Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Не имея никакого подарка, Александр глубоко вздохнул, глотнул, потом засунул руку в рот и стал тащить зуб, который уже несколько дней шатался, но держался еще довольно крепко.

Мальчик принялся с силой расшатывать его туда-сюда, подавляя выступившие от боли слезы, пока не вытащил, потом выплюнул кровь, помыл зуб в фонтане и протянул его Гефестиону.

— Вот, — пробормотал он. — Теперь мы друзья.

— До смерти? — спросил Гефестион, пряча зуб в карман.

— До смерти, — ответил Александр.

***

Лето уже шло к концу, когда Олимпиада объявила сыну о визите его дяди, Александра Эпирского.

Александр знал, что у него есть дядя, младший брат матери, которого звали так же, как и его самого, и хотя он видел дядю несколько раз, но не слишком хорошо помнил, потому что был тогда совсем маленьким.

Вечером, перед заходом солнца, царевич увидел, как царь Эпира верхом на коне прибыл в сопровождении свиты и своих телохранителей.

Это был красивый мальчик лет двенадцати с темными волосами и ярко-синими глазами, исполненный достоинства; его волосы перехватывала золотистая лента, на плечах был пурпурный плащ, а в левой руке он держал скипетр из слоновой кости, потому что был монархом — невзирая на свою молодость и то, что страна его представляла собою одни бесплодные горы.

— Смотри! — воскликнул Александр, повернувшись к Гефестиону, который сидел рядом, свесив ноги с галереи. — Это мой дядя Александр. Его зовут так же, как меня, и он тоже царь, ты знаешь?

— Чей царь? — спросил друг, болтая ногами.

— Царь молоссов.

Они все болтали, когда их схватила подкравшаяся сзади Артемизия.

— Иди! Тебе нужно подготовиться ко встрече со своим дядей.

Она отнесла царевича на руках, поскольку он брыкался, не желая покидать Гефестиона, до самой ванной комнаты матери, где раздела его, умыла ему лицо, одела в хитон и македонскую хламиду с золотой каемкой, повязала на голову серебристую ленту, а потом поставила на скамейку, чтобы повосхищаться.

— Иди, маленький царь. Тебя ждет мама.

Он направился в комнату пред царской спальней, где его уже дожидалась царица Олимпиада, одетая, причесанная и надушенная благовониями. Она выглядела ошеломительно: черные-черные глаза контрастировали с огненными волосами, а под длинной голубой накидкой, вышитой по краю золотой пальметтой [3], был надет скроенный по-афински хитон с глубоким вырезом, скрепленный на плечах шнурком того же цвета, что и накидка.

Место меж грудей, которое хитон оставлял открытым, украшала большая, с голубиное яйцо, капля янтаря, вставленная в золотую капсулу наподобие желудя, — свадебный подарок Филиппа.

Взяв Александра за руку, мать подошла к трону и уселась рядом с мужем, который уже дожидался шурина.

Молодой царь молоссов вошел через дверь в дальнем конце зала и, соблюдая протокол, поклонился монарху, а потом царице, своей сестре.

Филипп, упоенный своими успехами, разбогатевший за счет захваченных золотых приисков на горе Пангей, осознавал, что является самым могущественным владыкой во всей Элладе, а возможно, даже во всем мире — после Великого Царя Персидской державы, и поражал гостей богатством своего наряда и роскошью украшений.

После ритуальных приветствий юношу проводили в его апартаменты, чтобы приготовиться к пиру.

Александр тоже хотел принять участие в пиршестве, но мать сказала, что он еще маленький. Зато он может поиграть с Гефестионом в керамических солдатиков, которых для него изготовил один ваятель из Алора.

В тот вечер, после ужина, Филипп пригласил своего шурина в отдельную комнату, чтобы поговорить о политике, и Олимпиада очень обиделась, поскольку все-таки была царицей Македонии, а эпирский царь — ее братом.

На самом деле Александр лишь назывался царем, а Эпирское царство находилось в руках его дяди Аррибаса, который не имел ни малейшего намерения отрекаться от власти, и только Филипп со своим могуществом, своим войском и своим золотом мог крепко утвердить мальчика на троне.

Сделать это было в его же интересах, потому что таким образом он привязал бы к себе молодого царя и удовлетворил амбиции Олимпиады, которая, видя нередкое пренебрежение со стороны мужа, находила удовлетворение в закулисном влиянии. В остальном ее жизнь была серой и монотонной.

— Нужно потерпеть еще несколько лет, — объяснял Филипп молодому монарху. — Мне понадобится время, чтобы вразумить независимые города побережья и дать афинянам понять, кто здесь самый сильный. Дело не в афинянах, просто я хочу, чтобы они не мешались под ногами у Македонии. И хочу взять под контроль все земли от Проливов [4] до Фракии и до Азии.

— Меня бы это устроило, мой дорогой зять, — отвечал Александр, которому очень льстило, что в его возрасте с ним разговаривают как с мужчиной и настоящим царем. — Я отдаю себе отчет в том, что для тебя существуют вещи поважнее, чем мои эпирские горы, но если когда-нибудь ты захочешь помочь мне, я буду благодарен тебе до конца моих дней.

Для своих юных лет Александр был весьма рассудителен. Он произвел на Филиппа самое лучшее впечатление.

— Почему бы тебе не остаться у нас? — спросил он. — В Эпире куда опаснее, а я предпочитаю быть уверенным в том, что с тобой ничего не случится. Здесь твоя сестра, царица, которая тебе очень рада. В твоем распоряжении апартаменты и неплохое содержание. Тебе будут оказывать внимание, соответствующее твоему рангу. Когда наступит нужный момент, я лично доставлю тебя на трон твоих предков.

Юный царь с радостью согласился и остался в Пелле в ожидании, пока Филипп доведет до конца свою военную и политическую программу, рассчитанную на то, чтобы сделать Македонию самым богатым, сильным и грозным государством в Европе.

Царица Олимпиада вернулась в свои палаты раздраженная. Она ждала, что брат перед отъездом придет попрощаться и почтит ее своим присутствием. Из соседней комнаты доносились голоса Гефестиона и Александра, которые играли в солдатики и кричали:

— Ты убит!

— Нет, это ты убит!

Потом шум ослаб и прекратился совсем. С появлением на небосклоне луны вся энергия этих маленьких вояк быстро угасла.

ГЛАВА 5

Александру исполнилось семь лет, а его дяде, царю Эпира, двенадцать, когда Филипп напал на город Олинф и Халкидскую лигу, что господствовали над огромным полуостровом, имевшим форму трезубца. Афиняне, союзники Олинфа, пытались вести переговоры, но без особого успеха.

Как только разъяренные афинские послы вышли из зала советов, Антипатр заметил:

— Это понравится твоим недругам в Афинах, — особенно Демосфену.

— Меня он не пугает, — пожав плечами, ответил царь.

— Да, но, кроме того, что он прекрасный оратор, он еще и политик. Демосфен единственный понимает твою стратегию. Он заметил, что ты не пользуешься наемниками, а формируешь национальные войска, сплоченные и целеустремленные, и на них основал опору своему трону. И эти достижения делают тебя грозным противником. Умного врага нельзя сбрасывать со счетов.

Филипп не сразу нашелся что ответить, лишь сказал:

— Пусть наши сторонники в городе не спускают с него глаз. Хочу знать все, что он говорит обо мне.

— Хорошо, государь, — ответил Антипатр и немедленно привел в готовность своих осведомителей в Афинах, чтобы своевременно быть в курсе всех действий Демосфена. Но каждый раз при получении текста великого оратора возникала неловкость. Прежде всего, царь спрашивал о заглавии.

— «Против Филиппа», — неизменно отвечал секретарь.

— Опять? — кричал тот в ярости, и у него так разливалась желчь, что если в этот момент он обедал или ужинал, пища превращалась в яд. Бегая туда-сюда по комнате, как лев в клетке, пока секретарь зачитывал текст, царь то и дело останавливался и кричал: — Что он сказал? Повтори! Повтори, будь я проклят!

вернуться

3

пальметта — орнамент из стилизованных цветочных гирлянд, характерный для античного греческого искусства.

вернуться

4

имеются в виду Босфор и Дарданеллы

7
{"b":"19056","o":1}