Себастьян кивнул и весело заметил:
— Наверное, вы и мисс Саттон в детстве играли вместе. Легко предположить.
Джонас снова покраснел.
— Ну… да… я видел ее в магазинах и на местном рождественском балу для детей видных семейств. Однажды пригласил ее танцевать, но наступил на подол. Она разразилась слезами и побежала к матери.
Он рассмеялся.
— Я остался один, сгорая от стыда, и, по-моему, с тех пор не танцевал.
— Да, такой конфуз потряс бы самого серьезного мужчину, — фыркнул Себастьян. — Она помнит?
Джонас покачал головой.
— Честно говоря, не знаю. Но сомневаюсь. Я был ничем не примечательным, долговязым неуклюжим мальчишкой. Если наберусь храбрости, как-нибудь спрошу, помнит ли она о том досадном эпизоде.
Себастьян повертел бокал.
— И когда же вы возобновили знакомство?
— На пакетботе, который отправился из Кале.
Джонас вскочил, чтобы принести бутылку с вином.
— Бедная мисс Саттон очень плохо себя чувствовала, и пришлось ей сидеть на палубе. Мать почти без памяти лежала в каюте, и горничная тоже. Только на мистера Саттона ничто не действовало и он спокойно играл в вист в салоне. Я предложил Аби… мисс Саттон мой непромокаемый плащ и составил компанию на палубе. Думаю, она была благодарна, — мягко улыбнулся Джонас. — Так или иначе, она дала мне свой лондонский адрес, и я пообещал заехать и оставить карточку.
— Что и сделали, когда мы встретились. Миссис Саттон, похоже, хочет устроить дебют дочери в лондонском обществе, — сообщил Себастьян, украдкой наблюдая за Джонасом.
— Совершенно верно, — согласился тот, и Себастьян с тайной радостью увидел, как ожесточилось лицо молодого человека и как сухо звучит его голос.
— Достойные амбиции, не так ли? — допытывался Себастьян, по-прежнему наблюдая за хозяином.
Тот брезгливо поморщился:
— Абсурдные, если хотите знать. Абигайль — уроженка «гончарных городов». Прелестна, талантлива, неотразима. Но лондонское общество так жестоко. Оно не примет ее.
Голос Джонаса дрожал от гнева, и Себастьян заметил, что его самообладание куда-то подевалось.
— Она еще ребенок. Как она может выстоять против старых кошек, которые будут смотреть на нее сверху вниз и шептаться, что у нее провинциальные манеры?
Себастьян улыбнулся, хотя его поразило стремление Джонаса защитить Абигайль. Это правильно, это по-мужски.
— Вы сами-то знакомы с этими дамами? С кошками?
— Слава Богу, нет, — покачал головой Джонас. — У меня хватает ума держаться от них подальше. Но вполне их представляю.
— Возможно, вы правы, — согласился Себастьян и, посмотрев на каминные часы, добавил: — Если вам нечего делать сегодня вечером, почему бы не пойти со мной? Я должен обедать с друзьями в кабачке «Лебедь», ничего особенного, но мы будем рады видеть вас в своем кругу.
— Вы же не можете ручаться за друзей, — с сомнением пробормотал Джонас.
— О, разумеется, могу! — пожал плечами Себастьян и поднялся. — Пойдемте приятно проведем вечер. Мне кажется, вам понравится.
Джонас выглядел так, словно не понимал, шутит Себастьян или нет, но увидев широкую улыбку собеседника, облегченно вздохнул:
— Я бы очень хотел пойти с вами. Надеюсь, что не буду обузой.
— Вздор. Берите шляпу и плащ.
Серена была бы довольна сегодняшним вечером, решил Себастьян, сопровождая Джонаса Веджвуда в «Лебедь», представляя его друзьям и наблюдая, как он быстро обрел почву под ногами. Он станет превосходным мужем для Абигайль. Но препятствием на пути к их счастью стоит мать. Впрочем, эту проблему пусть решает Серена. Его дело — убедить молодого человека. Серена позаботится об остальном.
Серена долго наслаждалась горячей ванной. Генерал ничего не ответил, узнав, что она не спустится вниз. Очевидно, понял, что мудрее всего пока что оставить ее в покое. Бриджет вымыла ей голову, сполоснула волосы водой с запахом флердоранжа, помогла надеть бархатный халат, а Фланаган принес жареного каплуна в лимонном соусе с эстрагоном, блюдо артишоков в масле и крем с рейнвейном. Все это она запивала бургундским и ела медленно, наслаждаясь каждым глотком, удивленная, что еще может испытывать аппетит после сегодняшней жареной утки. Занятия любовью отнимают много сил…
Серена улыбнулась и протянула ноги к огню.
Но потом они опять поссорились. Как же это случилось?
Серена выпрямилась и нахмурилась. Она понимала ревность и нервозность Себастьяна, но почему он не хочет понимать всей сложности ее положения? Если он, как утверждает, любит ее, значит, должен понимать. Но может, он просто не любит ее так глубоко, как воображает? Иначе почему стал так резко допрашивать насчет Бредфорда? Может, решил, что не так уж это мудро — любить даму полусвета, одну из дочерей фаро, которая умеет ловко мошенничать за столами, обманывая самых знатных людей. И стоит ли его за это осуждать? Разве не она, пусть и на секунду, задумалась над предложением Бредфорда? При одной этой мысли она чувствовала себя грязной, недостойной, продажной.
Но ведь это не так. Она порядочная честная девушка. Конечно, жизнь изрядно ее потрепала. Со многими неурядицами ей пришлось в конце концов смириться. А что было делать? Способен ли Себастьян принять ее такой, какой она стала, какой ее сделали обстоятельства? Сможет ли он разглядеть за маской дочери фаро ту самую страстную, отчаянную, молодую любовницу, которой она была три года назад? И все еще оставалась таковой.
Для этого ему придется войти в ее мир, признать его реалии и примирить Серену, заключенную в этом растленном существовании, со своей прежней молодой любовью. По силам ли ему такая задача?
Они всегда встречались на нейтральной территории, в зданиях, находящихся далеко от развратного грязного мира, созданного сэром Джорджем Хейуордом. Но должен же Себастьян увидеть, что чистота их чувств и страсти никоим образом не скомпрометирована ее окружением? И тогда его неуверенность и недоверие, которое он так ясно выразил сегодня днем, растают как снег на солнце.
Она позвонила Бриджет.
— Вам что-то принести, миледи? — спросила Бриджет с полным ртом. Очевидно, она тоже ужинала на кухне.
— О, я не дала вам поесть, простите, — покаялась Серена. Ей следовало бы знать, что в эти часы горничная свободна, потому что госпожа обычно ужинает с сэром Джорджем.
— Все в порядке, мэм, мы почти закончили.
— Как по-твоему, нельзя ли немного позже послать человека с запиской?
— Почему нет, мэм? Куда?
— На Страттон-стрит.
Не один Себастьян горазд на сюрпризы!
— Это не слишком далеко.
— О, юный Тимми все отнесет, мэм. До того как начнет чистить обувь.
— Прекрасно.
Не доев крем, она подошла к секретеру, нацарапала несколько строчек на листке бумаги, сложила, накапала воска из свечи, написала адрес и вынула шиллинг из шкатулки с деньгами.
— Дай это Томми и скажи, что шиллинг — это на портшез, если он захочет его взять, если же нет, пусть оставит себе.
— Да, мэм. Деньги немаленькие за такую короткую поездку, — неодобрительно добавила Бриджет. Она не считала нужным баловать молодых людей ниже ее по рангу.
— Сейчас поздно и холодно, — напомнила Серена.
— Если вы так считаете, миледи, — пожала плечами Бриджет и ушла, унося записку.
Серена снова уселась за стол, но потеряла интерес к еде, поэтому уже через несколько минут подошла к окну с бокалом в руках. Конечно, если Себастьяна нет дома и он вернется к себе только на рассвете, ее маленькое приключение не состоится.
До нее доносился шум из салонов: смех, приветствия, звон бокалов, звяканье столовых приборов. По крайней мере один из банков фаро не будет сегодня в выигрыше. Он не сможет управиться сразу с обоими и придется отдать банк одному из игроков.
Она нашла эту мысль весьма приятной.
Пришедший лакей убрал посуду, оставив ей графин с вином и блюдо с засахаренными фруктами. Через несколько минут появилась Бриджет и сказала, что Тимми оставил записку по указанному адресу, но слуга, принявший ее, сказал, что джентльменов нет дома.