Осматриваем небольшую сахароварню, расположенную в шалаше за деревней. Ее хозяин в большом котле варит туак. На земле лежат бамбуковые ведра для хранения сахара. Помощник непрерывно подносит все новые порции туака.

Основным оружием местных жителей является лук-чубуб. Стрелы хранятся в бамбуковых колчанах. Наконечники часто обмазывают ядом, который, как говорят, за полминуты убивает крупную обезьяну. Сельский староста организует соревнования по стрельбе из чубуба и сам в них участвует.

По возвращении сразу отправляюсь к бупати и довольно долго беседую с ним за чашкой кофе. Бупати коллекционирует произведения старинного балийского искусства. Мне особенно понравился большой деревянный барельеф с изображением красного льва, из пасти которого растут две ветви, усыпанные крупными цветами, покрывающими всю поверхность барельефа. Это символ быстротекущего времени. Прощаясь, бупати неожиданно дарит мне другой прекрасный барельеф: Рама, восседающий на Гаруде.

Хочу напоследок побродить по Матараму, по улочкам, заглянуть в балийские храмы-пуры. В одной из них настоятельница ибу пура (мать храма) совершает обряд. Держа в руках поднос с разноцветными стаканами, наполненными водой, она обходит алтари и окропляет каждый из них, затем входит в маленький храм, раскладывает дары, молится. Горят ароматические палочки.

На улице Бали ко мне подошли подростки, с которыми я разговорился о пурах. Мы вместе зашли в одну из них. Девочка принесла на подносе (конечно, на голове) стаканчики с водой. В каждом плавали цветы. Затем кто-то принес корзину с кусочками благовонной древесины, скорлупой кокосового ореха и кадилом.

Мой вылет на Бали, как и следовало ожидать, не обошелся без приключений. Когда я появился в аэропорту, мне сообщили, что я, к сожалению, полечу не тем рейсом, которым рассчитывал, а другим, то есть на четыре часа позже. Соглашаюсь. Я последний в списке пассажиров, и, если в рейс идет самолет с меньшей, чем предполагалось, грузоподъемностью, мне ничего не остается, как ждать. Однако, узнав истинную причину отсрочки, я разозлился. Оказывается, явилась какая-то привилегированная особа, а таких в Индонезии немало.

— Такова Индонезия, — объяснили мне, любезно улыбаясь и безнадежно разводя руками.

— Но позвольте, — возразил я, доставая паспорт, — я не индонезиец. По отношению ко мне должно соблюдаться международное соглашение о перевозке пассажиров. Ведь Индонезия подписала конвенцию! Ваша авиалиния обязана взять на себя все заботы обо мне и обеспечить меня всем необходимым. Я имею право требовать гостиницу и еду за ваш счет.

Чиновники буквально остолбенели, особенно после того, как один из присутствующих, юрист, подтвердил мою правоту. Нечего и говорить о том, что я отказался от своих прав — зачем мне гостиница и еда? — и поехал осматривать пуру Сагара (храм Моря), построенный военными год назад. Пура Сагара произвела на меня впечатление старинной, недавно отремонтированной постройки. Лишь вблизи стало видно, что украшения и барельефы выполнены из искусственного камня (падаса), а надписи сделаны на современном индонезийском языке. Среди барельефов храма я обнаружил один, который был как бы иллюстрацией к индонезийской басне о цапле, рыбе и раке, известной нам по Лафонтену.

Летим над Бали. К моему великому огорчению, собираются тучи, видимости никакой, и фотографировать не удается. Из аэропорта с несколькими случайными попутчиками еду на такси в Денпасар. Желая оказать мне особую честь, шофер просит за проезд тысячу рупий. Нет, так не пойдет, двести — более чем достаточно. Первый визит — конечно, в музей, но он еще закрыт: рано. Беру рюкзак и иду искать лосмен. Не взять ли извозчика? Пятьсот рупий? Пожимаю плечами. Иду дальше. Вскоре слышу за спиной цоканье копыт.

— Туан, дуа ратус (двести).

Я ни слова.

— Туан, сератус (сто).

В итоге поехал за пятьдесят.

По пути захожу в антикварный магазин. Продавцы, приятные молодые люди, знают, что я ничего не куплю, однако показывают все охотно. Когда же я определяю, что стоящие в углу трости — не балийские, а с Ломбока, ко мне проникаются уважением. Нетрудно быть специалистом, имея точно такую трость у себя в рюкзаке! Узнаю, что сегодня в гостинице «Бали» состоится выступление танцовщиков.

В гостинице меня приветствуют поклонами слуги в ливреях. Ничего удивительного: я европеец, и они считают меня своим постояльцем. Сцена размещается в саду, в крытом павильоне без стен. Дышится легко, а крыша защищает от дождя. Танцы, однако, меня разочаровывают. Яванские, на мой взгляд, куда интереснее. Технически эти, правда, более виртуозны, но холодны, не зажигают. Лица настолько бесстрастны, что порой перестаешь воспринимать исполнителей как живых людей. Кажется, что это не танец, а гимнастические упражнения. Зато оркестр великолепен.

С утра отправляюсь в музей и в отдел культуры. Музей закрыт. Все правильно: понедельник — выходной день для музейных работников, отдыхающих после тяжких воскресных трудов. Отдел, как мне удается выяснить в результате расспросов и блужданий, находится в Сингарадже, расположенном в семидесяти километрах от Денпасара. Сингараджа — один из центров балийской культуры, к тому же еще не забит туристами, поэтому, отбросив все сомнения, я поспешил туда и после полудня был на месте.

Поскольку отдел культуры был уже закрыт, я решил навестить директора музея у него дома. Мой неожиданный приход вызвал небольшое замешательство, но вскоре мы уже пили кофе и строили всевозможные планы относительно музея. После кофе отправились на джипе в пура деса (главный храм). Основной вход был закрыт, но мы отыскали боковой и вошли.

В храме совершаются жертвоприношения, ибу пура окропляет жертвенные предметы водой, какая-то женщина дает своему ребенку пить эту воду. Беседую со стариком-жрецом. Храму около двухсот лет, его ремонт осуществляется не за счет государства, а на средства общины или религиозных обществ.

Заходим в другой небольшой храм, где жрец, подпоясанный широким мягким поясом, с головой, покрытой чем-то вроде полотенца, воскуряет благовония. Это храм келуарга бесар (т. е. принадлежащий роду, клану). Есть храмы еще меньших размеров — семейные. Неподалеку находится храм князя, который пользуется здесь большим уважением, о чем говорят цветы, лежащие на капоте автомобиля, предназначенные для духа машины.

Сегодня я не поеду в Денпасар, а переночую в гостинице «Сентраль». Чистая комната, предупредительная прислуга. Однако я не видел самого главного: обещанных директором лонтаровых книг. Возвращаюсь пешком к начальнику отдела культуры и вместе отправляемся на другой конец города.

В коллекции насчитывается 3 тысячи книг, из которых 2647 внесены в каталог. Книги аккуратно сложены в металлические ящики, расклассифицированы по отделам. На каждом ящике — опись содержимого. Кому-то это может показаться обычным явлением, но человеку, знающему Индонезию… Откровенно говоря, я не ожидал увидеть такого порядка.

Страницы из листьев лонтаровой пальмы, как правило, исписаны с обеих сторон; у некоторых на одной стороне рисунок, на другой — текст, который всегда имеет отношение к рисунку. Эта коллекция, возникшая в 1928 году по инициативе голландского научного общества, сейчас принадлежит государству. Самые древние рукописи относятся к XV веку. Имеются также копии, с большой точностью воспроизводящие старинные рукописи. Письмо, конечно, балийское, ныне вышедшее из употребления и замененное латинским.

Прекрасно выспавшись под москитной сеткой, еду в Денпасар. Меня сопровождают начальник отдела культуры и его заместитель. По пути любуюсь красотой горного озера и всей панорамой, открывшейся перед нашим взором.

Вторая половина пути представляет для меня большой интерес как для этнографа. Вот, например, деревня Банджар Саджан. Сколько здесь пур! Чтобы осмотреть их, нужно было бы потратить полдня, а у меня на весь Бали несколько дней.