Почти всегда после рассказа о вавилонской литературе кто-нибудь задает вопрос: «Подтверждают клинописные тексты Библию или опровергают ее?». Нетрудно догадаться, что на этот вопрос невозможно ответить простым «да» или «нет». Библия — не одна книга, а целая серия книг, написанных разными авторами в разное время. Она не ограничивается чем-то одним и, оставаясь прежде всего религиозной книгой, содержит также историю, космологию, поэзию, философию и многое другое.

Давайте разберемся по порядку — сначала коснемся истории. В Библии сказано, что ассирийцы захватили Самарию. Клинописные тексты говорят то же самое. Библия утверждает, что, когда Сеннахирим попытался захватить Иерусалим, Иегова защитил город и армия захватчиков была уничтожена благодаря божественному вмешательству. Из анналов самого Сеннахирима (Синнаххериба) мы знаем, что он старался взять Иерусалим, однако он нигде не отмечает, что преуспел в этом. В этих двух случаях можно сказать, что клинописные тексты подтверждают Библию; некоторые предпочитают говорить иначе — Библия подтверждает клинописные тексты. И та и другая точка зрения не вызывают возражений.

В то же время ассирийский царь Салманасар изобразил на «Черном Обелиске» царя Ииуя, приносящего ему дань. Этого эпизода в Библии нет. Должны ли мы на этом основании говорить, что Библия неверно отображает события? Пожалуй, правильно было бы предположить, что Ииуй не захотел упоминать день унижения; даже если бы он поведал об этом, какой-нибудь патриотически настроенный последователь наверняка позаботился бы о том, чтобы в анналах не осталось даже следов грустного эпизода. Собственно, все подтверждения событий, о которых говорится в Библии — или их отсутствие, — не имеют первостепенного значения. Библия — религиозная книга, и история играет в ней весьма незначительную роль. К тому же известно, что большая часть этой поздней истории верна и не нуждается в дополнительных подтверждениях. Оставим на время рассказы о позднейших исторических событиях и перейдем к более интересному: мифам и космогониям.

Для начала обратимся к рассказу о сотворении мира, содержащемуся в первой главе Библии. Почти во всех книгах, посвященных данной теме, этот рассказ сравнивают с ассирийским повествованием о возникновении вселенной и делают те или иные выводы. Обычно автор подобной книги, проявляя большую эрудицию и изобретательность, приходит примерно к следующему заключению: «Обнаруженного сходства недостаточно, чтобы предполагать прямое заимствование или прямую связь между рассказами». И такое решение проблемы многих вполне удовлетворяет. Однако при подобной методике работы — хотя она проста и эффектна — слишком многое принимается на веру.

В Библии содержится не один рассказ о творении, а несколько; тот, что мы читаем в первой главе книги Бытия, должно быть, пользовался наименьшей популярностью среди простых людей. Он стоит особняком в самом начале Священного писания и представляет собой высшее достижение древнееврейской богословской мысли. Идеи, заложенные в нем, настолько прекрасны и возвышенны, что дают ему право на существование, хотя рассказы о творении в других книгах Библии полностью расходятся с ним. Ассирийская версия, которую обычно сравнивают с этим рассказом, на деле вовсе не ассирийская, а на тысячи лет древней; она восходит к самому раннему шумерскому времени. Ассирийской ее назвали потому, что первый найденный клинописный рассказ о создании мира был написан по-ассирийски, т. е. на языке вполне понятном, в отличие от шумерского, который до сих пор труден для понимания. Двойное преимущество — текст был открыт раньше других, и легко читался — стало причиной того, что рассказ получил название «ассирийской версии сотворения мира». Это, должно быть, был очень популярный рассказ, раз он сохранялся на протяжении тысячелетий, пришел из древнего Шумера в Ниневию и даже был переведен на другой язык. В том, что он заслуженно пользовался популярностью, сомнений нет. В нем много действия, он драматичен и полностью объясняет то, что должен был объяснить.

О первой главе книги Бытия можно сказать прямо противоположное. Разумеется, в ней содержатся прекрасные идеи и она отражает высокий уровень геологической мысли, тем не менее это лишь простое перечисление событий, изложенное высокопарным и скучным языком. Глава явно создана в ученых кругах и обречена была там и оставаться; иначе она получила бы широкую известность. Если уж мы пожелаем сравнить этот научный опус с каким-либо клинописным повествованием, то должны будем сопоставлять его не с ассирийской версией, а с рассказами иного типа. Едва ли можно надеяться, что сравнение страницы из философской книги с драмой, порожденной страстями и волнениями повседневной жизни, окажется плодотворным. До сих пор шумерские параллели с первой главой книги Бытия попадались лишь в очень фрагментарном виде. Полный рассказ, возможно, будет найден, а возможно и нет; если мы обнаружим его в обозримом будущем, это будет чистое везение, потому что подобный тип повествований не пользовался популярностью ни у шумеров, ни у древних евреев. Но в любом случае не будем попусту терять времени и пытаться сравнивать несравнимые вещи, а лучше проведем наше исследование по-другому.

Хотя древнееврейские богословы и отвергали вавилонское повествование как несоответствующее их представлениям о Боге, народ в целом, по-видимому, так не думал. Если первая книга Бытия с ее высокими идеями остается изолированной, то в других книгах Библии мы находим немало отголосков знаменитой битвы Иеговы с чудовищем Левиафаном. Отвергали его богословы или нет, а этот рассказ о творении, безусловно, был широко известен в народе. Если это так, то будет нелишним кратко изложить здесь этот исключительно популярный миф о творении в его вавилонской версии. Я сожалею, что объем этой небольшой книги не позволяет воспроизвести прекрасную поэтическую форму оригинала.

Прежде чем были созданы небеса и земля, т. е. в самом начале всех вещей, вселенная была бесконечным водным хаосом. Из него родились первые божественные существа, тоже еще бесформенные и не поддающиеся описанию. Шло время, боги стали принимать определенные обличия и начали действовать. Кое-кто из них решил упорядочить хаос. Этот дерзкий шаг вызвал резкое противодействие со стороны более консервативных богов, которые считали существовавшее положение вполне удовлетворительным и не нуждающимся в переменах. Особенно негодовала на решение молодых богов Тиамат, мать-хаос, божество в обличий дракона, в которой персонифицировались все качества водного хаоса.

Узнав о намерении богов навести порядок в ее владениях и тем самым уменьшить ее власть и благополучие, Тиамат решила дать им отпор. Из хаоса, который она воплощала, Тиамат создала огромных демонов, обладавших ужасающей силой. Она призвала своего мужа и с только что созданным воинством приготовилась к битве. Боги сначала испугались; затеянное ими предприятие грозило оказаться куда сложнее, чем они предполагали. Но в конце концов один из богов решил принять бой. Он схватил свое оружие и приказал четырем могучим ветрам стать рядом с ним. Тиамат бросилась на него и широко раскрыла пасть. Этим-то и воспользовался ее противник: он направил ей в пасть могучие ураганы — и тело дракона-богини так раздулось, что она не могла двигаться. Тогда бог прикончил ее своим оружием. Тут возник вопрос: что делать с гигантским трупом? Он был невероятных размеров. Подумав, бог рассек тушу на две части. Одну он оставил ровной, и она стала землей; другую он выгнул куполом над землею, и она стала небом. Xaocу пришел конец. Теперь следовало приступить к наведению порядка во вселенной. Супруг Тиамат, некое крайне незначительное божество, был схвачен богами и обезглавлен, а из его вытекшей крови, смешанной с глиной, создали людей.

Как отмечалось выше, ничего нельзя сказать о времени создания этого рассказа и о том, как первоначально звали бога, наделенного необыкновенной силой. Скорей всего, это было какое-нибудь шумерское божество; можно предположить, что в этой важной роли выступал великий бог Энлиль, одна из важнейших фигур древнемесопотамского пантеона, или, быть может, воитель Нинурта. Прошли столетия, и преобладание шумеров кончилось с усилением Вавилона при Хаммурапи. Мардук, новый бог сравнительно нового города, не мог, разумеется, присвоить себе славу столь великого подвига Он был младенцем среди богов, а его города вообще не существовало, когда все это произошло. Но во времена Хаммурапи центром огромного царства стал Вавилон. Молодой он или немолодой, Мардук, за которым стояли армии Хаммурапи, мог теперь претендовать на положение верховного бога страны. О том. чтобы обосновать его притязания, позаботились теологи того времени.