Детская радость осветила лицо Санди. Она кинулась на шею отцу и расцеловала его в обе щеки, после чего она отступила и вышла из комнаты, не оборачиваясь. Арман остался стоять на месте, у него перехватило дыхание, и слезы навернулись на глаза. Он будто снова овдовел.

Комиссия по премиям в области литературы, в составе пятнадцати членов Французской Академии, собралась на очередное заседание. Как обычно, оно проходило в четверг, в тринадцать тридцать, в одном из небольших рабочих залов Института Франции. Арман Буазье и его коллеги заняли места за большим столом зеленого сукна. На столе высилась гора книг. Из них предстояло отобрать несколько сочинений, которые в дальнейшем будут состязаться за главную премию. По традиции на заседании председательствовала пожизненный секретарь, г-жа Элен Каррер д'Анкосс[10], недавно избранная на эту должность. Кандидатов на второстепенные награды и призы от различных фондов находили быстро, присуждение происходило мгновенно. Зато, когда перешли к основным премиям, внимание участников заметно заострилось. У каждого члена Академии был свой кандидат, и он с упорством отстаивал его заслуги. Верный своему обещанию, Арман до начала дискуссии старался не распространяться о самой желанной награде — «Гран-При за лучший роман».

С первых минут обсуждения мнения за столом существенно разделились. Арман с нарочитой непринужденностью расписывал достоинства «Пощечины», а его сосед, Бертран Пуаро-Дельпеш[11], решительно противопоставлял ему сочинение неизвестного автора, в основу которого было положено темное судебное дело. Жан д'Ормессон в преувеличенных тонах расхваливал рассказ о злоключениях моряка-одиночки, ищущего инвестора для нового корабля. К счастью, на помощь Арману пришел Жан Дютур. Он горячо заявил, что ЖВД заслуживает лавров Академии, поскольку его книга — самая неакадемическая из всех, с которыми он ознакомился. Со своей стороны Мишель Мор[12] выразил удивление и спросил, зачем награждать автора, который уже и так трижды коронован журналистами.

— Сложится впечатление, будто мы пошли на поводу у «гласа народа», — сказал он. — Между тем наша с вами роль заключается в том, чтобы опередить читательский выбор и вести его за собой.

Арман придерживался того же мнения. Желая показаться беспристрастным, он признал всю обоснованность последнего довода, но при этом подчеркнул, что ЖВД — случай особый и не нужно пренебрегать такой возможностью продемонстрировать интерес Академии к развитию молодых талантов.

— Я считаю, что мы должны открыто заявить о том, что нам нравится, не страшась запретов, — произнес он с пафосом, заменявшим ему убеждение.

Морис Дрюон так горячо поддержал Армана, что он уже видел победу в своих руках. Между тем Фелисьен Марсо[13] выдвинул серьезное возражение. Он считал, что сочинение Дезормье, несмотря на очевидные достоинства, никак не соответствует концепции «Гран-при за лучший роман»: ведь эта книга представляет собой смешной рассказ о злоключениях неудачника, восстающего на тех, кто ему помогает.

— Что вы здесь нашли от романа? Ведь это же просто язвительный и гневный монолог! — произнес он, обводя взглядом собравшихся.

Задетый за живое, Арман возразил:

— Ну как же, дорогой коллега! В «Пощечине» есть сентиментальная интрига. Она просто скрывается за маской шутовства. Своим смелым рассказом автор хотел, посредством персонажей, выразить собственную философию!

— Если так рассуждать, то все наши книги, даже очерки и биографии — тоже романы! — сказал Жан д'Ормессон.

Видя, что дебаты затягиваются и могут длиться без конца, Жан Дютур призвал всех к здравомыслию.

— Давайте же не будем тратить время на придирки! — воскликнул он. — Одно из двух: или книга ЖВД вам нравится, и тогда ей надо присудить «Гран-при» не раздумывая, или же она вам не нравится, и в таком случае ее нужно отбросить без сожалений!

Морис Дрюон, который украдкой поглядывал на часы, решительно произнес:

— До сих пор у Жана-Виктора Дезормье не было ни одной награды. Будет неплохо, если первое официальное признание он получит от нас.

После чего провели голосование. Решили, что имена трех лидеров, как обычно, будут переданы на всеобщее голосование членов, которое состоится на пленарном заседании через две недели. Таким образом, члены Академии смогут ознакомиться с сочинениями, вынесенными на их суд. К тому же общее решение редко идет вразрез с мнением комиссии. Чтобы лучше сориентировать голосующих, имена трех соискателей будут указаны в порядке предпочтения пятнадцати членов комиссии. Во время предварительного испытания Жан-Виктор Дезормье в последний момент обогнал двух других претендентов.

Когда Элен Каррер д'Анкосс сообщила результаты, Арман почувствовал, что удовлетворен и вместе с тем наказан. Покидая зал, он присоединился к коллегам, которые, как и он, направлялись к выходу. Будто желая оправдаться в нечистой игре, он произнес:

— В общем, все прошло неплохо!

— Вы волнуетесь? — спросила Элен Каррер д'Анкосс по наитию, присущему только женщинам.

Ее улыбка, чуть доброжелательная, чуть насмешливая, совершенно обезоружила Армана.

— Нет-нет… Ничуть! — пробормотал он.

И поспешил выйти. Позади себя он услышал голос Мориса Дрюона, который говорил:

— Не будем забывать о том, что это еще не окончательное решение. Завтра наши коллеги получат три книги и ознакомятся с ними, если еще не успели это сделать. Академия вынесет свой вердикт не раньше чем через две недели. До тех пор все успокоится, и много воды утечет!

Две недели спустя много воды утекло, но успокоения так и не наступило. Пленарное заседание началось в напряженной обстановке. Из глубины зала кардинал Ришелье, изображенный на портрете в полный рост, наблюдал за почтенным собранием сорока разгоряченных умов. Многие критиковали Дезормье, и кто-то назвал его «скандалистом, который не осмеливается действовать в открытую». По мнению недовольных, Академия дискредитирует себя, если одна из главных ее наград достанется писателю, который только и знает что провоцировать да пускать пыль в глаза. Удар ниже пояса, нанесенный ЖВД, обрадовал Армана, но он все равно продолжал изо всех сил защищать человека, которого считал недостойной партией для своей дочери. Вскоре после столь оживленного, но учтивого обмена мнениями перешли к голосованию. Пока служащий с урной в руках проходил по рядам и собирал бюллетени, Арман замирал от страха. Можно было подумать, что решалась судьба его собственной книги. Он никому не мог признаться, но надеялся на отрицательный результат. Что ж, тем хуже для дочери! Справедливость прежде всего! Обойдя весь зал, служащий высыпал свой урожай на кафедру, и Ален Деко[14], избранный председателем на ближайшие три месяца, приступил к делу. Он проводил подсчет и сообщал о количестве голосов, отданных за каждого претендента. В конце концов победителем вышел Жан-Виктор Дезормье, которому достались три решающих голоса. Это никого не удивило. Арман не ощущал особой радости. По выходе из зала заседаний Морис Дрюон взял его под руку и сказал:

— Ты выиграл, мой милый!

Невольная ирония коллеги стала для Армана последней каплей.

Вернувшись домой, он выпил рюмку виски, чтобы оправиться от переживаний, надел тапочки, потому что новые туфли натирали ноги, и позвонил Санди, которая с тревогой ожидала новостей.

— Есть! — сказал он просто. — Он ее получил!

В ответ раздался радостный крик. Столько веселья из-за такого пустяка! Арман был уязвлен, он устал и не хотел никого видеть. Особенно ЖВД! Особенно Санди! Чтобы оправиться от потрясения, он выпил еще две рюмки и включил телевизор. Шел выпуск новостей. Где-то между сообщениями о лесном пожаре, о победе марсельской футбольной команды, о расследовании деятельности члена правительства, обвиняемого в укрывательстве и злоупотреблении общественным имуществом, гладко выбритый и невозмутимый комментатор, устремив взгляд куда-то вдаль, объявил, что Французская академия только что присудила несколько наград. Премия за лучший роман досталась блестящему автору «Пощечины». Когда Арман слушал это заявление, его охватило нелепое чувство, что название этой книги означает пощечину, которую получил он сам.