Совладать с собой она не могла. За последние недели в нее вселился страх – страх женщины и матери за то, что такой спокойный, такой уютный, такой привычный домашний очаг, бывший смыслом ее существования и давший по каким-то роковым и совершенно не зависящим от ее воли и желаний причинам страшную трещину, будет окончательно разрушен ходом дальнейших событий – событий, как ей почему-то казалось, непременно опасных и тягостных, неизбежное наступление которых она инстинктивно чувствовала и с ужасом ждала. Любая посторонняя мысль лишь формально цепляла ее сознание, мгновенно вытесняемая монотонным круговым наваждением: «Что же будет? А если и в Инзо то же? Везде, ведь, так… Дети… Как быть с детьми? Они даже учебный год не закончили! А на новом месте? А если их опять начнут шпынять? Непременно начнут! Варбоди, Варбоди… Бедный мой Варбоди… Все хорохорится, а у самого, вон, глаза, как у больной собаки… Как он с его вечным упрямством (к которому я-то привыкла!) – как он с ним устраиваться будет? Теперь то? Когда помалкивать надо? Ах боже мой, а если, как с Вагерой?… Господи, какой кошмар!.. Сможет ли он помалкивать? Ох, смог бы… Не знаю… Не так уж много у нас денег, придется ему искать работу. Сможет ли найти приличную работу? Дадут ли работать? Господи, что же будет? Как дети приживутся на новом месте? Не начнут ли хуже учиться? Сынуля, такой впечатлительный! Он уже заранее новой гимназии боится… Ох, что же будет? Мама тоже в ужасе от всей этой истории… Ох, тоска то какая… Что же делать?.. Что же будет?..»
* * *
Они остановились в маленьком частном пансионе, находившемся метрах в двухстах от берега моря, на довольно крутом склоне горы, спускавшемся к воде многочисленными складками искусственных террас. Вокруг – с полсотни аккуратных, в основном, кремового цвета, домиков под веселыми черепичными крышами, небольшие, тоже чистенькие, автобусная остановка и бензоколонка на Приморском шоссе, густая и яркая зелень теплолюбивой растительности, масса цветов, вкусно хрустящие гравийные дорожки, каменные композиции альпийских горок, десятка полтора непременно белых яхточек у двух коротких пирсов на ослепительно бликующей переливчатой бирюзе бухты, солнце, мягкий теплый ветер и небольшое количество (при этом вполне спокойных и негромких) звуков – в общем, типичное курортное местечко для непритязательного семейного отдыха.
Кроме семейства Варбоди в пансионе пребывали еще две супружеские (а может, и не супружеские) пары, которые можно было встретить только за завтраком и ужином в столовой комнате. А в остальное время отдыхающие могли наслаждаться семейным (или не семейным) уединением, так как двери каждого из апартаментов выходили на разные стороны дома, и каждый из проживающих мог попадать к себе через отдельную калитку, пройдя по персональной дорожке, ведущей через приватный же палисадник, отделенный от других палисадников и от улицы высокой и почти непроницаемой живой изгородью.
Три недели Варбоди прожили в этой дивной курортной глуши, по мере возможности избегая любого общения с кем бы то ни было. Даже дети не проявляли, казалось бы, естественного для их возраста желания оторваться от взрослых и пообщаться в кругу сверстников, а жались друг к другу и к родителям.
Пустынный каменистый пляж в километре примерно от поселка, собственно, не пляж даже, а россыпь крупных скальных обломков под обрывом к морю, где они проводили иногда целые дни, давал им ощущение некоторой отгороженности от мира со всеми его угрозами и неприятностями. Время от времени они отправлялись на долгие, с раннего утра до позднего вечера, прогулки в горы, поднимаясь короткими, крутыми долинами к невысоким зеленым хребтам, где изредка встречались только маленькие летние скотоводческие фермы, у хозяев которых можно было почти задаром получить потрясающее свежее масло и молодой домашний сыр. Все это время Варбоди не покупал и не читал газет, а из радиопередач слушал только сугубо музыкальные и, лишь заслышав позывные новостей, менял волну.
Такая психогигиена дала очевидные результаты. Сам Варбоди обрел совершенно определенное душевное равновесие и, будучи вообще довольно уверенным в себе человеком, глядел в грядущее, хотя и не без заботы, но и не без надежды. Дети, казалось, окончательно оттаяли и забыли все неприятности. Они азартно плескались в воде, соревновались в добывании ракушек, крабов и какой-то другой забавной морской живности, распевали песни на походе в горах, играли в мяч, в салки, в жмурки, старательно затаскивая в свои затеи родителей. Даже госпожа Варбоди немного отошла от тоскливой сосредоточенности, стала без напряжения говорить с супругом на отвлеченные темы и даже несколько раз беззаботно смеялась, когда была вовлечена детьми в какую-то бесшабашную возню.
Лишь одна мелкая заноза мешала инженеру в эти восхитительные три недели полностью отключиться от неприятных воспоминаний. Дело в том, что на обочине Приморского шоссе, недалеко от бензоколонки, торчал здоровенный рекламный стенд, который Варбоди, всякий раз, когда ему случалось проходить мимо, старался обойти так, чтобы видеть только одну его сторону, – а именно, ту, откуда чрезвычайно аппетитная и в основном именно за это любимая почитателями эстрадная певичка призывала приобретать недвижимость на Золотом Побережье. И дело было вовсе не в том, что инженер хотел лишний раз взглянуть на явно заслуживающие внимания женские прелести, или серьезно задумался о покупке дома. Нет, просто он совершенно точно знал (увидел, когда еще первый раз подъезжал к курорту), что с обратной стороны стенда находится знакомый еще по Инзо плакат, с которого Президент продолжал настырно допытываться у Варбоди – патриот ли он?
* * *
Три недели, к сожалению, нельзя растянуть в вечность. Нет никакой возможности человеку ответственному, обремененному обязанностями перед любимым семейством и не обладающему броней большого капитала, просто сбежать от проблем и спрятаться от контактов с агрессивным миром в какой-нибудь симпатичной раковинке (например, в монастыре или в обеспеченном отшельничестве богатого бездельника), где его никто, кроме самых близких людей, не достанет.
Варбоди был обречен на возвращение. Запас денег, конечно, есть, но несколько месяцев без работы, при сохранении семейством более или менее привычного образа жизни, полностью его исчерпают. Так что, рано или поздно, нужно будет как-то устраиваться. Дети должны учиться – значит, воленс-ноленс, нужно безотлагательно заниматься определением их в гимназию – новый учебный год на носу. Если серьезно задуматься об эмиграции, опять же – деньги, оформление паспортов, виз, других документов, решение вопросов с имуществом… В общем, долгая, нудная и дорогая история.
Перед отъездом с курорта Варбоди купил несколько газет столичных и местных издательств, чтобы более или менее оценить ситуацию, с которой он может столкнуться по возвращении в Инзо. Мир за прошедшие три недели, как и следовало ожидать, не перевернулся – все то же: «Незначительное падение биржевых индексов на фоне нестабильных цен на энергоресурсы», – ясно, дальше: «Очередное заседание Международной Миротворческой Лиги по вопросу определения морских экономических зон», – понятно, дальше: «Выписка из протокола Центральной КРАД: список лиц противопоставивших себя Родине и народу», – ну, тоже понятно, дальше: «Похищенные пришельцами», – тьфу, черт, маразматики! Дальше… «Торжественный молебен в честь…» – Бог с ним… Дальше… Ага, вот, что-то новенькое… Это, кто же у нас такие? Ах, «Старая Газета»… Жива еще, надо же… Так: «Неофициально. Редакция располагает достаточно точной информацией от заслуживающего доверия источника, о том, что депутаты Народной Палаты парламента от «Объединенного Отечества» в ближайшие дни намерены инспирировать так называемый технический роспуск парламента, солидарно подав заявления о сложении с себя депутатских полномочий. В этом случае парламент Президентом будет распущен. Каковы цели этой акции? За два года, оставшихся до очередных парламентских выборов, «Объединенное Отечество», по мнению наших аналитиков, неминуемо дискредитирует себя и уже не сможет одержать победы на выборах. Даже учитывая сильно урезанную роль нашего парламента, Президент Стиллер, при отсутствии послушного большинства в представительном органе, не сможет без серьезной борьбы проводить и финансировать свои сомнительные законопроекты, а также формировать исполнительную власть и судебные органы как ему вздумается. Кроме того, оппозиционные президенту партии получат трибуну, голос которой замолчать будет нельзя. Таким образом, властный ресурс для обеспечения избрания Стиллера президентом на второй срок сильно сократится. Поэтому Президент и «Объединенное Отечество» стремятся провести выборы в парламент именно сейчас, на гребне псевдопатриотической истерии, чтобы обеспечить себе большинство (возможно, конституционное) в законодательном органе на полные пять лет, создав тем самым мощный плацдарм для переизбрания Стиллера через три года на следующие семь лет».