– Здравствуй, доченька.

– Вы не скажите, это хороший магазин? – сказала я первое, что пришло на ум, ткнув в высовывающуюся меж деревьев отдаленную вывеску «Супермаркет».

– Так ты же сама оттудова, деточка? – изумились пожилые женщины.

Вот так вот, я ведь оттуда. И что теперь?

– Я имею в виду, по сравнению с другими. Я в нем была сегодня, но что-то цены не понравились.

– Так ведь с пакетом шла, – укоризненно заметила одна, мол, ври да не завирайся.

Я напустила в голос побольше жалостливости:

– Так ведь дома долго не была, приехала – кушать нечего, что поделать, купила!

– Да, – кивнула вторая. – Это ты права, внуча. Государство знай себе цены повышает, а пенсии нет, и живи, бабка, как хошь! Точно хотят они поубивать нас, ироды, чтобы землю не топтали.

– Да, дорогу молодым, – закивала первая.

– Да что вы, – отмахнулась я с видом перебежчика из одного лагеря в другой. Зря, мол, вы меня в партию «государство» записали, хочу быть в «старушках деревенских». – У нас на фирме тоже срезали ползарплаты. Как жить, не знаю.

Мои поползновения на дружбу были вознаграждены: лица бабок сразу подобрели, одна даже сделала попытку подвинуться на сиденье, чтобы я заняла место рядом с ней, но я показала жестом: нет, что вы, сидите-сидите, я постою.

– А ты, чай, из какого дома будешь-то? – проявила она интерес.

– А я из сто тридцать третьего. К отцу приехала, – прибавила я пояснения, но мой ответ вызвал странную реакцию: женщина, уже было соблаговолившая перезаписать меня из касты врагов в противоположную, тут же сморщилась и демонстративно отвернулась, из чего я заключила следующее: папаню моего здесь не больно-то жаловали. Почему, хотелось бы знать? Вроде не депутат и не бандит. – Он сантехником работает! – на всякий случай заявила я, а то вдруг они нас с кем-то спутали, но тут же испугалась: а ну как он у бабки слив унитаза к стиральной машинке подключил? Да ну, нет. Вряд ли в сем домишке имеются такие излишки. О, рифмой сказала! Часто у меня это выходит.

– Ха, сантехником! – язвительно усмехнулась та, поворачиваясь к моему лицу. – Картежник он!

Почему-то этот язвительный тон вызвал внутри меня всплеск бурного негодования. Да как она смеет! Какой бы он ни был, но он мой отец!

– Он что, вас обыграл? – не удержалась я.

Сморщенное землистое лицо налилось агрессивным красным цветом.

– Ах! Да как ты… – Бабка плюнула мне под ноги, поднялась и резво поколесила домой, в хату. Зато вторая… рассмеялась! И громко так, заразительно, что я еле сохранила серьезное лицо. Но это был не последний сюрприз. За моей спиной неожиданно раздались аплодисменты и крик:

– Браво!

Обернувшись, я увидала… Кирюху! Обалдеть можно!

– Обалде-еть… – растянула я, повторив свои мысли. – Ты откуда взялся, родимый?

– Что-то ты подозрительно поспешно от меня избавилась и слишком уж заинтересованно глядела в эту сторону, пока мы шли. А когда я, затаившись, увидел, как ты сызнова выходишь из дома, поглядывая по сторонам… тут уж я не выдержал и решил последовать за тобой, прости! Всему виной мое исключительное любопытство!

– М-да… Только не говори, что это и есть твои прабабки!

– Нет, что ты, они живут в старой части поселка. Знакомься, баба Клара, бабушка моей однокурсницы Дианы.

Вот так. Однокурсница Диана. А я-то, блин, придумала, влюбился он в меня! Ага, щассс! Что ж, тем лучше.

– А вот и сама Дианка, – показал рыжеволосый Кирилл на соседний двухэтажный дом, более модернизированный, чем тот, в котором скрылась предыдущая бабка, откуда действительно выбежала девушка наших лет, высокая, довольно плотная, с длинной русой косой, не то в дачном платье, не то в домашнем халате. Короче, в чем-то длинном, цветочной расцветки и на пуговицах. И коса до попы, и фигура, и одеяние – все вписывалось в избитый стереотип «настоящей русской девы». Странно в нашем-то супермегасовременном двадцать первом веке такое диво встретить. Где ж они учатся-то, хотелось мне больше всего спросить, но я сдержалась. Видно, на каком-нибудь факультете истории Древней Руси. Сильно хотелось дать ей в руки испеченный в русской печи каравай или все десять расписных матрешек, сложенных одна в другую, но, увы, у меня их с собою не было.

Дианка, радостно улыбаясь, прискакала к нам чуть ли не на одной ноге и ласково обняла Кирилла.

– Кирка! Когда приехал?

– Да вот два дня как.

– Че сразу не зашел? – Тут взгляд ее больших зеленых с отсутствующим макияжем глаз устремился на мое довольно красивое (особенно с макияжем, снова будь он помянут) лицо. – А, понятно! Не до меня было! Это твоя невеста?

Нет, ну что за отсталое чудо? Кто ж так говорит? У меня даже бабуля (извиняюсь, не бабуля – Марго) употребляет в своей речи такие продвинутые западные определения как «бойфренд» или «лавер». Однако отсюда, как ни крути, вытекает, что она ему просто знакомая, в лучшем случае – подруга, но никак ни «гёлфренд».

Ох, видели бы вы Кирилла… Бедный так раскраснелся, что даже веснушек не стало видно. Никогда я не встречала прежде, чтобы так краснели.

– Да нет, это… Это… Ну то есть… Мы только… В общем, она… Как бы сказать… Она просто… Хотя не просто… Мы сегодня…

– Катя, – пришла я ему на помощь, представившись самостоятельно.

– Ну-ну, – ухмыльнулась девица и пошла себе дальше, не забывая иногда скакать.

– У вас очень жизнерадостная внучка, – поделилась я наблюдениями с бабкой Кларой, проводив дитя цветов хватким взглядом.

– Да, это сегодня она такая… Даже странно… Вчера бы на нее посмотрели! Все убивалась по нему, я думала, не вынесет любовной муки, руки на себя наложит. Ой, как боялась за нее, но вроде, тьфу-тьфу, оклемалось дитя.

– А что случилось? – заинтересовалась я чужими страстями. Что-то у меня жизнь скучная в последнее время, хоть про других послушать – всё отрада.

– Да влюбилась она в одного… бандюка. Девка-то простая, глупенькая, наивная, если по-вашему. А он… гад… Откуда только взялся на нашу голову? Быстро ее привязал к себе. Она привела как-то знакомить, я как глянула – боже! Как есть бандюк!

– Ну что вы так? Может, просто с виду показался. Надо же не по внешности судить о человеке, – позволила я себе сделать пожилой тете замечание.

– Да не, бандюк! Точно говорю тебе, как есть на духу – бандюк! Вона его и Кирюша видел!

Я обернулась через плечо: Кирилл выразительно моргнул, мол, да, так и есть.

– И что же стряслось? Обманул и бросил?

– Нет, Бог не довел до позора. – Бабушка перекрестилась. – Помер он. И слава Богу!

Нет, ну как это слава? Умер же человек! Никогда я не постигну старческую логику.

– А как он умер? – почему-то этот вопрос показался мне весьма занимательным. Хотя что удивляться? Расследования убийств – моя стихия. Мы с Юлькой любим это опасное дельце, эх жаль, что мы с ней в ссоре. Придется самой разбираться. А может, и ну его, расследование. У меня сейчас иная миссия – ожерелье деда.

– Подстрелили. Говорю ж – бандит! Тока так их и убивают.

– Ну не скажите, – опять заспорила я. Такова моя беспокойная натура. – Бывает, и честных граждан убивают из огнестрельного оружия, допустим, при ограблении. Или дебил обколотый – просто так, ради забавы.

Баба Клара сморщилась и отвернулась от меня, совсем как недавно ее подруга. Видать, женщина не любила, когда ей перечили. Сказала, бандит – значит, бандит! Ладно, мне и вправду не стоило сомневаться в ее словах, теперь вот потеряла важного свидетеля.

– А когда это случилось? Ну, убийство? – надеясь, что еще не все потеряно, вновь пристала я.

Однако бабка тут же забыла про обиду (возможно, она просто обернулась на морковь-капусту в огороде поглядеть) и ответила вполне доброжелательно:

– Дня три минуло.

Странно. И как же Диана так быстро оправилась, ежели любила? Поди, и не любила. Чего тогда бабка переживает? Поплакала два дня, соблюла приличия, и будет. Зачем носить траур, когда вокруг столько парней, к примеру, однокурсник?