Но Несбитт отличался от них. Это был образованный и педантичный человек, хорошо понимавший опасности путешествия по пустыне Данакил. В 80-х годах девятнадцатого века три итальянские экспедиции в Афар закончились гибелью всех участников. Цель жизни любого юноши из племени данакилов — убийство. Мужчина, который никого не убил, не сможет жениться, а сверстники называют его женщиной.

Страсть данакилов к убийству является наследием прошлого, когда убийство врагов приносило почет и уважение. Мои собственные предки из Гиндукуша жили в обществе, где убийство считалось благородным делом. Они заставляли женщин носить красные одежды, чтобы они случайно не попали под перекрестный огонь.

Той ночью Адугна вместе со всей семьей устроился спать на улице, предоставив хижину в наше распоряжение. Я представлял себе сцены ночного убийства, но Самсон сохранял спокойствие.

— Родители Адугны были дикими людьми, — сказал он. — Но в его глазах и в глазах других я вижу доброту.

Он оказался прав. Пока мы спали, невестка Адугны выстирала нашу одежду. Ее муж почистил мои ботинки, а дети осыпали нас ароматными лепестками каких-то цветов. Я был благодарен им за гостеприимство и одновременно испытывал печаль. Похоже, данакилы — как индейцы шуар и другие гордые племена — теряют свою самобытность.

Утром, еще до восхода солнца, в город вошел караван с солью. Сорок верблюдов и десять человек быстрым шагом шли по улицам. Верблюды были навьючены огромными серыми блоками, которые на первый взгляд казались каменными.

Как и все верблюды на земле, они с трудом переносили рабство у человека, но были бодры и энергичны — для них день только начался. Начальник каравана приказал, чтобы животным дали воды, и проверил, прочно ли держится груз. Затем он подошел к тому месту, где стояли мы.

Адугна познакомил нас. Кефла Мохаммед оказался стройным мужчиной с худыми ногами, мозолистыми руками и немного косящими глазами. Он хромал и при ходьбе глубоко погружал свой посох в песок — как гондольер на венецианском канале. Вероятно, мы с ним были одного возраста, но выглядел он гораздо старше, потому что за несколько десятилетий безжалостное солнце пустыни иссушило его кожу.

Когда Адугна представил нас, Кефла прижал свое плечо к моему в традиционном эфиопском приветствии.

— Мы будем друзьями тысячу лет, — сказал он.

— Мы хотели бы вместе с караваном добраться до Мекеле.

Начальник каравана выпрямился, опираясь на посох.

— Вы будете идти с нами и делить с нами пищу, — ответил он. — Потому что мы братья.

Я поблагодарил его.

— Сколько дней займет дорога?

Кефла сделал шаг назад.

— Далеко. Очень далеко.

— Два дня?

— Возможно.

— Или больше?

Он снова отступил и посмотрел на тонкий песок, покрывавший его ноги.

— Возможно.

Через два часа наши сумки и бутыли с водой были навьючены на самую выносливую верблюдицу, и мы заняли свое место рядом с караваном.

Адугна вместе с семьей проводил нас и пожелал удачи. Остальные жители деревни тоже пришли попрощаться, но Адугна прогнал их палкой. Это был его день. Я обещал вернуться после того, как побываю в Мекеле и найду золото царя Соломона.

— Я предлагал тебе, — крикнул он нам вдогонку, — остаться со мной и ждать, когда бог поднимет плащ.

Путешествие в неизведанные земли, которое продлится неизвестно сколько, — это волнующая перспектива. Я спросил Самсона, доверяет ли он Кефле и его людям. Он прижал Библию к груди и ответил, что они хорошие люди, но нуждаются в том, чтобы он растолковал им христианское учение. Только тогда бог поднимет покрывало и откроет данакилам утраченное богатство.

— Ты действительно веришь в эту легенду?

Самсон поднял глаза к сияющему над нашими головами солнцу.

— Господь прекрасен и загадочен, — ответил он.

Мы шли по сухой, раскаленной земле в северо-западном направлении. Как только верблюды замечали какую-нибудь растительность, они останавливались, чтобы поесть. Животные были связаны веревкой, как альпинисты, и, казалось, не замечали тяжелой ноши на своих спинах.

Соль, которую они перевозили, добывалась в провинции Афар из пересохшего озера Карум и соляных равнин вокруг него. Глыбы соли откалывались при помощи длинных деревянных шестов, а затем распиливались на более мелкие блоки одинакового размера.

Кефла позвал нас в голову каравана и предложил вяленое мясо и воду из своей бутыли. Ему не терпелось рассказать нам о своей жизни.

К счастью, он, как и Адугна, немного говорил на амхари, и Самсон мог переводить.

— Я проходил этот путь тысячу раз, — сказал он. — С самого детства. До меня верблюдов водил мой отец, а еще раньше отец моего отца.

— А как насчет опасностей и страха перед разбойниками?

— В нынешние времена уже нет опасностей, — ответил он, — только скорпионы и змеи. Наш народ любил убивать иноземцев, но теперь мы поверили им.

Кефла искоса взглянул на меня. Я знал, о чем он думает. Он размышлял, слышал ли я о пристрастии данакилов к амулетам из гениталий.

— Мне рассказывали о славных традициях данакилов, — сказал я. — Жаль, что они исчезли.

— Наша гордость не исчезла, — ответил начальник каравана. — Мы данакилы. Но мы больше не убиваем всякого, чье лицо нам незнакомо.

Это старая традиция. Хорошая традиция, но теперь ее нет.

Большинство погонщиков приходились Кефле родственниками — братья, сыновья, племянники или кузены. Получалась сплоченная команда, в которой каждый полностью доверял остальным. В караване с солью не было места женщинам. Жена Кефлы — третья — оставалась вместе с его кланом в пустыне Данакил. Они поженились в прошлом году, после того как вторая жена Кефлы умерла во время родов.

— А первая?

Начальник каравана вонзил свой посох в землю и опустил взгляд.

— Она тоже умерла. От малярии.

Я сменил тему и стал расспрашивать его о легенде и золоте.

— Да, золото, — ответил он таким тоном, как будто предвидел мой вопрос. — Бог превратил его в соль.

— Вы верите, что когда-нибудь соль снова станет золотом?

— Возможно, — сказал Кефла. — И это будет хорошо, потому что в Мекеле большой спрос на золото. Но я сержусь, когда слышу, как друзья и соплеменники жалуются, что золото исчезло. Ведь бог превратил бесполезный металл в соль. Без соли не могут жить ни люди, ни верблюды, а без золота можно обойтись.

Несбитт предупреждал об опасностях путешествия на верблюдах. Он писал о постоянном страхе, что нога животного попадет в трещину в земле. Кефла и остальные погонщики знали о существовании подобных трещин и при малейшем сомнении останавливали караван, прощупывая землю палками. Еще одна серьезная проблема — это удушающая жара. Я обнаружил, что непрерывно пью. Кефла посоветовал мне быть осторожным. Избыток воды так же опасен, как ее отсутствие. Я смочил рубашку водой и обернул ее вокруг головы наподобие тюрбана. Самсон последовал моему примеру.

Время от времени со спины одного из верблюдов снимали блок соли и давали лизать всем животным. Иногда Кефла ощупывал рукой песок.

Если он будет слишком горячим, верблюды могут обжечь ноги. Его главной заботой было здоровье верблюдов.

Несбитт писал, что предпочитает нанимать носильщиков, а не вьючных животных. Люди, говорил он, могут выбрать кратчайший путь, преодолеть крутой склон или переправиться через бурный поток, перепрыгивая с камня на камень.

Более того, при необходимости можно нанять свежих носильщиков. Правда, люди не способны переносить такие тяжелые блоки соли на такие дальние расстояния.

К вечеру возле зарослей колючих деревьев погонщики разбили лагерь. Утром Самсон горел желанием распространять слово божье среди данакилов, которые в большинстве своем были мусульманами. Но теперь, когда у Самсона появились слушатели, силы оставили его. Мы сидели плотной группой прямо на земле. У меня не было сил делать записи в дневнике, а у Самсона не осталось сил на проповедь. Вокруг нас кипела работа: погонщики снимали вьюки с верблюдов и поили животных, разводили костер и жарили полоски мяса. Я попросил Самсона выяснить, долго ли нам еще идти.