В одном доме совершается траурная церемония. Перед домом стоит масса венков. Возможно, это венки погребальные (хотя такие же венки могут быть и свадебными). В распахнутых дверях стоит гроб (значит, венки действительно погребальные), отгороженный чем-то вроде царских врат. Вокруг висят красные и черные занавеси с вышитыми китайскими иероглифами и изображениями птиц.

По одну сторону ворот едят и пьют прохладительные напитки, по другую — группа провожающих покойного вращает по кругу нечто вроде небольшой карусели, подвешенной на бамбуковом шесте. Карусель оклеена красной папиросной бумагой и украшена белой бахромой. Я думаю, вращение карусели должно каким-то образом облегчить душам умерших пребывание на том свете, а может, быть, оно поможет установить согласие между живыми и мертвыми.

Рядом с каруселью сидит старуха и громко причитает. Не похоже, что она искренне страдает, скорее всего это профессиональная плакальщица.

Некоторые участники траурной церемонии одеты в костюмы из мешковины с капюшонами. Под ними рубашки, выпущенные поверх белых брюк, на ногах шлепанцы. Это выглядит довольно-таки комично: шлепанцы, надетые на модные, носки; нарядные рубашки, выглядывающие из-под траурной одежды… На головах белые платки, поверх которых повязаны, веревки. Один из участников церемонии все время держит на плече палку с привязанным к ней голубым фонарем, обшитым белыми ленточками и украшенным белыми бумажными цветами.

Жаль, что нельзя фотографировать; такова просьба провожающих.

Начинает играть оркестр, состоящий из пискливой флейты и барабанчика, по которому музыкант ударяет ладонью. Барабанчик, похожий на толстую сковородку с ручкой, торчит у него под мышкой, а сбоку висит латунный гонг, в который он бьет палочкой.

От алтаря отделяются трое мужчин и, сняв пиджаки, облачаются в накидки; тот, что в центре — в оранжево-золотую, двое других — в оранжевую. Помолившись у алтаря, мужчины идут к центральным «вратам», у которых стоит гроб. Начинается богослужение. Те двое, что стоят по бокам, бьют в гонги, в руках у третьего — колокольчик с символическим знаком, предназначенным отгонять демонов. Мужчина, прохаживаясь, бьет в гонг, другой держит сложенную гармошкой китайскую книгу, а третий, стоящий в центре, читает по ней тексты каких-то молитв или заклинаний. При всех передвижениях мужчин сопровождает человек с лампионом. Через некоторое время все трое возвращаются в боковой алтарь, где снимают с себя накидки.

Плакальщица опять начинает причитать, безостановочно кружится карусель, люди едят. Однако мне пора домой.

По дороге захожу в индуистский храм, где совершается жертвоприношение. Жрец в скорлупе кокосового ореха разносит освященную воду, которой окропляют себя верующие и которой матери поят младенцев. Сбоку висит табличка: «Плоды для жертвоприношения — 20 центов. Кокос для жертвоприношения — 50 центов».

Сумма взноса вписывается в специальную книгу. Жертвователи стоят сложив руки; через какое-то время к ним выходит жрец, который молился в часовенке, и каждому вручает по половинке скорлупы ореха, в которых лежат по два небольших банана и щепотка какого-то порошка.

Потом все ходят вокруг алтаря. Я тем временем рассматриваю картины, в основном мадрасского производства. Сцены из жизни богов — вместе, вперемежку с фоторепродукциями с портретов Елизаветы II и президента Сингапура.

Стоя у выхода, читаю объявление о ближайших храмовых праздниках. Вдруг рядом со мной раскалывается кокосовый орех, брошенный одним из жертвователей. Хорошо, что кокосовое молоко почти бесцветно.

Понаблюдав еще некоторое время за молящимися — одни стояли прямо или откинувшись назад и сложив приподнятые вверх руки, другие падали перед алтарем, — я подумал, что в китайских храмах, где тоже падают ниц, все-таки легче, потому что там молятся на коленях. Здесь же устремляются вниз с высоты человеческого роста.

Следующий пункт моей программы — аквариум. Он находится в специальном здании недалеко от театра. Каких только там нет рыб и земноводных! С большим интересом разглядываю пираний и маленьких сухопутных крокодилов.

На другой день после полудня отправляюсь погулять по самым глухим улочкам Сингапура. Иду без фотоаппаратов. В тех районах Сингапура, куда я направляюсь, можно остаться не только без. фотоаппарата, но и без одежды. Сингапур не относится к числу спокойных городов, здесь постоянно шныряют китайские бандитские шайки, с которыми полиция справиться не в состоянии. К пойманным бандитам нередко применяется смертная казнь, но ловят их не часто. В газетах что ни день появляются заметки о нападениях, однако очевидцы предпочитают ни о чем не рассказывать, ибо боятся мести.

У ворот одного из домов я натолкнулся на сторожевые будки. Напротив — открытый гараж, в котором наготове стояли две машины, на крыше одной из них — красная лампочка. Я замедляю шаги, желая получше рассмотреть охрану, находящуюся в будках. Она состоит из трех человек. Одеты они в обычные полицейские мундиры, какие носят в Сингапуре, только на головах не фуражки, а светло-коричневые шляпы, украшенные государственным гербом. Позднее я узнал, что это гуркхи, доставшиеся Сингапуру в наследство от англичан и пользующиеся репутацией надежной стражи. Некоторые из них сейчас охраняют английские базы. На доме нет никакой таблички. Возможно, что это своеобразное подразделение охраняет владения какого-нибудь сановника.

Многие частные дома в Сингапуре похожи на настоящие дворцы. Однажды я забрел во двор одного из таких дворцов. Ворота были открыты, и я вошел. Поскольку у входа висели точно такие же фонари, какие я видел у китайских храмов, я объяснил удивленной хозяйке виллы свое неожиданное вторжение тем, что принял ее дом за храм. Однако пора прощаться с Сингапуром. В порту уже стоит «Хель», корабль, на котором я поплыву в Польшу.

Погрузив вещи в машину, спешим в порт. Каюту мне предстоит делить с одним англичанином. Сейчас моего спутника нет. Оставив багаж, иду представляться капитану Анджею Драпелле, веселому, статному поляку.

Пообедать решили в индийском ресторане «Омар Хайам». Стены и «меню» исписаны изречениями персидского философа и поэта, именем которого названо заведение. «Меню» оформлено великолепно — там и стихи, и цветные репродукции. На последней странице сказано: если дорогие посетители хотят взять «меню» как сувенир на память, то они должны заплатить восемь сингапурских долларов. «Меню» выглядит очень красиво, но такую сумму на него тратить не хочется. Обед типично индийский — буду знать национальную кухню еще одной страны.

До отплытия есть время, потому решили покататься по городу и осмотреть храмы. Сегодня открыт храм Будда Гайя. Внутри, как и во всех буддийских храмах, огромная статуя Будды, в нижней части которой в нише устроена часовенка. Наш гид — очень красивая девушка родом из Таиланда; когда ее спросили, не китаянка ли она, обиделась. Оказывается, для уроженок Таиланда, славящегося красотой своих женщин, сама мысль о том, что их могут сравнить с китаянками, кажется оскорбительной.

Снаружи храм охраняют два огромных чудовища. Не пойму, почему этот храм, построенный в 1927 году, один из наименее интересных храмов, включен в список достопримечательностей, которые показывают туристам. Ведь из пятисот храмов Сингапура можно было бы' выбрать такие, которые действительно достойны внимания. Например, стоящий напротив частный храм какого-то могущественного клана.

Капитану «Хеля» хотелось бы испытать ворожбу, но он не умеет правильно бросать палочки. Тогда это делает наш проводник. Удивительно — точно такое же предсказание ему выпало много лет назад в Пекине. В частности, там содержится совет выйти из лодки, если та будет плыть по бурным волнам. Любопытно, что будет, если нашему капитану выпадет нечто подобное? К счастью, в его предзнаменование не входит совет покидать корабль.

В том храме, где я был на праздновании Нового года, мы столкнулись со знаменитой прорицательницей. Предсказания этой старой женщины, как говорят, время от времени сбываются. О ней говорится даже в путеводителе для туристов. Так и сказано: «иногда сбываются»… Окруженная толпой женщин, гадалка полулежит на столе и что-то невразумительно бормочет, рисуя иероглифы на бумажках, которые ей подсовывают. Эти иероглифы потом расшифровываются храмовыми интерпретаторами, переписываются на листки с печатью храма и вручаются клиенткам. На вопрос, о чем чаще всего тревожатся женщины, нам отвечают: о замужестве, выборе профессии, домашних делах.