За симфонией № 45 закрепилось название «Прощальная», и этому существует несколько объяснений. Одно, со слов самого Гайдна, сохранилось в воспоминаниях современников. Во время написания этой симфонии Гайдн служил в капелле князя Эстергази, одного из венгерских магнатов, чье богатство и роскошь соперничали с императорскими. Их главные резиденции располагались в городке Эйзенштадте и поместье Эстергаз. В январе 1772 года князь Николаус Эстергази повелел, чтобы во время его пребывания в Эстергазе семьи музыкантов капеллы (их тогда было 16) жили там же. Лишь в отсутствие князя музыканты могли покидать Эстергаз и навещать жен и детей. Исключение было сделано только для капельмейстера и первого скрипача.

В тот год князь необычно долго оставался в поместье, и истомленные холостяцкой жизнью оркестранты обратились за помощью к своему руководителю — капельмейстеру. Гайдн остроумно решил эту проблему и сумел передать просьбу музыкантов князю во время исполнения своей новой, Сорок пятой симфонии. По другой версии, просьба касалась жалованья, которое князь давно не платил оркестру, и в симфонии содержался намек на то, что музыканты готовы распрощаться с капеллой. Еще одна легенда — прямо противоположная: сам князь решил распустить капеллу, оставив оркестрантов без средств к существованию. И, наконец, последняя, драматическая, выдвинутая романтиками в XIX веке: Прощальная симфония воплощает прощание с жизнью. Однако в рукописи партитуры название отсутствует. Надпись в начале — частично по-латыни, частично по-итальянски — гласит: «Симфония фа-диез минор. Во имя Господа от меня, Джузеппе Гайдна. 772», а в конце по-латыни: «Хвала Богу!».

Первое исполнение состоялось в Эстергазе осенью того же 1772 года княжеской капеллой под управлением Гайдна.

Прощальная симфония стоит в творчестве Гайдна особняком. Необычна ее тональность — фа-диез минор, редко использовавшаяся в то время. Не характерен для XVIII века и одноименный мажор, в котором симфония завершается и в котором написан менуэт. Но самое уникальное — медленное завершение симфонии, своего рода дополнительное адажио, следующее за финалом, из-за чего Прощальную симфонию часто считают пятичастной.

Патетический характер первой части определяется уже в главной партии, открывающей симфонию сразу, без медленного вступления. Экспрессивная ниспадающая по тонам минорного трезвучия тема скрипок обостряется характерным синкопированным ритмом аккомпанемента, сопоставлениями форте и пиано, внезапными модуляциями в минорные же тональности. В одной из минорных тональностей звучит побочная партия, что неожиданно для классической симфонии (предполагается одноименный мажор). Побочная, как обычно у Гайдна, мелодически не самостоятельна и повторяет главную, только с ниспадающим стонущим мотивом скрипок в конце. Краткая заключительная партия, тоже минорная, с извилистыми, словно умоляющими ходами, еще более усиливает горестную патетику экспозиции, почти лишенную мажорных устоев. Зато разработка сразу же утверждает мажор, а второй ее раздел образует светлый эпизод с новой темой — умиротворенной, галантно закругленной. После паузы с внезапной силой провозглашается главная тема, — начинается реприза. Более динамичная, она лишена повторов, насыщена активным развитием.

Вторая часть — адажио — светла и безмятежна, изысканна и галантна. Звучит преимущественно струнный квартет (партия контрабасов не выделена), причем скрипки — с сурдинами, динамика в пределах пианиссимо. Использована сонатная форма с близкими по характеру темами, с разработкой, исполняемой одними струнными, и сжатой репризой, в которой главная партия украшена «золотым ходом» валторн.

Третья часть — менуэт — напоминает деревенский танец с постоянным сопоставлением эффектов пиано (только скрипки) и форте (весь оркестр), с ясно членящейся темой и обилием повторов. Трио начинается «золотым ходом» валторн, а в конце его происходит неожиданное омрачение, — мажор уступает место минору, предвосхищая настроение финала. Возвращение первого раздела заставляет забыть об этой мимолетной тени.

Четвертая часть образно перекликается с первой. Побочная партия снова мелодически не самостоятельна, но, в отличие от минорной главной, окрашена в беззаботные мажорные тона. Разработка, хотя и небольшая — истинно классический образец мастерства мотивного развития. Реприза сумрачная, не повторяет экспозицию, а внезапно обрывается на подъеме… После общей паузы начинается новое адажио с вариациями. Нежная тема, изложенная терциями, кажется безмятежной, но звучность постепенно угасает, возникает чувство тревоги. Один за другим умолкают инструменты, музыканты, окончившие свою партию, гасят свечи, горевшие перед их пультами, и уходят. После первых вариаций оркестр покидают исполнители на духовых инструментах. Уход музыкантов струнной группы начинается с басов; на сцене остаются альт и две скрипки и, наконец, дуэт скрипок с сурдинами тихо доигрывает свои трогательные пассажи.

Такой небывалый финал всегда производил неотразимое впечатление: «Когда оркестранты начали гасить свечи и тихо удаляться, у всех защемило сердце… Когда же, наконец, замерли слабые звуки последней скрипки, слушатели стали расходиться притихшие и растроганные…» — писала Лейпцигская газета в 1799 году. «И никто не смеялся, ибо это вовсе не для забавы было написано», — вторил ей Шуман почти сорок лет спустя.

Симфония № 94, соль мажор, «С ударом литавры», «Сюрприз» (1792)

Состав оркестра: 2 флейты, 2 гобоя, 2 фагота, 2 валторны, 2 трубы, литавры, струнные.

Симфония № 98, си-бемоль мажор (1792)

Состав оркестра: флейта, 2 гобоя, 2 фагота, 2 валторны, 2 трубы, литавры, струнные.

В конце 1790 года к Гайдну, только что освободившемуся от почти 30-летней службы в капелле князей Эстергази и жившему в то время в Вене, явился английский антрепренер, известный скрипач Джон Питер Саломон и заключил с ним на очень выгодных условиях контракт на гастроли в Лондоне. Композитор должен был написать, среди других сочинений, шесть симфоний для оркестра Саломона — необычно большого для того времени (40 человек) и имевшего только недавно включенные в симфонический оркестр кларнеты. Несмотря на опасения друзей, боявшихся, что почти 60-летний композитор не перенесет плавания и будет плохо чувствовать себя в Англии, не зная языка, Гайдн не колебался — ему хотелось сполна насладиться свободой и славой. Новый, 1791 год он встретил уже на английской земле, где пробыл полтора года. Слава не заставила себя ждать. Все газеты сообщали о его прибытии, множество людей желало с ним познакомиться, его чествовали на концертах, принимали на придворных балах, приглашали аккомпанировать °о дворец наследника престола. А в июле подневольный капельмейстер князей Эстергази, с трудом писавший письма на родном языке, стал доктором музыки старейшего в Англии Оксфордского университета. В честь этого события прозвучала написанная еще до гастролей симфония № 92, названная Оксфордской.

Пораженный величием Лондона и царившим на его улицах шумом, Гайдн не меньше удивлялся активности музыкальной жизни, обилию концертных организаций, работавших на коммерческой основе и использовавших все средства конкурентной борьбы. В нее оказался втянутым и он сам. Первому концерту Саломона, дважды откладывавшемуся, предшествовал концерт его конкурента, руководителя Профессиональных концертов, который тем самым успел раньше представить лондонцам одну из симфоний Гайдна. Однако это не помешало успеху авторского концерта композитора, в котором исполнялась его новая, специально для Лондона написанная симфония. Его приветствовали шумными аплодисментами, что было непривычно — в Эстергазе так встречали князя, а не его капельмейстера. Новая симфония настолько понравилась, что публика потребовала повторения медленной части. И это стало традицией: вторые части симфоний Гайдна в Лондоне обычно бисировались. Концерты проходили каждую неделю при полном зале. А состоявшийся два месяца спустя бенефис Гайдна, помимо художественного успеха, принес и материальный — доход оказался в два раза большим, чем предусматривал контракт с Саломоном.