, стараясь держаться поближе к огню, и одновременно приглядывал за сковородой Вэниана. Филип встряхивал кондитерский мешок с горячей миндальной пастой, собираясь выдавливать ее в крохотные тарталетки на подносе. Адам усердно бил мутовкой, пока без видимого успеха, а за столом позади него Коук втирал истолченную в порошок морскую соль в маленькие птичьи тушки, разложенные на противне. Вэниан и Андерли засовывали зажаренных и нашпигованных куропаток в нутро лебедя, предварительно заворачивая каждую в гнездо, сплетенное из стеблей шпината. Сковелл, жонглируя двумя сковородами у очага, выкрикивал через плечо приказы. Потом, к великому изумлению Джона и Филипа, Коук обратился к Адаму:
— Нужна помощь, Локьер?
От неожиданности Адам лишился дара речи.
— Здесь слишком тепло для этого. — Коук кивнул на жидкие сливки. — Дай-ка мне.
Ошарашенный Адам отдал мутовку, и Коук понес ведро по коридору к холодной кладовой. Пока Адам, Джон и Филип недоуменно переглядывались, у подножия лестницы появился подавальщик:
— Уже рассаживаются!
— По местам! — громко скомандовал Сковелл; и по всей кухне работники кивнули или вскинули руки, сообщая о своей готовности.
Джон наказал Симеону следить за котелком, а сам взял утюг и поставил на огонь. Потом он поспешил в холодную кладовую и в дверях там столкнулся с Коуком. Парень обливался потом, в руке у него болталось ведро со сливками, поверхность которых топорщилась затвердевшими желтоватыми гребешками. Они встретились взглядами.
