Царь не подавал признаков жизни, уже и губы его посинели, а ногти стали почти черными.

Гефестион опустился на колени и поднял его. Голова и руки царя повисли, как у покойника.

Подошел Филипп.

— Положите его в ванну. Тихонько. Погружайте постепенно.

Гефестион пробормотал что-то сквозь зубы, то ли заклинание, то ли проклятье.

Между тем прибыли все товарищи и встали вокруг, держась чуть поодаль, чтобы не мешать Филиппу.

— Говорил я ему не прыгать в воду такому разгоряченному, с набитым брюхом, а он не послушал, — шептал Леоннат Пердикке. — Сказал, что тысячу раз так делал и никогда ничего с ним не случалось.

— Это всегда случается впервые, — обернувшись, ответил Филипп. — Вы просто негодяи, мерзавцы. Пора бы вам понять, что вы уже взрослые, что несете ответственность перед всей страной. Почему вы ему не помешали? Почему?

— Но мы пытались…— попытался оправдаться Лисимах.

— Ничего вы не пытались, никто из вас! — выругался сквозь зубы Филипп, принимаясь массировать тело царя. — Вы знаете, почему это случилось, а? Знаете? Вижу, что не знаете. — Друзья стояли, опустив головы, как дети перед разгневанным учителем. — Эта река питается водой из таврских снегов, которые тают от летнего тепла, но путь ее столь короток, а русло так круто, что она не успевает прогреться и впадает в море ледяной, как будто только что с ледника. Это все равно, что голому зарыться в снег!

Тем временем Лептина, встав на колени рядом с ванной, ждала указаний врача.

— Вот молодец, хоть ты мне поможешь. Массируй его вот так, от живота вверх, тихонько. Постараемся восстановить пищеварение.

Подошел Гефестион и ткнул в Филиппа пальцем:

— Слушай, он царь и делает все, что захочет, и никто из нас не может ему помешать. А ты врач и должен его вылечить. Понял? Должен, и все!

Филипп посмотрел прямо ему в глаза.

— Не говори со мной таким тоном, я не твой слуга. Я делаю то, что должен, и так, как считаю нужным, понятно? А теперь не путайтесь под ногами, пошли вон!

Но когда все начали расходиться, он добавил:

— Пусть останется один. Один, чтобы мне помочь.

Гефестион обернулся.

— Можно мне?

— Да, — проворчал Филипп, — но сядь в сторонке и не раздражай меня.

Тем временем на лицо царя начали возвращаться краски, но сам он так и не приходил в сознание и не открывал глаз.

— Нужно прочистить ему желудок, — заявил Филипп. — Быстро. Лептина, ты приготовила то, что я просил?

— Да.

— Тогда неси. Я сам продолжу массаж.

Лептина принесла чашу с густо-зеленой жидкостью.

— Вот, теперь помогите мне, — велел Филипп. — Ты, Гефестион, не давай ему закрыть рот: он должен выпить этот отвар.

Гефестион повиновался, и врач капля за каплей влил жидкость.

Сначала царь никак не отреагировал, но потом содрогнулся в неудержимом рвотном позыве.

— Что ты ему дал? — испуганно спросила Лептина.

— Рвотное, которое подействовало, и еще средство, заставляющее его организм, уже поддавшийся смерти, сопротивляться.

Александра долго рвало, а Лептина придерживала его лоб. Сбежавшиеся слуги с готовностью мыли пол рядом с ванной. Потом начались страшные конвульсии, с шумом и хрипом сотрясавшие его грудь.

Средство Филиппа оказалось действенным: оно вызвало сильную реакцию в теле царя, но и здорово ослабило его. Лекарство сделало свое дело, однако потребовало долгого периода выздоровления. Частые рецидивы сопровождались неотвязной коварной лихорадкой, которая с каждым днем подтачивала силы Александра.

Прошли месяцы, пока стало видно улучшение, а люди за это время упали духом и поговаривали, что царь умер, просто никто не смеет официально сообщить об этом. С наступлением осени Александр все-таки смог встать и показаться войскам, чтобы воодушевить их, но после этого ему пришлось опять лечь в постель.

Наконец он начал ходить по комнате, а Лептина следовала за ним с чашей бульона, умоляя:

— Выпей, мой господин, выпей: это тебе поможет.

На исходе дня по обыкновению заходил Филипп. Остальное время врач проводил в лагере, так как некоторые солдаты заболели от перемены климата и пищи. Многие страдали поносом, других мучила лихорадка с тошнотой и головокружением.

Однажды вечером, когда Александр сидел за столом, где снова начал разбирать письма, приходившие из Македонии и покоренных провинций, к нему вошел гонец и вручил свернутое и запечатанное послание от Пармениона. Царь вскрыл его, и как раз в это время вошел Филипп.

— Как самочувствие сегодня, государь? — спросил он, собираясь дать ему лекарство.

Александр пробежал глазами по строчкам, в которых старый военачальник сообщал ему:

— Довольно неплохо, — ответил Александр и протянул руку за чашей со снадобьем, а другой подал Филиппу записку.

Тот прочел ее, пока царь пил лекарство. Врач ничуть не смутился и, когда Александр допил, перелил остальное лекарство в кувшин и сказал:

— Еще одну порцию выпей сегодня перед сном. Завтра можешь начать есть что-нибудь не жидкое, я оставлю Лептине указания насчет твоей диеты. Скрупулезно соблюдай ее.

— Буду, — заверил его царь.

— Ну а я возвращаюсь в лагерь. Многие чувствуют себя плохо, знаешь?

— Знаю, — ответил Александр. — И это настоящая беда. Дарий приближается, я чувствую. Мне необходимо поправиться. — А когда Филипп уже уходил, царь спросил: — Как ты думаешь, кто это мог быть?

Филипп пожал плечами:

— Не имею представления. Есть несколько молодых хирургов, очень способных и крайне честолюбивых. Все они могли надеяться получить пост главного врача. Если со мной что-нибудь случится, любой из них может занять мое место.

— Только скажи мне, кто это, и я…

— Лучше воздержаться, государь. Скоро нам понадобятся все наши хирурги, и я даже не знаю, хватит ли их. Как бы то ни было, спасибо за доверие, — добавил он и вышел, закрыв за собой дверь.

Ближе к середине осени эскадра Неарха бросила якорь перед Тарсом, и адмирал сошел на берег поприветствовать и обнять Александра, который уже совершенно выздоровел.

— Тебе известно, что Дарий собирается преградить проход у Сирийских ворот? — спросил его царь.

— Пердикка сообщил мне. К сожалению, твоя болезнь дала им время укрепить свои позиции.

— Да, но выслушай мой план: мы пойдем вдоль моря, поднимемся к перевалу и пошлем разведчиков разузнать, где находится Дарий. Нам нужно будет внезапной атакой выбить его с позиций, а потом мы спустимся со всем войском и нападем на его силы на равнине. Несмотря на их численный перевес. Десятикратный.

— Десятикратный?

— Таковы донесения. Больных и выздоравливающих я оставлю в Иссе, а оттуда совершу марш-бросок к перевалу. Выступаем завтра утром. Ты с флотом следуй за нами; теперь мы будем на достаточно короткой дистанции, чтобы обмениваться сигналами.

Неарх вернулся на свой корабль, а через день снялся с якоря и взял курс на юг, в то время как войско в том же направлении двинулось по берегу.

Они достигли Исса, городка, что раскинулся у подножия гор, амфитеатром поднимавшихся вокруг, и царь распорядился расквартировать там небоеспособных солдат, а сам с остальным войском предпринял поход к перевалу Сирийские ворота.

На следующий вечер он выслал вперед дозор, а с флагманского корабля Неарх просигналил, что море разволновалось и близится буря.

— Только этого нам не хватало! — выругался Пердикка.

Его солдаты пытались развернуть шатры. Усиливающийся ветер трепал и раздувал полотнища, как корабельные паруса во время шторма.

Когда, наконец, с приходом ночи лагерь был готов, разыгралась непогода с проливным дождем. Молнии сверкали, среди гор раскатами грохотал гром.

Неарх едва успел причалить, и его экипажи кувалдами вбивали в песчаный берег колья, чтобы закрепить брошенные с носа и кормы канаты.