Милицейские машины по-прежнему стояли двумя шпалерами по обе стороны шоссе. Пока начальник управления оставался на месте происшествия, никто не имел права уехать без разрешения. В любую минуту генерал мог появиться под навесом – неулыбчивый, закрытый, в насвозь просоленном кителе, глянуть из-под набрякших тяжелых век пронзительным взглядом степняка, мгновенно обнаружить отсутствующего и поманить того, кто потребовался.

Офицеры боялись его, но не обижались. Уважали. И привыкли.

Любой из них руководил бы так же, стань он завтра во главе управления. Так же чувствовал себя Отцом, Аксакалом. Так же – пальцем или коротким кивком – подзывал к себе младших. И генерал Эргашев, когда был он младшим, подбегал так же резво, как любой другой, – костлявый, копчено-смуглый, в запыленных сапогах на коротких, чуточку кривых ногах наездника…

– Ну-ка скажи, Алишер, что перво-наперво должен был сделать убийца? – спросил Тура молодого опера.

Алишер пожал плечами:

– Покинуть трассу. Здесь его легче ловить…

– И я так полагаю. Но еще раньше ему необходимо срочно избавиться от пистолета. – Тура кивнул. – Если он поехал к северу, впереди у него два оросительных магистральных канала. Далеко отходить от шоссе убийца не станет. Бросит в канал пистолет прямо с дороги. Если не выбросил здесь, в пруду. Возьми на себя. И пруд, и оба канала. Вместе с экспертом-криминалистом. Доставьте электромагнит и займитесь. Пошарьте в воде.

– Да, устоз.

– Что у Какаджана? В курсе?

– Свидетель-кокандец видел «жигуль»-шестерку синего цвета. Рядом с «Москвичом» Пака, под деревом.

– Что еще запомнил?

– Номер не мубекский. Кокандец обратил внимание. Когда он уезжал, «жигуль» оставался у «Чиройли».

– Где этот свидетель?

– В Фархаде. Когда перекрыли дороги, там всех опрашивали, кто проезжал Мубек. Следователям сообщили…

– Тура Халматович! – Тура обернулся. Какаджан бежал к нему по мосткам. – Сейчас передали из Мубека – личность убитого установлена. Артыков Сабирджон, двадцать три года. Судим за сопротивление представителю власти, кражу и грабеж, освободился в прошлом месяце…

– А что про Андрея?

– Молчат. На восемнадцать тридцать состояние было критическое.

«Сабирджон Артыков… Я что-то слышал о нем, – подумал Тура. – Но в связи с чем? От кого?»

– Установили по пальцам?

– Да. Информационный центр дал установочные данные. Прописан в Мубеке, Пушкина, 5.

– Начальник управления знает?

– Сейчас ему как раз докладывают… Вон он!

Генерал Эргашев уже стоял у входа, пристально вглядываясь в подчиненных. Каждый по-разному вел себя в его отсутствие, но, как только он появлялся, незримый затейник кричал «замри!» – и все дружно тянули руки по швам. Эргашев нашел глазами Туру, прищурился:

– Халматов! Поедешь со мной!

Возвращавшийся в Мубек караван милицейских машин шел быстро. Впереди, судорожно колыхая проблесковыми фонарями, завывая сиреной, мчался «жигуль»-«чистильщик». Ни один лихач, так же спешащий в Мубек, не рискнул обогнать патрульный мотоцикл ГАИ, замыкавший колонну, и обреченно пристраивался сзади. Так и двигались – гигантской, растянувшейся на сотни метров разноцветной ревущей лентой.

Генерал молчал, утомленно-привольно раскинувшись на заднем сиденье, иногда ненадолго задремывал. Халматов сидел впереди, рядом с шофером.

Приемник доверительно-задушевно шептал:

«Французские журналисты не могут сегодня молчать о том, что сделано в нашей стране для проведения всемирного праздника спорта. Они сообщают, что в центре Москвы покрашены дома, что в столице высажено 100 тысяч деревьев, создано 50 садов, что зеленью покрыта теперь треть площади города. Москвичи, замечает парижская пресса, гордятся обновленным городом, Олимпийской деревней, новыми стадионами, сверхсовременным аэропортом, ресторанами, кафе и 25-этажной гостиницей «Космос», построенной при содействии французов…»

Тура был весь собран.

Зная хорошо Эргашева, он не сомневался в том, что генерал не просто так посадил его с собой в машину. Интересно, начнет серьезный разговор прямо здесь или перенесет в кабинет, на ночь?..

Эргашев работал ночью. То есть днем он тоже работал. Но настоящее его время двигалось в поздние ночные часы. Естественно, из-за этого не уезжал домой ни один из начальников отделов – ни в управлении, ни в районах – по всей области.

При всем этом служить с генералом было просто – следовало только соблюдать безукоризненно его кодекс поведения для подчиненных. Подчиненные назывались красиво – «мой сотрудник».

«Мой сотрудник помнит и выполняет беспрекословно все, даже отданные мимоходом, распоряжения.

Мой сотрудник всегда доводит до конца начатое. Он ведет себя скромно. Не возражает, не спорит, не выступает.

Мой сотрудник предан делу и мне беспредельно.

Мой сотрудник не берет взяток.

Мой сотрудник не задает ненужных вопросов.

Мой сотрудник не может быть трусом.

Мой сотрудник никогда мне не солжет…»

– Пак поехал в «Чиройли» по твоему указанию? – вдруг резко спросил Эргашев, и вздрогнувший от неожиданности Тура поймал на себе пронзительный взгляд. – Ты послал его?

– Нет, – покачал головой Тура. – Я не знаю, что он там делал.

Эргашев недобро хмыкнул:

– Сейчас все можно отрицать. Но Пак не мог уехать самовольно. А что тебе нужно было в Урчашме?

– Пак не сказал вам?

– Это ты хорошо придумал! Кореец, если б мог, сослался на тебя!

– Я еще ночью выехал в Урчашму. Пак знал, я просил его поставить вас в известность.

– Что ты забыл там?

Халматов рассказал о звонке начальника управления уголовного розыска и повторил фразу Силантьева:

– …Наркотики идут через Мубек. Рано или поздно нарыв лопнет, и нам до конца жизни не отмыться…

Эргашев молча слушал.

– Я заезжал к Анарбаю Маджидову по поводу шприца, потом разговаривал в изоляторе с Умматом. Не все понятно. Я думаю, надо вести поиск в направлении Дарвазы… – Он не сослался на сообщение Азимова. – Мне кажется, там самовольные посадки мака. И кто-то уже ездит…

– Понятно… – кивнул генерал и долго молчал, уже не засыпая, внимательно разглядывая проносящийся за стеклом суровый ландшафт.

Потом сказал досадливо-зло:

– Случилась большая беда… Мы, боюсь, попали в серьезный скандал… Всю ночь снился мне неоседланный конь. Так я и не смог его поймать…

Тура, не оборачиваясь к генералу, тихо сказал:

– Мне на скандал плевать. Пролили кровь моего товарища… Я найду, кто это сделал…

Эргашев вздохнул и, не скрывая презрения, заметил:

– Найди, найди… Все-таки как был ты простым опером, сыскарем на улице – так и остался. Не смог я воспитать из тебя руководителя… У тебя кругозор постового…

Тура пожал плечами:

– Может быть… Наверное… А что входит в кругозор настоящего руководителя?

– Понимание проблемы в целом, – сказал грустно Эргашев. – А ты, к сожалению, не понимаешь, что кровь смывается легко. Легче, чем грязь.

В Мубек прибыли затемно. На скорости, срезая с визгом крутые повороты, в тревожном перемигивании пульсфap, прошли пыльный кишлак с выгоном, на котором, несмотря на поздний час, еще паслись козы, пересекли темные провалы поперечных улиц и сразу влетели на въездной мост Великой Транспортной развязки.