Такое социальное продвижение новообращенных не могло не вызвать реакции. И если элитарные круги — королевская власть, аристократия, церковная иерархия — поощряли ассимиляцию «conversos», то народные массы были настроены к ним враждебно. Антииудаизм былых времен не видел большой разницы между иудеями и новообращенными, осуждая их в равной степени: плебс по-прежнему был убежден в том, что и те и другие его эксплуатируют. Как и в XIV веке, экономические трудности, связанные с политическими потрясениями, прекрасно подошли для всяческого рода провокаций. В 1449 году мятежи захлестнули Толедо; в 1467 и 1473 годах смуты, подобные тем, что бушевали в 1391 году, охватили и Андалусию.

Однако, несмотря на то что сосуществование христиан и евреев было отнюдь не гармоничным, последние все же обладали автономией, которая теоретически предоставляла им защиту от произвола. Известно, что большие еврейские общины формировали «aljama» — эквивалент городского управления, бывшего в ходу у христиан. Во главе «aljama» вставал совет, чья роль сравнима с ролью эшевенов, — эта ограниченная группа управляла общиной, опираясь на указы («takhanot»), написанные на иврите и испанском языке. Основной задачей «aljama» было распределять и взимать налоги, а также заботиться об интересах общины. Кроме налогов, причитавшихся правителям (более высоких, чем те, что взимались с христиан), «aljama» собирали подати, предназначенные для оплаты общих служб, например для поддержания раввинов и синагог. Последние были не только местом проведения служб: именно там проходили главные собрания, заседал суд, работали талмудические школы, собирались братства, которым было поручено помогать больным и нуждающимся, и т. д. У «aljama» были собственные магистраты, творившие правосудие в соответствии с предписаниями Торы; при этом истец имел возможность обратиться в королевский суд.

Мусульмане, оставшиеся в христианских землях (мудехары), обладали тем же статусом. Когда продвижение Реконкисты заставило их перейти под власть христиан, они получили определенные гарантии: христианские правители обещали уважать их язык и веру, права и обычаи, традиционные празднества. Всякий раз, когда их становилось много, мудехары, как и евреи, могли создавать автономные сообщества, носившие то же имя — «aljama». В этих общинах существовала собственная социальная иерархия: «alamin», которому были поручены экономические и финансовые вопросы (по сути он исполнял роль посредника между местным сеньором и жителями общины); совет старейшин; общее собрание; «alfaquis» (священнослужители); муэдзин; каиды — магистраты, как и нотариусы. Последние заведовали общим имуществом общины, составляли и приводили в исполнение завещания, вели учет браков и разводов, вершили правосудие (как уголовное, так и гражданское), когда дело касалось исключительно мусульман, однако их приговоры должны были пройти через судебные органы христиан. «Aljama» располагали по меньшей мере двумя общественными зданиями: мечетью и скотобойней (дабы не было сомнений в том, что животные были умерщвлены в соответствии с кораническим законом).

Итак, в XV веке христианская Испания превратилась в страну, одной из характеристик которой стало то, что сегодня мы называем коммунитаризмом. Преобладающее христианское общество «мирилось» (в оговоренном нами смысле этого слова) с присутствием еврейских и мусульманских общин, низведенных, разумеется, к подчиненному положению. Оно признавало за ними права, принимало во внимание их административный, налоговый и особенно юридический статус, а также учитывало принадлежность человека к той или иной общине (в том числе и к христианской) в зависимости от исповедуемой им религии. Каждая из этих трех групп обладала персональным статусом и особыми законами. Подобная ситуация не могла не удивлять и даже возмущать иноземных путешественников, пораженных тем, что «неверные», евреи и сарацины, пользуются в Испании полной свободой, имеют свои мечети и синагоги, говорят на родных языках, носят традиционную для своего народа одежду, отмечают собственные праздники... С интересом, но чаще с негодованием эти путешественники подмечали все, что свидетельствовало в Испании о неопровержимом восточном влиянии: гортанное произношение, одеяния, развлечения, кушанья, способ садиться на коня... Пройдет немало лет после создания инквизиции, изгнания иудеев и насильственного обращения мусульман, но западная Европа по-прежнему будет хранить в своей памяти образ Иберийского полуострова, «зачумленного» вследствие долгого сожительства с семитами, — образ страны, более напоминавшей владения Востока, нежели христианские земли.

 Такова была обстановка в Кастилии, когда на престол взошли католические короли: с одной стороны, сосуществование христиан, иудеев и мусульман, переставшее быть мирным, порождало беспорядки; с другой стороны, такое положение вещей казалось анахронизмом в Европе, уже давно признавшей себя христианской. Короли решили действовать в двух направлениях: они намеревались восстановить порядок, лишив при этом Испанию ее особенного положения, то есть отказавшись от коммунитаризма, характеризовавшего ее доселе.

Хронисты и историки восхваляют королей за то, что они вернули в страну порядок и безопасность. Это была одна из намеченных ими целей. Установление порядка принесло пользу как евреям, так и всем подданным страны. С преступлениями против личности и собственности было покончено; сама королева не раз ручалась за это — например, 6 сентября 1477 года в письме, направленном еврейской общине Севильи: «Я беру под свое покровительство евреев из „aljamas", все общины в целом и каждую в отдельности, как беру я под свою защиту их жизни и имущество; я защищаю их от любого нападения, какой бы природы оно ни было [...]; я запрещаю убивать их, истязать, наносить им увечья; я запрещаю также оставлять безнаказанными их обидчиков, мучителей и убийц». 12 августа 1490 года королева изъявила в Бургосе свою волю, желая, чтобы евреи спокойно жили в Кастилии на правах подданных короны. Примерно в это же время испанские евреи, обращаясь к своим единоверцам в Риме, радовались тому, что им посчастливилось попасть под власть столь справедливых и благосклонных к ним правителей. Не раз на этот счет замечали: если бы Фердинанд и Изабелла умерли в 1491 году, то приговор, вынесенный им современным еврейским миром, был бы совершенно иным.

Одновременно с восстановлением порядка католические короли хотели покончить со сложившейся религиозной ситуацией, казавшейся им недопустимой. Речь шла о том, чтобы в кратчайшие сроки заставить своих подданных отказаться от «коммунитаризма» в пользу христианского образа жизни. В первое время умы королей занимала не столько проблема сосуществования трех религий, сколько неразбериха, царившая вследствие этого «сожительства» в народных нравах и представлениях. Новообращенных обвиняли в том, что они не являются приверженцами истинной веры и живут двойной жизнью: на публике они выполняют все обязательства, возложенные на них католической верой (ходят на мессы и богослужения, как и другие христиане), но в своих жилищах втайне от всех проводят религиозные обряды по закону Моисея, почитают шабаш и иудейские празднества, а некоторые даже проходят обряд обрезания. Конечно, среди тех, кто обратился в католичество, чтобы спастись в 1391 году от разъяренной толпы, или кто стал католиком во время кампаний прозелитизма в начале XV века, были и те, кто тайком вернулся к вере отцов, когда, как им показалось, опасность миновала; они, как говорили, были «иудействующими».

Однако же соблюдать старые ритуалы было небезопасно. Действительно, согласно каноническому праву, крещение накладывает на душу христианина неизгладимую печать; даже если человек крещен принудительно, ситуация складывается необратимая: крещенный, хочется ему того или нет, безраздельно принадлежит Церкви и не вправе вернуться к прежней вере. Такие предписания могут шокировать наших современников, но они тем не менее входят в официальную доктрину Церкви, о чем напоминает нам последнее официальное издание катехизиса[32]. Ошибкой было бы полагать, что сегодня они забыты. Дело Мортары, развернувшееся в Италии в XIX века[33], и не столь давний случай с детьми Финали, произошедший в послевоенной Франции[34], доказывают обратное.