Иммиграция из Индии приняла внушительные размеры в 1835 году, когда многие частные предприятия занялись «торговлей кули», как англичане называли эту форму торговли людьми. Было в ней много сходства с работорговлей, хотя скупщик не играл уже своей прежней роли. По прибытии в Порт-Луи законтрактованных рабочих селили во временных лагерях. Здесь плантаторы ожесточенно спорили между собой, желая подешевле выторговать свою долю в новом «грузе».
Многие индийцы приезжали на Маврикий из Калькутты и говорили на хинди. Те, что говорили на тамильском и телугу, были из Мадраса, на урду — из Бомбея. Среди первых партий было много таких, которые, подписывая контракт, не подозревали о том, куда их везут: им внушали, что Маврикий — одно из мест в Индии. Зачастую корабли, отправлявшиеся на Маврикий, были настолько переполнены людьми, что на них легко вспыхивали эпидемии, и смертельные случаи считались обычным явлением.
В 1839 году британские власти в Индии были вынуждены запретить «сделки» с наемными работниками. Вывоз индийских кули на Маврикий возобновился лишь в 1842 году, когда маврикийское правительство взяло на себя ответственность за их транспортировку и дальнейшую судьбу. Тем временем возникла необходимость в соответствующих пропорциях между мужским и женским населением плантаций, и к концу XIX века вошла в практику вербовка индийских семей. Тем самым индийцы получили значительно большую возможность сохранить свою национальную индивидуальность и свою культуру, чем прежние рабы, которых свозили на плантации вперемешку, без различия рода и племени.
К 1907 году на Маврикий были вывезены по пятилетнему контракту более 450 тысяч индийцев, из них по истечении контракта на родину вернулись менее 170 тысяч. То, что большинство приезжих оставались на острове, далеко не всегда зависело от их доброй воли. Если первоначально индийцам гарантировали бесплатное возвращение на родину, то в 50-х годах прошлого столетня их лишили этого права, и вместо того, чтобы выдавать им бесплатные обратные билеты, заставляли возобновлять контракты. В 60-х годах додумались до того, что стали выдавать завербованным рабочим, у которых истек срок первого контракта, специальные пропуска, сильно ограничивавшие их свободу передвижения. Чего только не изобретали, лишь бы оставить индийцев на острове в качестве дешевой рабочей силы. За один только год 12 тысяч индийцев были брошены в тюрьму за «дезертирство» и почти 10 тысяч — осуждены за «бродяжничество».
Лишь после того, как две английские комиссии в 70-х годах прошлого века обнаружили это возмутительное самоуправство и был введен новый закон, вынудивший плантаторов обеспечить своих индийских работников сносными жилищами, медицинской помощью, регулярным заработком (!) и известной свободой выбирать себе место работы, положение индийцев стало более или менее терпимым, но далеко не приемлемым. Франко-маврикийцы пользовались слишком большим влиянием, и на практике индийцы получили возможность работать там, где они пожелают, лишь в 20-х годах нашего столетия. Понятно теперь почему вольноотпущенные рабы, слишком хорошо знавшие своих «работодателей», покинули плантации сразу же после освобождения…
Помимо завербованных рабочих в XIX веке на Маврикий переселились индийские торговцы. Некоторые их коллеги сколотили свое состояние на островах еще раньше. В списках лиц, получивших компенсацию за вольноотпущенных рабов, встречаются и индийские имена. Со временем многочисленные потомки бесправных иммигрантов улучшили свое экономическое и социальное положение прилежанием и бережливостью, то есть благодаря тем качествам, которые еще Сен-Пьер считал характерными для маврикийских индийцев. Многие из них стали плантаторами, мелкими и средними торговцами, садовниками. Кстати, овощи, чай и табак, который теперь выращивается на Маврикии, производят главным образом индийцы.
Состоятельные индийцы охотно давали своим детям образование, поэтому среди них немало чиновников, учителей, адвокатов, врачей. В 1952 году индийцы составляли 21 процент врачебного персонала острова, сейчас этот процент значительно возрос. Но тем не менее большинство сельскохозяйственных рабочих также индийцы. Уже в 60-х годах прошлого века на них приходилось примерно две третьих всего населения Маврикия, а так как рождаемость среди них выше, чем среди «основного» населения, их численность росла быстрее, чем численность франко-маврикийцев. Несмотря на то, что они были более уязвимы к тропическим заболеваниям и эпидемиям, чем представители других национальных групп, и в некоторые годы количество их даже уменьшалось, сейчас индийцы составляют 70 процентов населения Маврикия, то есть большинство, но большинство, естественно, разобщенное. Менее чем три четверти индийского населения острова составляют индусы, почти четверть — мусульмане и несколько процентов приходятся на долю христиан. Торговцы-мусульмане контролируют львиную долю торговли тканями и импортным рисом, которая на Маврикии, как и на Сейшелах, облагается пошлиной. Однако одни лишь индусы составляли 52 процента от общего населения острова, и многие из них не забывают о тех временах, когда их отцы были рабами. Нет ничего удивительного в том, что они всегда боролись в первых рядах за демократию и повышение жизненного уровня, а франко-маврикийские консервативные газеты писали об «индийской опасности», угрожавшей-де острову в случае введения на нем всеобщего избирательного права…
Однажды вечером, выйдя из ресторана в китайском квартале Порт-Луи, я услышал музыку и пение, доносившиеся со второго этажа дома на противоположной стороне улицы. Это была китайская средняя школа. Я поднял голову и увидел через окно большой зал, переполненный китайскими детьми. Они танцевали народный танец, а на стене над кафедрой или трибуной висел портрет Мао Цзэдуна.
На Маврикии, таким образом, есть маоисты, но едва ли они имеют здесь какое-либо политическое значение: среди индийского большинства они не могут рассчитывать на сочувствие и, по всей вероятности, не пользуются заметным влиянием даже среди местных китайцев, в основном состоятельных предпринимателей, далеких от политики или в интересах клиентуры скрывающих свои политические взгляды и весьма охотно поддающихся европеизации и «креолизации».
Первые китайские торговцы прибыли на остров в конце XVIII века. Один французский путешественник сообщает, что в 1801 году он встречал их в Порт-Луи и что на Маврикии можно было купить китайский фарфор и другие товары из «Срединной империи». Другой француз писал в 1817 году, что в то время в островной столице имелся даже небольшой китайский квартал. В период отмены рабства попытались было завезти на остров китайцев в качестве дешевой рабочей силы. Однако китайских вербованных рабочих всегда было мало, и многие из них вскоре возвращались на родину. В 1901 году на Маврикии жило не более 3509 китайцев и лишь 58 из них — женщины.
Китайская иммиграция впоследствии расширилась за счет торговцев. Обосновавшись на Маврикии, они зачастую возвращались в Гонконг, Кантон или другие города, откуда приехали, чтобы там жениться или забрать оттуда своих родственников, которые помогали им вести дело на Маврикии. Бродя по Порт-Луи или другим городам и населенным пунктам, видишь, что небольшие гостиницы и рестораны, лавки и бары принадлежат главным образом китайцам. Многие из них служат конторщиками, чиновниками, либо, получив соответствующее образование, учителями, врачами и т. п.
С китайцами на Маврикии встречаешься очень часто. Можно подумать, что их здесь великое множество. Это впечатление, однако, обманчиво: их сейчас здесь 25 тысяч человек — три процента от общего населения, и женщин значительно меньше, чем мужчин. Поэтому они часто берут себе в жены местных женщин, а их дети, как и на Сейшелах, сливаются с остальным населением. Нередко случается, что даже у обоих родителей, прибывших из Китая, дети настолько растворяются в новом окружении, что порой забывают родной язык. Из двух девушек-гидов, которых маврикийское агентство по туризму прислало мне однажды для экскурсий по Порт-Луи, одна была китаянкой. Она превосходно говорила по-французски и по-английски, но призналась мне, что так и не выучилась языку своих родителей.
