Большие надежды маврикийцы возлагают на туризм, который за последнее время стал развиваться с головокружительной быстротой…
Остров, который остался за Францией
Самый «белый» остров в Индийском океане. Странный департамент. Через штаб-квартиру коммунистической партии в префектуру. Потомки первых французов в горах. Земледелие и волны иммиграции. Белый расизм. Развитие с неясным исходом
В некотором отношении Реюньон меня интересовал больше, чем Маврикий. Это первый из островов в Индийском океане, который удалось колонизовать французам, единственный остров, оставшийся французским после наполеоновских войн. Англичане на этот счет не заблуждались. Они рассматривали Реюньон как чисто сельскохозяйственную колонию, лишенную стратегического интереса.
Здесь нет естественных гаваней, в которых бы военные и торговые корабли могли найти защиту от морских течений и бурь. Для Англии нужны были острова, служившие базами для установления военного контроля над морскими путями в Индию. Англичане, вероятно, иначе бы вели себя на парижских мирных переговорах в 1814 году, если бы подозревали, что благодаря Реюньону французы расширят свои владения.
Вскоре после заключения мирного договора между Великобританией и Францией разгорелся спор из-за Мадагаскара. Французы давно потеряли мадагаскарский Форт-Дофин, откуда в XVII веке началась колонизация Реюньона. Но в их руках оставались другие мелкие острова, включая Сент-Мари. Первый британский губернатор Маврикия Фаркуар предложил считать эти территории подвластными Маврикию, но отданными Франции. Так как его предложение было несостоятельным с юридической точки зрения, оно было отвергнуто, а Мадагаскар решили считать принадлежащим островитянам…
Французы, однако, скоро обосновались не только на острове Сент-Мари, но и на некоторых других островах вокруг Мадагаскара, между тем как англичане попытались добиться влияния на могущественный народ хова, или мерина, в мадагаскарской столице Антананариву, где в XIX веке иногда жили военные и прочие советники из Великобритании. Англичане окончательно отказались от своих притязаний на Мадагаскар лишь к концу века, когда в Европе стали заключаться соглашения о разделе всей Африки на «сферы интересов». Гигантский остров, таким образом, был открыт для французов. Теперь Мадагаскар независимый, по крайней мере по своему названию — Демократическая Республика Мадагаскар.
По закону 1946 года, вступившему в силу в 1948 году, Реюньон объявлен не колонией, а заморским департаментом Франции, и посылает в Париж своих депутатов.
Что значило это для развития острова? Извлек ли Реюньон пользу из того, что все время оставался французским владением? Либо здесь, как и на Сейшелах, мы сталкиваемся с maladministration? (плохим управлением. — Е. Г.). Производил ли остров то же самое впечатление, что и аналогичные ему заморские департаменты в Карибском море?
Одна важная отличительная черта Реюньона мне была известна. Белый гваделупец или мартиниканец, так же как белый франко-маврикиец, если не прямо принадлежит к господствующему классу, то почти всегда состоятелен. На Реюньоне европейское происхождение имеют и местная элита и беднейшие из бедных. В общей сложности потомки европейцев составляют тридцать процентов от общего населения острова в 450 тысяч человек, тогда как среди 800 тысяч жителей Маврикия белые образуют лишь 1,25 процента. Другими словами, белых на Маврикии не более 10 тысяч, а на Реюньоне их примерно 150 тысяч. И поскольку многие белые, живущие на этом острове, принадлежат к категории «белых бедняков», можно смело сказать, что здесь не соблюдалось старое общеколониальное правило: «белый — богатый и хороший, черный — бедный и плохой и коричневый — что-то среднее между ними».
Но что за жизнь течет на Реюньоне? Найду ли я его столицу Сен-Дени такой же уютной, как, например, столицу Мартиники Фор-де-Франс, с типично французскими кафе, вынесенными на тротуары, где по вечерам можно сидеть со стаканом ромового пунша или кружкой пива и любоваться кипящей вокруг тебя жизнью? И будет ли на Реюньоне также легко найти контакт с людьми, как на Мартинике или на Маврикии и Сейшелах? Меня одолевало много вопросов. Некоторые остались без ответа, поскольку на Реюньоне я пробыл лишь несколько дней.
Свое первое утро в Сен-Дени я встретил в тесной и мрачной комнате на первом этаже отеля «Бурбон», старинного здания в колониальном стиле с резными завитушками и прочими характерными архитектурными элементами. Меня разбудил раздраженный голос, выкрикивавший приказы в конторе. Голос принадлежал самому владельцу отеля, человеку, который не только внешне был похож на бывшего немецкого офицера, но и вел себя соответствующим образом. Раздосадованный этими резкими командными окриками, я поднялся с постели и протиснулся в миниатюрную душевую, которая когда-то, несомненно, служила гардеробом. Вода из душа все же полилась, но ее было недостаточно для обтирания. Ну ничего, на малых островах зачастую именно так обстоит дело с удобствами. Я, однако, не сожалел, что поселился в небольшом «крысином отеле», как его называл Мартенс, мой спутник, собиратель ящериц. Он всегда предпочитал этот отель: его устраивали доступные цены. Меня также не привлек единственный современный отель в центре Сен-Дени. Несмотря ни на что, старый «Бурбон» был чистым и аккуратным, имел свою «атмосферу», просторный ресторан и удобную открытую веранду, окруженную небольшим садом, выходящим на улицу. Отменной оказалась и кухня отеля с ее французскими и креольскими блюдами, пожалуй, лучшими из тех, что мне довелось пробовать за время моего путешествия.
На Реюньон я прилетел с Маврикия вместе с Мартенсом на самолете компании «Эр Франс». Тем самым я лишил себя замечательного зрелища, которое открывается плывущему на корабле: фантастический силуэт острова с поднимающейся у горизонта самой высокой (3069 метров) горой Маскаренских островов Питон-де-Неж («Снежный пик»). Однако, несмотря на то что я отвел на путешествие по Индийскому океану пять месяцев, я не мог позволить себе ждать морской оказии. Надо было с полной отдачей использовать оставшееся время.
Вечером мы пообедали в одном из китайских ресторанов. Потом пути наши разошлись. Мартенс должен был вернуться к своим ящерицам и на следующее утро отправиться в глубь острова на охоту за редкими пресмыкающимися. Я же хотел после обеда «исследовать» Сен-Дени, где намеревался обзавестись знакомствами и навести необходимые справки. Сен-Дени оказался удивительно скучным городом. Кафе и баров здесь было предостаточно, но в них — никаких признаков жизни.
Мне так и не удалось отыскать нечто похожее на всеобщее место встречи, которых обычно множество на других островах. Единственное в Сен-Дени кафе у тротуара оказалось таким же безлюдным, как и другие кафе и бары в этом городе. Лишь домовые воробьи прыгали между столиков. Впоследствии я узнал, что недостаток в развлечениях — одна из самых серьезных проблем, над решением которых бьются местные власти, пытающиеся ныне развивать на Реюньоне туризм. Туристов нечем заманивать, кроме как ландшафтом вулканических гор.
Отсутствие оживления на улицах Сен-Дени частично объясняется и тем, что все здесь удивительно дорого: напитки, еда, одежда и прочее. Причины дороговизны кроются в странных валютно-финансовых отношениях, существующих между Реюньоном и метрополией. Хотя с 1948 года остров номинально является заморским департаментом Франции, он до сих пор не получил французскую валюту. В этом отношении три других заморских департамента — Гваделупа, Мартиника и Французская Гвиана — представляют собой исключение. Если их местные франки по крайней мере идентичны французским франкам, то на Реюньоне, как и во многих других «независимых» французских колониях, и по сей день имеют хождение африканские колониальные франки — franc C. F. A.[41], сотня которых соответствует двумстам старым франкам, или двум новым.
