ГЛАВА 15

СМОТРИТЕ ВАШЕ ВИДЕО

Груша раскачивалась из стороны в сторону, словно маятник, и Мими с огромным удовольствием пнула ее еще раз, точно в середину. Она отправилась в спортзал прямиком из своего кабинета в конце рабочего дня. Не нужно ей ничьей жалости, особенно чтобы ее жалел какой-то дурацкий писец из Хранилища! Да уж, воистину тяжелые настали времена, если человек жалеет вампира! Особенно вампира с ее происхождением и статусом. Куда только катится мир? Она пережила римский кризис и выдержала путешествие в Плимут, и все это только для того, чтобы оказаться объектом сочувствия со стороны Красной крови? Чушь какая! Мими снова пнула грушу, послав ее в другой конец комнаты. Мышцы ныли, поскольку она вот уже четыре часа как выколачивала из груши пыль.

Мими представила себе Джека: с окровавленным лицом, униженно согнувшегося и умоляющего о пощаде. Какое это будет удовольствие — наконец-то перестать сдерживаться и дать волю ярости! Каждый день, каждую минуту ее снедала жажда мести. Она жила и дышала этой жаждой. Гнев подпитывал ее волю к жизни. Где он? Что он делает? Думает ли он о ней вообще?

«Ну почему я не могу просто плюнуть и выбросить это из головы?!» — подумала Мими, когда груша извернулась и стукнула ее, заставив на мгновение потерять равновесие.

Она даже больше не хотела Джека — она это поняла еще у алтаря. Ну да, он не хотел ее, но ведь и она же его не хотела. Так почему же она настолько одержима идеей убить его? Да потому, что кто- то должен заплатить за Кингсли. Кингсли ушел. Он мертв либо заперт в ловушке — без разницы. И ей легче было испытывать разрушительный гнев, направленный на брата, чем неодолимое горе от смерти возлюбленного. Мими просто убивала мысль о том, что Джек выжил, а Кингсли — нет. Что Джек сейчас где-то там счастлив со своей любовницей-полукровкой, а она, Мими, одинока. Кто-то должен был заплатить за все ее утра

ты — и

заплатит. Раз уж Мими не может быть счастлива, с чего вдруг должен быть счастлив кто-то другой.

Это было запредельно утомительно — все время пребывать в гневе, и Мими страстно желала того физического изнеможения, которое ей приносили изматывающие тренировки. Обычно, покинув спортзал, она в отупении еле доползала домой, такая изможденная, что ее хватало лишь на то, чтобы лениво валяться на диване с ноутбуком, отвечая на сообщения в онлайн-чате и повышая свой статус в социальных сетях. Нынешним вечером, когда Мими вернулась в их городской дом, он был пуст — и неудивительно. Тринити, как обычно, исполняла какие-то общественные обязанности. А дом был слишком велик для них двоих. Прислуга держалась в стороне, и тишина в доме стояла такая угнетающая, что обычно по вечерам Мими врубала на полную и стереосистему, и телевизор, а сама в это время лазила по Сети.

Девушка закинула пропахшую потом спортивную форму в корзину для белья и быстро приняла душ. Накинув банный халат, она включила компьютер и зашла в свой почтовый ящик, пролистать список входящих писем. На самом верху стояло письмо с неизвестного адреса. Хотя комитетовская команда техподдержки умоляла ее прекратить так делать, Мими традиционно пропускала мимо ушей все предостережения насчет вирусов, которые могут содержаться в письмах от неизвестных, и в результате компьютер ее выходил из строя несколько раз в месяц. Мими не могла устоять против соблазна: она была слишком любопытна, чтобы не открывать такие письма. Вот и сейчас она щелкнула мышкой и открыла письмо. Там не было ничего, кроме ссылки. Мими щелкнула и по ней и морально приготовилась к атаке на компьютер, крушению операционной системы или появлению на экране какого-нибудь порнушного ролика. И ссылка на самом деле привела ее к ролику — но отнюдь не порнографического содержания.

На экране действительно появился нечеткий видеоролик — череда кадров, снятых камерой без штатива, пляшущей в руках, то и дело меняющей угол съемки. В конце концов Мими разглядела, что два темных силуэта в центре экрана определенно были подростками, целующимися и обжимающимися на диване.

Так значит, это все-таки порнушка. Мими уже готова была закрыть окно, но что-то ее остановило. Масштаб съемки увеличился, и Мими поняла, что подростки на экране не просто трахаются. Лицо девушки было скрыто длинными волосами, но Мими видела ее губы, прижатые к шее юноши, и кровь, текущую по ее подбородку, и видела, как юноша корчится и извивается в экстазе.

Все это было даже слишком знакомо: страстные движения юноши, то, как девушка держала его — достаточно бережно, чтобы контролировать неистовство парня, но при этом достаточно крепко, чтобы он находился именно в том положении, как хотелось ей. Сколько раз она, Мими, проделывала то же самое в той же самой позе? Это была практически иллюстрация из справочника Комитета. Нельзя допускать, чтобы голова фамильяра запрокидывалась назад, потому что тогда он лишится доступа кислорода к мозгу либо может подавиться языком.

Мими смотрела, оцепенев, как девушка отстранилась, камера на мгновение дала крупным планом ее клыки цвета слоновой кости, и они заблестели на свету, являя зрителю свою остроту и красоту, прекраснее и острее любой отфотошопленной иглы. Тем временем юноша обмяк на диване, одурманенный, побежденный — и на ближайшие сорок восемь часов бесполезный. Девушка — ее лицо по-прежнему оставалось в тени — нежно поцеловала его в губы и встала с дивана.

В нижнем углу экрана красовались дата и время съемки. Мими успела прикинуть, что это происходило на прошлых выходных, и тут камера показала комнату побольше, где присутствовала компания подростков. Стоп-стоп! Комната показалась Мими знакомой — эти шторы из дамаста и картина Ренуара на стене... Если подойти к картине слишком близко, сработает беззвучная сигнализация и дворецкий выпроводит вас прочь. Мими не раз бывала в этих апартаментах. Это был пентхаус, принадлежащий родителям Джейми Кипа, а ролик зафиксировал вечеринку в честь восемнадцатилетия Джейми. Мими была там в прошлую пятницу. Она ушла рано, потому что ей стало скучно. Недавно принятые члены Комитета были мелкими и нетерпеливыми, одурманенными вкусом впервые испробованной крови, а Мими все еще чересчур переполнял гнев, чтобы она могла как следует повеселиться.

Когда камера снова повернулась к девушке, та стояла к ней спиной — а потом исчезла в мгновение ока и появилась уже в другом конце комнаты, рядом с бочонком. Это не было каким-то трюком, спецэффектом или ловким монтажом. Было совершенно очевидно, что девушка находилась в одном месте, а потом, без всякого естественного объяснения, оказалась в другом. Боже милостивый, только не говорите, что...

Камера тем временем зафиксировала новые вампирские фокусы. Безмозглые новички выделывались: один поднимал рояль одной рукой, другой превратился в туман. Обычное юношеское буйство: вампиры упивались новообретенными силами, пришедшими вместе с трансформацией.

У Мими противно заныло под ложечкой. Кто, черт подери, снимает их? Вечеринки Голубой крови всегда были закрытыми: туда допускались только вампиры, их фамильяры и те, кто вот-вот должен был стать фамильяром. Так полагалось. А происходящее шло вразрез со всеми требованиями кодекса. Это было разоблачение. Ролик стоял в открытом доступе. Его еще кто-нибудь видел? Мими почувствовала, как волоски у нее на шее встали дыбом.

Экран потемнел, и на нем появилась надпись: «Вампиры реальны. Откройте глаза. Они вокруг нас. Не верьте их лжи.

Да здравствует госпожа!»

Кто-кто? Это что такое? Мими все еще пыталась осознать прочитанное, когда изображение на экране вновь изменилось. Теперь показывали другую комнату, и девушка теперь была связана; во рту у нее был кляп, а на глазах повязка, и ее по-прежнему невозможно было узнать. По серебряной отстрочке Мими узнала одеяние венатора. Да что такое? Что, черт подери, происходит? Кто эта девушка?

Экран сделался черным, и на нем появилась новая надпись.

«В канун восхода новой луны смотрите сожжение вампира».