Парменион встретил Александра с почетным эскортом под командованием своего сына Филота. Подойдя ближе, он построил стражу, а сам вышел вперед, ведя коня в поводу. Монарх тоже спешился и пошел ему навстречу, а войско разразилось приветственными криками.
Парменион обнял и облобызал царя в обе щеки.
— Государь, ты не представляешь, как я рад тебя видеть. Я очень тревожился, не понимая поведения персов.
— И я очень рад тебя видеть. Как твой сын Филот? Как твои воины?
— С ними все хорошо, государь. Они приготовили пир в честь твоего прибытия. Будем пить и веселиться.
Парменион и Александр шли пешком, разговаривая между собой, а Букефал то и дело подталкивал своего хозяина мордой, желая привлечь его внимание. Все войско шагало следом, причем конница построилась на просторе равнины широким фронтом всего в три шеренги. Это было впечатляющее зрелище: два человека спокойно шагали по безграничному плоскогорью, а вслед за ними под топот десятков тысяч копыт двигался строй огромного войска.
— Пополнение пришло? — спросил царь.
— К сожалению, нет.
— Тебе хотя бы известно о его приближении?
— Нет еще.
Александр продолжал идти молча, поскольку вопрос, который он хотел задать, был очень нелегким. Парменион тоже молчал, не желая его смущать.
— Где он? — вдруг спросил Александр, словно интересуясь чем-то несущественным.
— Сисин вернулся с устным посланием, и я лишь исполнил твои указания. Аминта под домашним арестом, и командовать фессалийской конницей я временно поставил Филота.
— Как он это воспринял?
— Плохо, как и следовало ожидать.
— Не могу поверить. Он всегда хранил мне верность — я не раз видел, как он рисковал жизнью ради меня.
Парменион покачал головой.
— Власть растлевает многих, — заметил он вслух, но про себя подумал: «всех». — Тем не менее, у нас нет никаких доказательств того, что Аминта принял предложение персов.
— А где персидский посланник с письмом?
— Я держу его под стражей. Могу показать письмо, что было при нем.
— Оно написано по-гречески или по-персидски?
— По-гречески, но я не вижу в этом ничего странного. При дворе у Великого Царя служит много греков, среди которых немало афинян. Им наверняка не составило труда написать подобное письмо.
— А обещанные деньги?
— Никаких следов. По крайней мере, пока.
Уже показался военный лагерь Пармениона. В основном он состоял из шатров, но имелись и небольшие деревянные постройки, и это говорило о том, что войско расположилось здесь довольно давно.
В это время послышались сигналы трубы, и вскоре весь контингент в боевом порядке вышел в поле, чтобы воздать почести вернувшемуся царю.
Александр и Парменион снова сели на коней и проехали перед строем. Воины с грохотом били мечами в щиты и ритмично выкрикивали:
Александрос! Александрос! Александрос!
Растроганный Александр приветствовал их поднятой рукой, в его взгляде виделось волнение.
— Под нашей властью почти половина Анатолии, — сказал Парменион. — Никто из греков не завоевывал такой обширной территории, даже Агамемнон. Но меня тревожит бездействие персов. При Гранике правители Фригии и Вифинии ждали нас, чтобы дать бой. Это была их инициатива, тогда они не имели времени посоветоваться с Великим Царем. Но теперь Дарий наверняка принял решение, и я не могу понять этого спокойствия: никаких нападений, никаких засад… и в то же время никаких предложений начать переговоры.
— Тем лучше, — ответил Александр. — У меня нет ни малейшего желания начинать переговоры.
Парменион промолчал: он уже достаточно хорошо знал нрав царя. Был лишь один противник, вызывавший у него уважение, — Мемнон. Но как раз Мемнон уже давно не давал о себе знать. Только задержка с ожидавшимся пополнением позволяла думать, что грозный враг не выбыл из игры.
Беседа продолжилась в жилище старого военачальника, и к ней присоединились другие — Черный, Филот и Кратер, но было заметно, что всем хочется развлечься и повеселиться, и вскоре обсуждение стратегических и военных вопросов перешло на более приятные темы вроде вина и женщин. А женщин уже хватало: одних привели распорядители, другие присоединились к войскам сами, соблазненные подарками и обещаниями, а третьих попросту купили у многочисленных торговцев, следовавших за войском, как блохи за собаками.
Александр остался на ужин, но, как только началось пиршество и между столами начали танцевать несколько обнаженных юношей и девушек, он встал с ложа и удалился. На небе светила луна, вечер был прохладный и тихий. Какой-то командир из войска Пармениона инспектировал стражу. Александр подошел к нему и спросил:
— Где содержится заключенный царевич Аминта?
Командир окаменел, узнав царя, бродившего в одиночестве по лагерю в этот ночной час. Он лично проводил Александра к одному из деревянных строений. Стража открыла запоры и впустила царя внутрь.
В голой комнате горела лампа, освещая стены из нетесаных бревен. Аминта не спал; он читал какой-то папирусный свиток, держа его развернутым на таком же грубом столе при помощи двух камней, которые он, должно быть, подобрал с земли. Он поднял голову, как только заметил, что кто-то стоит в дверном проеме, и потер веки, чтобы лучше видеть. Поняв, кто перед ним, Аминта встал и попятился к стене. На лице его можно было прочесть выражение горечи и тревоги.
— Это ты велел меня арестовать?
Александр кивнул:
— Да.
— Зачем?
— Разве Парменион не сказал тебе?
— Нет. Меня просто арестовали перед моими людьми средь бела дня и заперли в этой конуре.
— Он неправильно понял мои распоряжения и определенно проявил излишнюю осторожность.
— А каковы были твои распоряжения?
— Держать тебя под арестом, пока не прибуду я, но не компрометировать перед твоими войсками.
— А причина? — настаивал Аминта. Вид его был ужасен: он явно давно не расчесывал волосы, не брился и не менял одежды.
— Был перехвачен гонец от Великого Царя. Он вез письмо, в котором тебе предлагалось две тысячи талантов золота и македонский трон, если ты убьешь меня.
— Я никогда его не видел. Если бы я хотел убить тебя, то нашел бы сотню удобных случаев с того дня, когда зарезали твоего отца.
— Я не мог рисковать.
Аминта покачал головой.
— Кто тебе посоветовал действовать таким образом?
— Никто. Это было мое решение.
Опустив голову, Аминта прислонился к деревянной стене. Свет от лампы падал лишь на нижнюю часть его лица, глаза мерцали в тени. В этот момент ему вспомнился день, когда злодейски убили царя Филиппа и он решил поддержать Александра, чтобы не развязывать войну за наследование престола. Тогда он остался среди тех, кто присоединился к Александру во дворце, а потом всегда сражался с ним бок о бок.
— Ты арестовал меня, даже не видев никаких доказательств моей вины…— дрожащим голосом пробормотал Аминта. — А ведь в бою я не раз рисковал жизнью ради тебя.
— У царей нет выбора, — ответил Александр. — Особенно в подобные моменты. — И он снова увидел, как отец, смертельно побледнев, падает на колени в лужу крови. — Возможно, ты прав, это не имело смысла, но я не мог сделать вид, будто ничего не произошло. Ты бы на моем месте поступил так же. Я могу лишь по возможности уменьшить твое унижение. Но сначала мне нужно все узнать. Я пришлю слугу, который помоет тебя, и цирюльника, который тебя побреет и подстрижет волосы. Ты ужасно выглядишь.
Александр дал распоряжения часовому, чтобы тот пропустил людей, которые придут позаботиться о царевиче Аминте, а сам направился в шатер Пармениона, где шел пир. Слышались завывания и гогот, шум посуды, стоны и пыхтенье, звучала нестройная музыка флейт и других варварских инструментов, которых Александр не мог распознать.
Войдя, он несколько раз споткнулся о клубки голых пыхтящих тел, совокуплявшихся всевозможными способами на покрывавших землю циновках. Царь лег на ложе рядом с Гефестионом и начал пить. И пил всю ночь, до озверения и потери рассудка.