– Я никогда не хотел стать дикарем, – заявил Коля. – Меня никогда не привлекало выживание в первобытных условиях и экстрим. Я всегда ездил отдыхать в цивилизованные места, в спокойную обстановку. Я не знаю, как добывать пищу в этом… месте. Я не умею удить рыбу. Я никогда не был вегетарианцем и не могу жить без мяса. На одних фруктах и овощах я не выживу! Кстати, а хлеб откуда сюда поставляют?

– Я не знаю, – сказал дядя Витя, глядя честными глазами на Колю и меня. – Здесь все само появляется.

– То есть как само? – спросили мы опять почти хором.

– Я выхожу утром – стол накрыт, днем хожу погулять, искупаться, прихожу – опять пища. И вечером тоже.

Коля спросил про меню.

– Выпить не дают, – вздохнул дядя Витя, который в прошлой жизни очень уважал это дело. – Птицу дают, рыбу. Овощи и фрукты всегда есть. И хлеб всегда, только не наш, черный, а вот такие лепешки.

– Яблоки где? – спросила я.

– Здесь нет яблонь.

– То есть как нет?! – воскликнули мы с Колей хором.

– Нет, – пожал плечами дядя Витя.

– А змей? – Коля подпер щеку рукой.

– Змей нет. Спокойно можете гулять.

– Он про одного-единственного спрашивал, – пояснила я, сразу же уловив Колину мысль. – Который должен быть под яблоней.

– Ах вот вы о чем! – рассмеялся дядя Витя. Дошло наконец? – Так это сколько веков назад было? Все течет, все изменяется не только на земле.

– Петра вы видели или нет? – Я решила все-таки прояснить эту тему.

– Нет. Есть старец Евлампий.

– А он кто такой? – спросил Коля, вероятно, знакомый с Библией и прочими священными и теологическими текстами не лучше меня.

– Старец, – пожал плечами дядя Витя. – Книги все время читает.

– Тут и книги есть?

– Есть, – кивнул дядя Витя, который, если не ошибаюсь, ничего не читал в прошлой жизни. Теологические тексты-то уж точно. Ввиду отсутствия таковых в нашем родном городе.

Дядя Витя тем временем пояснил, что в этом месте в специальной пещере в скале лежит много старинных книг и здешние обитатели занимаются их просушкой.

– Вас здесь много?! – поразился Коля.

– Не очень. Понимаете, ребята, это – одно из многих мест. То есть рай – это не сад за забором, у врат которого стоит Петр с ключами, а множество различных маленьких мирков. Все почему-то думают про сад. Я сам думал. Ну, может, изначально после сотворения мира и был один сад. Но души-то все прибывают! Пришлось расширяться.

– Остальные места в пределах досягаемости? – спросил Коля. – На лодке доплывем? Или мы на материковой части? И море только с одной стороны?

– Я отсюда никуда не уходил, – вздохнул дядя Витя. – Но те, кто тут жил с самого моего появления, так и живут дальше. Вы – первые гости. То есть постояльцы, то есть… я не знаю, как правильно сказать. Но я точно знаю, что это навсегда. Как мне объяснили, в каждом месте живет столько людей, сколько нужно, и оно этим людям идеально подходит.

– Кому нужно? – посмотрела я на дядю Витю. Я, конечно, люблю пляжные курорты, но не хотела навсегда остаться в этом месте! Тем более место мало походило на курорт…

– Месту. Вечности, – тем временем философски говорил дядя Витя.

– А чем вы тут занимаетесь? – насел на него Коля, украдкой наступая мне под столом на ногу. – Землю возделываете? Что-то строите?

Дядя Витя покачал головой.

– Но что вы делаете целыми днями?!

– Книги сушим, читаем. Иногда Евлампий вслух читает и разъясняет содержание текстов. Очень интересно. Пищу насущную тут не нужно добывать. Я же уже говорил! Все само появляется. Еще мы гуляем, медитируем, слушаем пение птиц…

– Лучше б я в психушку попал, – сказал Коля. – От такой жизни я точно свихнусь.

Еще год назад я сама вела праздный образ жизни – в некотором роде. Я не работала в традиционном смысле, но я вела хозяйство у Владимира Станиславовича. Никакой прислуги не было. Была пятикомнатная квартира и трехэтажный замок. Вы когда-нибудь убирали такие площади? Но я после жизни в маленьком провинциальном городке и закалке на грядках и в окрестных лесах, которые у нас обирали до последней ягодки и последнего грибочка, справлялась довольно легко. Также я готовила, но готовка не отнимала много времени. По утрам Владимир Станиславович только пил кофе, днем обедал в городе, вечером мы часто куда-то ходили. Еще я организовывала вечеринки, как я уже говорила. Ну и массаж, маникюр… В общем, я была занята. Про последние месяцы молчу. Я вкалывала каждую минуту бодрствования.

Я не хочу праздной жизни в этом тропическом раю! И меня дома дела ждут!

– Катя, пойдем искупаемся, – предложил Коля.

Дядя Витя пытался отправиться вместе с нами, но мы вежливо отказались от сопровождения. Я прекрасно помнила дорогу. Сумку я оставила в доме. Потом подумала и сняла джинсы. Было очень жарко, а Коля не увидит ничего нового. Тем более футболка у меня длинная, попу закрывает. И джинсы как раз посушатся. Я развесила их и джинсовую куртку на ветках.

Зайдя в дом, я увидела, что на земляном полу лежат толстые плетеные матрасы и тоненькие одеяльца непонятного происхождения. Стены изнутри выглядели точно так же, как снаружи. На грубо сколоченном табурете в углу на самом деле лежали сложенные белые рубахи. Я на них не позарилась. Мне только показалось, что рубахи пахнут «Тайдом». Откуда в раю «Тайд»?

Потом мы с Колей отправились к морю. Он – босиком и в трусах. Я – в кроссовках на босу ногу, трусах, лифчике и майке. Коля и дядя Витя очень оценивающе оглядели мои ноги. Вообще-то мне пора уже делать эпиляцию… Хотя в этом месте, наверное, следовало думать о другом.

Сергей Семенович пришел в себя, но пока не открывал глаз. Следовало сориентироваться, где он. Он чувствовал невероятную слабость. А до нее была боль…

Неужели опять тропическая малярия? Он помнил, как подхватил ее в Африке, когда они помогали чернокожим революционерам сместить царька-диктатора. Потом оказалось, что главный пламенный революционер и друг Советского Союза не только диктатор, но и многоженец и вроде бы даже каннибал. Последнее не было доказано, но связи с американцами были. Сергея Семеновича это мало волновало. Тогда его волновало, как выжить.

Температура зашкаливала за сорок, болело все тело. Раздулась печень, а с ней и весь живот.

На этот раз симптомы были похожими. Но не мог он в цивилизованной Франции подхватить тропическую малярию. Или мог? Но почему он один?

И после ранения, уже в Южной Америке, тоже было что-то похожее. В рану попала какая-то гадость. Тоже температура, тоже боль во всем теле, тоже раздувало живот, хотя ранение было в бедро. Или он тогда одновременно страдал от нескольких напастей?

Он лежал с закрытыми глазами и вспоминал события последних дней. Он сопровождал босса, молодого и успешного финансиста Дмитрия, на юбилей одного его приятеля, который праздновался в Ницце. Там было много разного народа. И Маргарита, предпоследняя пассия босса, тоже каким-то образом просочилась в ряды приглашенных. Но Маргарита всегда была находчивой девушкой. В советские времена ее бы, наверное, соответствующие службы подключили к работе.

Сергей Семенович симпатизировал Маргарите и заставлял себя относиться к ней, как к дочери. Только как к дочери и ничего больше! Из женщин босса она нравилась ему больше всех. Маргарита была личностью, не то что последняя белая моль… Сергей Семенович не понимал, как можно было променять Маргариту на эту мышь с бантиком, как про себя звал последнюю пассию босса Сергей Семенович. Нет, она не ходила с бантиками, она обычно раскидывала волосы по плечам, но ее образ в целом в мозгу Сергея Семеновича почему-то ассоциировался с белой мышью с бантиком…

Маргарита… Его безответная любовь… которой он не мог показать свои чувства…

Ночью после вечеринки Сергею Семеновичу стало плохо. Ребята отвезли в местную больницу. Но боссу требовалось срочно улетать в Россию. Ждать выздоровления начальника службы безопасности он не мог, и сам Сергей Семенович это прекрасно понимал. Он вспомнил, что ребята при нем звонили коллегам из службы охраны юбиляра. Те еще оставались во Франции. Но заходил ли к нему кто-то?