— Почему ты призналась? Вот вопрос, пугавший тебя. Почему именно той ночью ты решила открыть мне свою тайну? Почти накануне свадьбы? Ты рассчитывала на мой гнев, так ведь? На жаркий уголек, постоянно тлевший во мне. В конце концов, я сам говорил тебе о нем. И действительно, гнев ослепил меня. Как ты и ожидала. — Он в упор посмотрел на нее. — Но мало-помалу туман гнева рассеялся. И я снова задумался о том, что ты мне рассказала. Его звали Колдклок. Он появился здесь, когда римляне убрались восвояси. Он принес клятву Богу и порубил пиршественные столы Беллики. Похитил огонь из ее очагов и убежал в долину. Он пришел сюда. Вот что ты мне поведала. Но это было не все, верно?
Лукреция едва заметно кивнула.
— Он поклялся перед Богом уничтожить плоды ее трудов, — продолжал Джон. — Но он насадил сады Беллики здесь. Поддерживал ее огонь в своих очагах. Как мог, сохранял обычаи Пира. И он воздвиг башню, чтобы с нее смотреть на долину. Почему?
— Чтоб охранять долину от Беллики. Потому что он боялся колдовских чар…
— Но зачем сохранять ее сады? — перебил Джон. — Или ее огонь? Зачем сберегать ее Пир? Или строить башню и сторожить на ней, не загорится ли вдали очаг Беллики. Ты знаешь ответ. И знала его той ночью. Почему Колдклок поступил так?
Лукреция медленно покачала головой и отвела глаза, избегая встречаться с ним взглядом.
— Он любил Беллику, — сказал Джон. — Невзирая на свою клятву. Невзирая на все, что сделал. И ты всегда знала это. Потому что ты тоже любила того, с кем не могла быть вместе. Потому что тебя связывала такая же клятва.
Лукреция отвернулась к окну — за ним пушистыми хлопьями падал снег.
— Боюсь, вам придется сократить свой ужин, мастер Сатурналл, — промолвила она, стоя спиной к нему. — Дороги за минувшие годы не стали лучше. После первого же снегопада будет ни пройти ни проехать…
— Ты призналась той ночью, чтобы избавиться от меня, — снова перебил Джон. — Ты вырядилась, как потаскуха, чтобы убить во мне желание и выдворить отсюда. Ты отвергла меня. Отреклась от своих чувств ко мне. Обошлась со мной в точности так, как твой предок обошелся с Белликой. Ты лгала мне и лгала самой себе…
Лукреция резко повернулась к нему, случайно столкнув одну из мисок с подноса.
— Я не лгала! — задыхаясь от негодования, выпалила она. — Я просто не могла этого вынести! Как ты не понимаешь? Мне была нестерпима сама мысль, что ты все время будешь рядом, а я даже дотронуться до тебя не смогу. Что он станет помыкать тобой как хочет. — Она стиснула зубы и яростно сверкнула глазами. — Когда бы я знала, какие изощренные унижения он измыслит для меня, я бы ушла с тобой. Но я не знала. Поначалу меня удерживало здесь обещание, данное отцу. Потом удерживало мое дитя. Наше с тобой дитя. Да, я выставила тебя вон. Я прибегла к постыдной уловке и признаю свою вину. Я разыграла из себя шлюху, чтобы ты отвратился от меня сердцем. Я признаю и это тоже. А теперь ты появляешься дюжину лет спустя и требуешь, чтобы я отдала тебе долг. Что ж, я покорпела в кухне, Джон Сатурналл. И я приготовила тебе пир. — Она сердито указала на недоеденное кушанье, стоящее перед ним. — Теперь доедай и убирайся отсюда!
Джон оторопело уставился на нее. Он столько раз повторял в уме свою речь. И представлял какой угодно исход разговора, но только не такой. Под гневным взглядом Лукреции он взял ложку и окунул в ближайшую тарелку.
— Ну? — сурово осведомилась она.
Репа, подумал он. Приправленная вержусом и маслом. Он проглотил, и Лукреция хмуро кивнула:
— Нравится, мастер Сатурналл?
— Да, ваша светлость.
— В таком случае доедайте и ступайте прочь.
Джон зачерпнул еще ложку. Снег за окном повалил гуще. На земле уже лежал тонкий белый покров. Джон жевал медленно, словно наслаждаясь вкусом пресного месива.
— Вам придется поторопиться, — сказала Лукреция, и Джону показалось, что голос у нее несколько смягчился.
Он поднял взгляд от тарелки:
— И не посмаковать эти блюда, воздавая им должное?
Она недоверчиво хмыкнула:
— Разве они стоят того, чтобы их смаковать?
— О да, ваша светлость. Безусловно.
Не тень ли удовольствия мелькнула на ее лице? Джон зачерпнул еще ложку, прожевал и проглотил.
— Очень уж вы нерасторопны, мастер Сатурналл. Глядя на вас, можно подумать, что вам не хочется очистить свою тарелку.
— Почему не хочется? Просто я не могу есть быстрее, ваша светлость. — Он на мгновение застыл с ложкой у рта, словно осененный некой мыслью. — Разве что кто-нибудь пособит мне в этом приятном деле?
— Пособит?
Джон встал и выдвинул второе кресло:
— Не угодно ли вам сесть за стол со мной, леди Лукреция?
Он чувствовал себя так же, как в далекий зимний день, когда они вместе собирали каштаны: словно он осторожно ступает по замерзшему пруду и тонкий лед может проломиться под ним в любую минуту. За окном кружил снег, падал густыми хлопьями, все толще устилая землю, налипая на разбитые стекла старой оранжереи. Темные глаза Лукреции пытливо вглядывались в него, как тогда, когда он склонился над ней в ее комнате, вдыхая сладкий запах печеных яблок и медвяных сливок, смешанный с ароматом ее кожи.
Он ждал. Наконец она медленно села:
— Вам и впрямь по вкусу мои кушанья?
— В жизни не ел ничего вкуснее.
— Едва ли я поверю такой лести, мастер Сатурналл.
— Это не лесть, ваша светлость, а истинная правда. — Зачерпнув ложкой из тарелки, Джон потянулся через стол. — Попробуй сама.
Из книги Джона Сатурналла:
Последний Пир для первых мужчин и женщин
Сады Сатурна были разорены, столы его были разрушены. Сатурнов Пир был утрачен, как я говорил. Но ничто, по утверждению алхимиков, не исчезает всецело. Каждый год пресные воды Равнин сохраняются под солеными водами прилива. Каждую весну ковры зелени появляются из-под зимних снегов Долины. Всякое вещество сохраняется, даже если оно поддается воздействию дыма или копоти, и это известно даже самому неискушенному повару. Ибо меняется лишь внешняя форма, а сущность остается неизменной.
Повару в тягость читать о подобных предметах, для него привычнее корпеть над котлом, нежели над страницей. Но именно таким образом и сберегаются обычаи Сатурнова Пира.
Ева подала Адаму одно только яблоко. Но это все равно был Пир. Я подавал роскошные обеды королям и видел зажаренного на ветке кролика, насытившего простого погонщика лошадей. Я чуял ароматы изысканных блюд в дыме жалкого костерка, чье пугливое, слабое пламя не могло согреть кости маленького мальчика и его матери.
Повар не особенный среди людей, как мне сказали однажды. И Пир принадлежит не ему одному, как я некогда полагал. Сегодня моя любовь говорит мне иное. Сегодня второй Адам обихаживает свою Еву.
Он будет кормить ее, как кормил в былые дни, и, если у нее достанет любви к нему, она тоже похлопочет у очага и накормит его. Недра зимы стали для них стенами сада, где они сидят рука об руку в мирном согласии. И при благоволении древнего бога новый Адам и его темноокая Ева разделят друг с другом такую любовь, какой не изведали в пору, когда их мир был молод.
Такое вот знание я постиг, и оно открывается мне заново каждый год, когда мы с ней вдвоем собираем Сатурнов Пир.
Джон Сатурналл
Писано в году от Рождества Христова тысяча шестьсот восьмидесятом
Благодарности
Путь к публикации у этой книги был долгим и причудливым. Мне хотелось бы поблагодарить всех, кто поддерживал и подбадривал меня на всем его протяжении.
Представление о семнадцатом веке и кулинарии того времени я почерпнул из работ многих авторов, но в первую очередь из книги моего доброго друга Кейт Колкухон «Taste: The Story of Britain Through its Cooking». Среди прочих следует упомянуть весьма своеобразное в своей энциклопедичности сочинение «The Closet of Sir Kenelm Digby Opened» (1669) и поварскую книгу «The Accomplished Cook» (1660) Роберта Мэя, которая является «Миссис Битон» семнадцатого века. «Elinor Fettiplace’s Receipt Book» под редакцией Хилари Сперлинг (1604 и 1986) — замечательное практическое пособие по старинной кулинарии, как и «Siren Feasts» (1996) Эндрю Долби. Интересные рецепты салатов были найдены в «Acetaria» (1699) Джона Ивлина, а почти все остальные взяты из книги Джерваза Маркэма «The English Housewife» (1615).
