«Но, может, я просто все идеализирую», – усмехнулся он про себя, проезжая мимо еще одного свободного места, куда мог втиснуться разве что «Мини Купер», но уж точно не машина 1967 года выпуска.
Наконец освободилось место – на углу 192-й Восточной улицы и Валентайн-авеню, в самом конце парка. Там стоял парковочный счетчик, и это было досадно, зато «Импала» запросто туда влезет. Счетчики установили несколько десятилетий назад, оставив между ними расстояния, соответствовавшие размерам машин, которые ездили тогда по дорогам. И Сэм легко заехал на свободное место.
Позаимствовав два четвертака из денег, отложенных на прачечную, он оплатил час стоянки. Учитывая размер коттеджа, вряд ли экскурсия займет больше времени.
Сэм запер машину и пошел через парк, мимо сцены, пустой в этот промозглый ноябрьский день, и игровой площадки, на которой шестеро ребятишек играли, вопили и хихикали. За ними присматривали четыре женщины, и, проходя мимо, Сэм услышал, как они разговаривают между собой на испанском.
Вблизи дом Эдгара По выделялся еще больше, чем с дороги. На сайте исторического общества Бронкса было сказано, что он построен в 1812 году, а с 1846 по 1849 год Эдгар По жил в нем вместе с женой и тещей.
Подойдя к коттеджу, Сэм сунул руку в карман куртки и включил прибор ЭМП. Он не собирался доставать его при экскурсоводе, но надеялся, что рано или поздно тот отвернется, и тогда на прибор все-таки удастся взглянуть.
Экскурсовод как раз стоял на пороге: невысокий негр в бежевом пальто.
– Вы Энтони? – спросил Сэм, подходя ближе.
– Да, – ответил тот. – Рад, что вы все-таки добрались.
– Да, извините, никак не мог найти место для парковки. Машина у меня размером с корабль, и это не так просто, – смущенно улыбаясь, оправдывался Сэм.
Энтони склонил голову набок.
– На чем ездите?
– «Импала» 1967 года.
Энтони улыбнулся и впустил Сэма в темную гостиную.
– О, я вас прекрасно понимаю! У моего папаши был «Бьюик» пятьдесят седьмого года. Он полжизни провел, пытаясь припарковать эту штуковину. Ну-с, добро пожаловать в дом Эдгара По!
Сэм огляделся: его окружала старая кухонная утварь, камин, у самой двери стоял стол с открытками и сувенирами, а за ним – стеклянный шкаф с книгами. Книги были самые разные, начиная от произведений самого По и заканчивая путеводителями по Нью-Йорку вообще и по Бронксу – в частности.
– Прежде чем мы начнем, – сказал Энтони, – скажу, что за индивидуальные экскурсии мы обычно берем десять долларов.
«Ну, разумеется», – подумал Сэм, удерживая вздох. Он снова полез в карман, надеясь, что десятка, выданная Дину, была не последней.
Ему повезло, он нашел еще двадцатку. Энтони открыл кассу, находившуюся под столом с открытками, и достал десятку сдачи.
– Что у вас с рукой? – спросил Энтони, кивком указывая на его гипс.
Дин наверняка сообразил бы, как отшутиться, но Сэм не мог придумать достаточно веселого ответа для незнакомца. А правда вряд ли его устроит. Видите ли, я сломал руку, когда боролся с зомби на кладбище. Понимаете, я пытался заманить ее обратно в могилу, чтобы воткнуть кол в грудь. Нет, я не сошел с ума! А почему вы от меня пятитесь?
– Это длинная история, – пробормотал Сэм.
Такой ответ, похоже, удовлетворил Энтони.
– Ладно. Что ж, вот здесь Эдгар Аллан По и провел последние годы своей жизни. – И он рассказал ему то, что Сэм уже сам прочел на сайте. – К сожалению, полностью оценить вид сейчас не получится. – Он прошел мимо Сэма и открыл входную дверь. – Но если посмотрите туда, – он указал налево, – увидите спуск прямо к Валентайн-авеню.
Сэм кивнул. Он проехал по этому холму в своих бесконечных поисках парковочного места.
– Коттедж стоит на вершине холма, и отсюда можно было видеть все окрестности вплоть до Лонг-Айленда. Но изначально дом стоял не здесь. – Энтони указал на другую сторону Кингсбридж-роуд и продолжил: – Видите вон тот дом с желтым фасадом? Коттедж находился там. Его перенесли сюда, когда построили парк. На этом участке была ферма голландской семьи Валентайн, в их честь и назвали улицу. Семья По снимала коттедж, хотя с трудом могла себе это позволить.
– Я прочел об этом на сайте, и мне это показалось странным. Как же так, По – один из самых популярных американских писателей, и был на мели? – сказал Сэм.
– О да, все верно. Тогда он был популярен, как популярен и сейчас. Немногие писатели могут похвастаться, что в их честь назвали футбольную команду – даже если и не напрямую.
Сэм нахмурился, а потом вспомнил, что футбольный клуб Балтимора называется «Балтимор Рэйвенс». Эдгар По умер в Балтиморе и похоронен там, а команду назвали в честь его самого популярного стихотворения[20].
– Немногие из его рассказов были напечатаны при жизни автора. А большая часть заработанных писательством денег уходила на тщетные попытки издавать журнал. Вот так-то. – Энтони повел Сэма в другую комнату. – Мы старались как можно точнее воссоздать атмосферу коттеджа. К сожалению, много чего из мебели уже не достать, но мы сделали все, чтобы наполнить интерьер предметами, соответствовавшими эпохе и уровню доходов писателя.
Сэм прошел за Энтони в самую большую комнату коттеджа, в которой находился камин – Энтони сказал, что сейчас его не топят, – стул, письменный стол и несколько фотографий в рамках. На стене висели книжные полки, заставленные старинными томами в кожаных переплетах, которые были так распространены в XIX веке.
– В то время отдавали предпочтение полкам, а не шкафам, потому что, сами видите, полы редко бывали ровными, – с улыбкой добавил Энтони.
Улыбнувшись в ответ, Сэм переступил с ноги на ногу на скрипучем деревянном полу.
– К тому же дерево деформируется от сырости, – продолжил Энтони. – Книжный шкаф, стоящий на полу, просто не практичен. – Он указал на стену. – А вот изображение коттеджа.
Подойдя поближе, Сэм увидел дом, в котором он сейчас находился, только тот стоял на вершине холма, границы которого теперь были очерчены Бриггс-авеню и 194-й Восточной улицей, по которой он уже проехал несколько раз. Вокруг сплошь трава и деревья – настоящая идиллия.
– Жена Эдгара По, Вирджиния, была тяжело больна. Тогда это называли чахоткой, а сейчас – туберкулезом. По приехал в Нью-Йорк в 1844 году заниматься журналом, что в итоге и привело его к банкротству, и когда Вирджинии в 1846 году стало хуже, они переехали сюда, надеясь, что деревенский воздух пойдет ей на пользу. – Энтони улыбнулся. – Знаете, мне до сих пор трудно говорить об этом с серьезным лицом. Поймите меня правильно, мне здесь нравится, но деревенский воздух?..
– Да, это немного странно. Но ведь сейчас другое время, – рассмеялся Сэм.
– О да. В восемнадцатом и девятнадцатом веках в Бронксе было полно ферм, которые принадлежали Валентайнам, Джонсонам и, конечно же, первому поселенцу Джонасу Бронку. Раньше полуостров назывался «Земля Бронка», отсюда и название Бронкс. Когда Вирджинии стало хуже, ее переселили в отдельную комнату.
Энтони повел Сэма дальше, и они оказались в коридоре, откуда двери вели к лестнице, к задней двери коттеджа и еще в одну комнатку, поменьше. Там стояли кровать, тумбочка и еще кое-какие мелочи. Кровать была небольшой, но с крепким деревянным изголовьем и бугристым матрасом.
– Вот на этой кровати умерла Вирджиния. Мы кое-что изменили – настоящий матрас был набит сеном, которое довольно быстро портилось, поэтому мы заменили его пенопластовым наполнителем, который сыплют в упаковочные ящики.
Сэм расхохотался.
– Серьезно?
– Эпохе это, конечно, не соответствует, зато не воняет.
Энтони снова стал серьезным и рассказал о том, что теща По, Мария Клемм, выполняла большую часть работы по дому и заботилась о Вирджинии, пока писатель работал и совершал продолжительные прогулки, и еще о том, что чердачные и подвальные этажи переделали для нужд исторического общества и закрыли для публики. Сэм не особенно вникал в то, что рассказывал Энтони. Он думал о том, что Вирджиния По умерла на этой кровати и почти на этом самом месте. Пусть дом и перевезли через дорогу, но, может, здесь все же осталась энергия ее духа, хотя с тех пор прошло сто пятьдесят лет?
