В свою очередь Фрост рассказал о том, как мальчиком проводил каникулы на дедушкиной ферме в Висконсине. Не на ферме, конечно, ферм уже не существовало, там было что-то вроде кемпинга, куда отправляются на лето.

— Теперь там уже не отдохнешь, — вздохнул он. — Когда дед с бабушкой умерли, поместье продали крупной компании, занимающейся недвижимостью, а деньги обратили в акции Нетленного Центра. Несколько лет назад я был по делам в Чикаго и заехал взглянуть. Это на запад, дорога идет по отвесному берегу в сторону Бриджпорта — есть такой небольшой городок. Ну вот, постройки еще сохранились, но все заброшено, одичало…

— Странно, — тихо промолвила Энн, — что нет больше ферм. Земля приходит в запустение. Вам не кажется, что правительству следовало бы поддержать фермеров? Многим бы это дало работу.

— Мне тоже жаль, — покачал головой Фрост. — В фермах есть что-то прочное. Без них народ словно утрачивает опору. Хотя, конечно, не было никакого смысла сохранять их в прежнем виде. У нас теперь мощные конверторы, которые обеспечат всех, даже когда начнутся оживления. Фермерам бы новых людей не прокормить. Ну а что касается занятости…

— Да, знаю, — кивнула она. — Все должно быть наготове. Ряды новостроек, миллионы квартир и все пустые. Не только у нас, во всем мире. Когда я была в Японии, видела целые города из незаселенных зданий.

— Все это понадобится, — заметил Фрост. — Почти сто миллиардов замороженных, прибавьте сюда живых — половину от этого количества.

— Где мы их всех разместим? — пожала плечами она. — Я слышала, что…

— В небоскребах хотя бы. Здание Нетленного Центра лишь чуть более мили в высоту. Его и строили как экспериментальное — посмотреть, может ли такая махина вообще стоять. Оказалось, может. Сначала была небольшая осадка, но все обошлось. Повсюду такие здания не построишь — все зависит от почвы. Но инженеры утверждают, что если зарыться поглубже, то…

— Вы имеете в виду — жить под землей?

— Ну да, и там тоже. Закопаться настолько, чтобы достичь хорошей основы для фундамента, а оттуда строить вверх. Так в один дом можно будет поместить несколько миллионов человек.

— Но есть же предел.

— Конечно, — согласился Фрост. — Через несколько столетий все равно не останется ни одной свободной квартиры.

— И тогда начнутся перемещения во времени?

— Да. Мы рассчитываем на это.

— И вам удалось?..

— Нет, но мы уже близки.

— А бессмертие?

— Десять лет, — отчеканил Фрост. — В крайнем случае — двадцать.

— Но, Дэн, — осторожно осведомилась она. — Разумно ли держать людей замороженными, пока мы не обретем бессмертие? Мы умеем лечить рак, знаем, как восстанавливать сердце и омолаживать стариков. Оживления могли начаться сто лет назад, но мы лишь продолжаем складывать тела. Мы говорим: «Какая разница, пусть поспят немного дольше. Им же все равно» Может, пора разбудить их — дать им новую жизнь — вот ведь удивятся?

— Не знаю, — рассмеялся Фрост, — не стану спорить. И так слишком много слов было сказано по этому поводу впустую. Но что изменится, если мы начнем?

— Но вы представьте, миллиарды умерших — сколько времени это отнимет! Каждого надо подвергнуть обработке…

— Да, я знаю. Но готовы тысячи специалистов по оживлению, готовы консультанты.

— Но время!..

— Да, времени потребуется много. Проще, конечно, было поступить так, как вначале и планировалось. Однако вмешалась Служба социальной защиты. И они правы, ждать — единственный честный способ, ведь мы не можем назначать цену за оживление. Все это сильно усложняет дело, и не исключена возможность экономического хаоса.

— Это необходимо уладить, — вздохнула она. — Необходимо… Как вы сказали — единственный честный способ. Да, нельзя давать бессмертие лишь тем, кто в состоянии за него заплатить.

— Но подумайте об Индии, — грустно произнес Фрост. — Подумайте об Африке, о Китае Люди до сих пор не в состоянии прокормить себя, выручают лишь международные программы помощи. У них нет ни гроша, чтобы отложить. И они придут в мир, в котором будут жить ничуть не лучше, чем теперь. Они опять столкнутся с голодом, снова встанут в очередь за благотворительной похлебкой. Бессмертие — это все, что предоставит им программа социальной защиты.

— Все равно лучше, чем смерть, — возразила она.

— Конечно, — согласился Фрост. Она взглянула на часы.

— Жаль, мне пора идти. В самом деле — пора, давно уже. Не помню, когда получала такое удовольствие от вечера.

— Я бы хотел, чтобы вы задержались еще ненадолго. Она покачала головой и встала из-за стола.

— Я вообще не собиралась задерживаться, но рада, что все так обернулось.

— Может быть, в другой раз? — осторожно предложил Фрост. — Я позвоню вам?

— Это было бы мило с вашей стороны, — улыбнулась она.

— Я вас провожу.

— У меня внизу машина.

— Энн, — он помедлил. — Погодите.

Она остановилась в дверях и обернулась к нему.

— Я вот о чем подумал, — нерешительно начал Фрост. — Вы адвокат. Мне может понадобиться адвокат. Не согласитесь ли вы представлять мои интересы?

Она изумленно взглянула на него:

— С какой стати вам может понадобиться адвокат?

— Не знаю, — пожал плечами Фрост. — Может, и не понадобится. Дело вот в чем — кажется, ко мне попала одна бумага… То есть у меня целая пачка бумаг и эта, видимо, среди них… У меня такое чувство, что лучше бы я ее в глаза не видел.

— Дэн, о чем вы?

— Я не вполне уверен. Видите ли, ко мне попал документ или мне кажется, что он попал ко мне…

— Ну и что? Какой документ?

— Не знаю. Какая-то записка. Но она не должна была попасть ко мне, вот в чем дело.

— Избавьтесь от нее, — предложила Энн. — Сожгите. Зачем вам…

— Нет! — запротестовал Фрост. — Так нельзя. Она может оказаться важной.

— Но что в этой записке?

— Я видел ее лишь мельком. Тогда я ничего не понял, документ не показался мне важным…

— А теперь — кажется?

— Возможно, — кивнул он. — Не могу сказать точно.

Она нахмурилась — то ли в шутку, то ли всерьез.

— Не могу понять, при чем тут я.

— Я подумал, что если бы взять всю эту стопку бумаг, запечатать в конверт и отдать вам…

— Как адвокату?

Он умоляюще кивнул.

— Могу ли я узнать больше об этом документе? — колебалась Энн.

— Думаю, нет. Не хочу вас впутывать. Бумаги у меня в кармане. Перед вашим приходом я как раз пытался отыскать среди них ту, о которой идет речь. А вы постучали, и я сунул их в карман…

— Вы боялись, что пришли за документами?

— Да. Что-то в этом роде. Не знаю, с чего я так подумал. Но теперь мне кажется, что лучше не знать ни о содержании бумаги, ни о том, где она находится.

— Не вполне уверена, — медленно произнесла Энн, — что тут все в порядке с этикой и законностью.

— Понимаю вас, — вздохнул он. — Это была глупая идея. Забудем о ней.

— Дэн, — она взглянула ему в глаза.

— Да?

— Я просила вас об одолжении?

— А я не смог оказать его вам.

— Сделаете, что сможете.

— Не рассчитывайте на меня. Шансы тут…

— Вы попали в беду, Дэн?

— Пока еще нет. Но, кажется, могу попасть. Вы сделали плохой выбор, Энн. Пришли к человеку, который менее всего способен вам помочь.

— Я так не думаю, — улыбнулась она. — Ставлю на вас. А теперь давайте-ка сюда конверт…

Амос Хиклин подкинул еще одно полено в небольшой аккуратный костер, какие умеют раскладывать только лесники.

Он поужинал, сполоснул сковороду и кофейник в реке, хорошенько отдраил посуду песком и теперь мог, спокойно привалясь к дереву, неторопливо выкурить трубочку и поразмышлять о том, о сем. Было тихо, лишь где-то наверху завел свою ночную песню козодой — странный, чуть потусторонний звук повис в воздухе. В реке плеснула рыба.

Хиклин нагнулся к дровам, выбрал еще пару сучьев, кинул их в огонь. Устроился поудобнее и достал из кармана куртки трубку и кисет.