Старая, осевшая на один угол изба знахарки Матрены Илюхиной освещена и натоплена. Парни еще днем: натаскали дров, выпросили у лавочника две лампы с керосином, притащили из лесу пахучих пихтовых веток.

Девчата прибрали в избе, выскоблили полы, вымыли лавки. Помолодела ветхая, запущенная изба. В прогнивший по углам пол тянет свежестью, в окнах зияют дыры, но железная печка раскалена, пышет теплом. В избе душновато и от жаркой печки, и в особенности от разгоряченных тел парней и девок.

Изба переполнена, лавки забиты, у двери и по углам жмутся те, кому не хватило места. С большим трудом Тимофей Чернов удерживает круг на середине избы.

Без круга вечерка не вечерка. Надо дать волю танцорам, плясунам, исполнить разок-другой "Барыню", кадриль, разыграть фантики. Да мало ли что полагается проделать на вечерке! Не зря столько было хлопот и сборов. К тому же и расходы потребовались. За избу плати, за лампы с керосином тоже, гармонист и тот потребовал платы. Свои гармонисты перевелись — война никому не дает пощады. Пришлось ехать на Лукьяновские хутора, упрашивать колченогого Фильку Петухова — гармониста отменного, оставшегося на всю округу в единственном числе. Тот заломил плату, потребовал привезти его, а потом доставить на хутора, как барина или сановитого слугу его величества.

Вечерка в полном разгаре. Машу и Катю Тимофей пристроил на лавке в углу. Маша не первый раз на вечерке. Ее все знают, и она всех знает. Кате прежде не приходилось бывать на сборищах деревенской молодежи. Все, все здесь ей интересно! Глазами, блестящими от любопытства, раскрасневшаяся, с выражением удивления на лице Катя наблюдает за тем, что происходит в кругу.

Два парня состязаются в пляске. Пока первый плясун выделывает хитроумные Коленца, требующие необыкновенной ловкости всего тела, второй смотрит на него с полным равнодушием. Потом тот останавливается, принимает на мгновение вызывающую позу и смотрит на соперника с тем же безразличием. Но если плясуны делают вид, что их ничто не трогает, то совсем иначе ведут себя собравшиеся в избе. Каждое удачное движение плясуна вызывает шумный отклик. Ни одно новое коленце не остается незамеченным. И вскоре уже становится очевидным, за кем из плясунов перевес и в силе и в умении.

— У Родиона пятнадцать коленец, у Семки двенадцать, — говорит Тимофей и, пристукнув костылями, сводит парней для дружеского рукопожатия.

Едва запыхавшиеся плясуны втискиваются в угол, как на круг выходят четыре девушки.

Филька Колченогий раздвигает мехи гармони, скользит пальцами по белым ладам. Девки враз ударяют пятнами об пол, вскидывают над головами платочки, расходятся попарно.

Звонкими голосами они поют частушки. Пара против пары. Катя вслушивается, стараясь понята, в чем же состязаются девушки. В танце? Да, конечно. Плясуньи рассыпают дробь. Как это им, обутым в валенки, удается Достичь такого четкого стука, ей непонятно. Но вскоре она догадывается, что плясуньи меньше всего озабочены пляской. Главное — в пении частушек.

Первая пара девушек речитативом выкрикивает частушку. Вторая должна немедленно ответить. Содержание частушек меняется от одной к другой. Вначале девушки поют о войне, о супостатах-германцах. Потом они поют о своей сельской жизни. Вслед за этим идут лирические частушки с воздыханиями о возлюбленных, и наконец так же стремительно они переходят к шуточным частушкам. Изба грохочет. Кажется, что потолок вздрагивает от дружного смеха. Сыплемся известка, языки фитилей в лампах трепещут, прыгают в пузатых стеклах.

— Хорошо позабавили. Стоят девчата друг друга, — выносит свое суждение староста вечерки Тимофей Чернов. Он бойко крутится на костылях, лихо посматривает в угол, где сидит Маша и откуда неотрывно светятся её восторженные глаза.

— Петруха! Собирай в шапку предметы. Будем играть в фантики, объявляет Тимофей. Петька Скобелкин начеку. Он обходит с шапкой в руках всю избу, протискивается в углы.

В шапку кладут кто что может: платочек, колечко, заколку, брошку, ленту, расческу, кисет, перочинный нож, ружейный патрон, завалявшийся в кармане. Вскоре шапка Петьки Скобелкина наполняется, вытягивается ее макушка.

Тимофей Чернов садится на табуретку рядом с Филькой Колченогим. Петька с шапкой в руках за спиной у Тимофея.

— А ну, Тимоха, что этому фантику велишь сделать? — спрашивает Петька, вытащив из шапки роговую девичью заколку.

— Спеть песню "Вдоль да по речке, вдоль да по быстрой", — говорит Тимофей.

На круг выходит девушка. Она только-только вступает в девичий возраст. Плечи и бедра ее еще не округлились. На лице смущение, на лбу испаринка, глаза смотрят куда-то поверх голов собравшихся. Но дело сделано.

Время приспело, и надо принимать крещение. После этого будет легче и проще. Она поет деланным, натужным голосом, хотя и старается. Никто ее не перебивает, все слушают с полным вниманием. Сам Тимофей сосредоточен, серьезен и лишь изредка кидает на девушку нетерпеливые взгляды. Фантиков много, и он озабочен, как успеть до кадрили пропустить всех.

— Хорошо, Верка, хорошо. Славная будешь дивчинка, — подбадривает Тимофей девушку. Та идет на свое, место к подругам посмелевшая и смотрит уже на всех с затаенной гордецой в глазах.

— А вот этому фантику что приказывает сделать ваше высокое вашество? поднимая над головой розовую ленточку, дурачится Петька.

— Пусть-ка выйдет на круг да исполнит нам "Барыню", — приказывает Тимофей. И тотчас же на круг выскакивает девушка, а Филька раздвигает мехи гармошки.

Фантиков много, но и Тимофей неистощим да выдумку. Он заставляет плясать и петь, и уже не в одиночку, а парами, потом даже страивает и счетверяет фантики.

— А ну-ка, вашество, прикажи-ка этому фантику что-нибудь позагвоздистее, — говорит Петька, показывая всем поблескивающую на свету стеклярусом заколку.

Это заколка Катина.

— А этот фантик пусть выйдет на круг и расскажет стих, — медленно говорит Тимофей, но, чувствуя, что дает трудную задачу, с которой не каждый справится, добавляет: — А можно и другое рассказать, что-нибудь смешное про наше деревенское житье-бытье… Ну, скажем, как Мелеха своего сына Николку на медведице обженил…

Упоминание о Мелехе встречается взрывом хохота.

— Катюш, не робей, — напутствует Катю Маша, жмет подружке руку.

Катя выходит на круг, и все мгновенно замолкают.

То, что Маша Лукьянова привела свою городскую подругу на вечерку, все заметили, но, поди ж ты, никто не думал, что незнакомка бросит в Петькину шапку свой фантик. "Они, эти городские, по обыкновению страшные задавалы, все деревенское для них чужое, а эта, смотри-ка, не побрезговала, встряла на вечерке в игру!.."

Ее доверие к лукьяновской молодежи как-то невольно располагает, но и настораживает всех. Особенно придирчиво осматривают Катю девчата. Уж не вздумала ли эта залетная птаха из города присмотреть себе здесь, в Лукьяновке, женишка?! Ну-ну, пусть на это сильно-то не рассчитывает! Жених по нонешним военным временам — товар шибко дорогой. К тому же невест в Лукьяновке и без нее предостаточно. Присматриваются, зыркают глазищами по Катиной фигуре и лукьяновские парни. Своих девок в достатке, но и от чужих отказываться не пристало… Тем более девка что надо, просто хороша!

Катя смущена, горит румянцем ее лицо, вспыхивают возбужденным блеском глаза. Она чувствует, что ее разглядывают и так и этак, как обновку. Если б можно было, то и потрогали бы ее руками, повернули спиной, боком. Она в длинной юбке, в кофте из розового поплина. Косы сложены подсолнухом. Ну, ничего, ничего, спокойно… Пусть приглядываются. Не впервые ей приходится попадать под взгляды незнакомых людей. То, что могут лукьяновские, сумеет и она. Питерские, да еще с Бестужевских курсов, тоже не лыком шиты.

Умеют и спеть и сплясать, а что касается декламации, то, пожалуйста, с превеяиким удовольствием. Только вот что прочитать?! Надо что-то такое, чтобы тронуло молодые сердца. Катя много стихов знает наизусть. Пушкин, Лермонтов, Некрасов… Здесь, в деревне, очень уместен будет Суриков… Что-нибудь про деревенскую нужду, про печаль бедняков… Нет! Вдруг Катя вспоминает стихотворение, которое написал неизвестный ей поэт.