Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Да подождите вы, сейчас я вылезу!

Хвала богам, ход был достаточно широк, чтобы решить проблему с дровами просто: сперва я подтащила всю кучу поближе к выходу, а потом стала выкидывать по одному полену. Послышался негромкий характерный стук, за которым последовало шипение и обрывки странных гномийско-эльфийских выражений в западной обработке.

«Эгмонт», — догадалась я. Не сообразил увернуться. И что это с ним такое?

Надо будет «Справочник» спросить…

Едва я успела вывалиться из лаза, Сигурд сунул мне в руки котелок и жестом указал на ручей. Я вздохнула, устало помотала головой, но спорить не стала. Рихтер, на лбу которого наливалась приличных размеров шишка, злобно покосился на меня, но ничего не сказал.

Как выяснилось через некоторое время, спорить было незачем: ручей оказался куда глубже и чище, чем мне показалось на первый взгляд. Пару раз скребнув краем по дну и замутив воду, я сообразила, как нужно делать, и вернулась с полным котелком.

Эгмонт, лишний раз подтвердив свои хорошие отношения со стихией огня, уже развел вполне себе приличный костер. Сейчас, кажется, он легко подпалил бы и замок — боевому магу такого класса несколько непривычно получить в лоб поленом. Зато Сигурд, как всегда, не заморачивался по мелочам. Он буквально выхватил у меня котелок и повесил на ветку, закрепленную в раздвоенных концах костровых палок. Сдается, есть здесь хочу не я одна…

Вода забулькала, и Сигурд насыпал туда сухих грибов, потом подумал и щедро добавил крупы. Эгмонт хмыкнул, с подозрением посматривая на загустевающую смесь, но оборотень пресек это дело одним косым взглядом.

Еда, между прочим, получилась вкусная — густая, сытная и горячая. Мы по очереди зачерпывали ложками из котелка, пока он не опустел, а после я опять отправилась за водой. Смеркалось, все сильнее пахло близящимся дождем, но мы успели сварить чаю и разлить его по кружкам. Сигурд, бормоча что-то про дискриминацию, выпил свою в несколько глотков, превратился в волка и шмыгнул в дыру. Мы с Эгмонтом потушили огонь и, прихватив кружки, отправились следом.

Втроем в пещерке было немного тесновато, но воздуха хватало, а остальное не так уж и важно. При каждом движении листья отчаянно шелестели; в полутьме я почти не видела ни Сигурда, ни Эгмонта, зато отлично ориентировалась по теплу и запаху. Если… если мы все-таки выберемся из этой передряги, я первым делом отправлюсь в оборотничью баню. Или хотя бы залезу в речку, часа так на полтора.

Здесь было довольно холодно, несмотря на толстый слой листьев, и скоро мы сбились в кучку: я прижалась к Эгмонту, а Сигурд-волк положил голову мне на колени. Учитывая, что в руках у меня была кружка с горячим чаем, я надеялась, что оборотень не станет неожиданно срываться с места.

Коленям было тепло, правому боку — тоже. Левый я старательно закрыла плащом. Снаружи шумел дождь, и я вдруг вспомнила, что каких-то девять недель назад точно так же сидела в избушке Гораны Бранки, греясь о Генри Ривендейла. Между прочим, тоже правым боком. Окажись сейчас на месте Рихтера Ривендейл или тот же Сигурд, я положила бы голову ему на плечо, но это был Эгмонт, и я почему-то смутилась.

Да и полено как-то не способствует установлению дружеских отношений. И как это его угораздило? Я подумала, не достать ли из сумки какой декокт, но потом решила, что острых ощущений нам на сегодня уже достаточно.

Что-то подсказывало, что дело не столько в полене, сколько в пресловутом мужском самолюбии — про него я много читала в журналах Полин. Теперь самое время применить полученные знания на практике — когда еще такой случай представится? Я зажмурилась, вспоминая журнальные советы. Так-так-так…

Глянцевые издания хором утверждали: лучше всего уязвленное мужское самолюбие исцеляет предоставленная объекту возможность показать себя в наиболее выгодном свете. Ага!

— Эгмонт… — позвала я самым сладким голоском, на какой была способна.

Маг сделал попытку отодвинуться, но я была начеку. Сигурд, прекрасно помнивший о чашке горячего чаю, осторожно шевельнул ухом.

— А ты бывал здесь раньше? — продолжала я, остро жалея о невозможности наивно похлопать ресницами.

— Бывал, — осторожно ответил маг. — И что?

Последовала пауза, во время которой я судорожно пыталась придумать следующий вопрос. Вообще-то журналы утверждали, что объект начнет исцеляться сразу же, не отходя от кассы, но у нас, похоже, случай был запущенный.

— А какая она была… эта виверна? Наверное, очень большая? А как ты ее победил? Эгмонт, ну расскажи! Ну пожа-алуйста! Ну у кого же мне еще спрашивать — не у магистра же Назона в конце концов!

Кажется, я попала в десятку. На фоне бестиолога Рихтер — даже с десятью шишками — по-любому будет выглядеть лубочным богатырем. Или рыцарем в белом доспехе.

— Это будет очень длинная история, — медленно сказал Эгмонт.

— А мы никуда и не торопимся, — неожиданно поддержал меня Сигурд. — Правда, Яльга?

Я не удержалась и почесала оборотня за ухом.

4

За три года преподавания в Академии Рихтер успел уяснить несколько элементарных правил. Самым элементарным из них было следующее: труднее всего работать с адептами первого и пятого курса. Именно они ухитряются создать для магистра уйму интересных, разнообразных и почти нерешаемых проблем.

Ярче всех это правило подтверждал адепт Марцелл Руфин Назон. На свое счастье, Эгмонт не застал его первокурсником, но Назон-пятикурсник являл собой наилучший пример не то грамотного выбора будущей профессии, не то рихтеровской педагогической неудачи. Как боевой маг он не стоил вообще ничего. Между тем бестиологам жизненно необходимо располагать некоторыми боевыми навыками, — ибо грифон, йель или альфин не станет спрашивать у мага ни схемы собственного кровообращения, ни методики грамотного изничтожения. Он вообще ничего спрашивать не станет.

Эгмонт старался, как мог, но все усилия пропадали даром. Оставалось лишь надеяться, что жизнь окажется более талантливым учителем, — да и адепт Назон, демонстрируя похвальную осмотрительность, предпочитал теоретические выкладки личному общению с бестиями.

Прошел изок, миновала пора выпускных экзаменов. Еще полтора месяца пролетели почти незаметно, как это всегда и бывает с отпуском. Наступил зарев-месяц, и девятнадцатого числа Эгмонт приехал в Академию на ежегодную летнюю конференцию. Предполагалось, что магистры станут обсуждать, чего нового случилось в магической и педагогической науках, обмениваться опытом и выстраивать стратегию работы на ближайшие два семестра.

Все шло как обычно — преподаватели рассаживались по секциям, два деловых гнома и юная эльфийка развешивали на доске какие-то плакаты, а магистры Дэнн и Ламмерлэйк, сидевшие вопреки правилам на соседних скамейках, склонившись друг к другу, листали красочный журнал по вязанию. Но открылась дверь, и в нее практически впорхнул директор Буковец, счастливый как зубная фея.

— Коллеги! — невероятно бодрым голосом заявил он. Магистр Дэнн скептически покачала головой и указала на какую-то черно-белую схему, состоявшую из различным образом закрашенных квадратиков. — Уважаемые коллеги! У меня для вас есть сюрприз. — Слушатели насторожились, ибо довольный вид директора однозначно предвещал большие неприятности. — Позвольте представить вам нашего нового магистра бестиологии, который выиграл именной грант царя-батюшки и целый месяц провел у наших коллег на Аль-Буяне! Коллега Назон, прошу вас, не стесняйтесь!..

— Марцелл Руфин Назон, если не возражаете, — поправили из-за двери подозрительно знакомым голосом. — И вовсе я не стесняюсь…

— Да-да, прошу вас!.. — Буковец посторонился, и новый магистр бестиологии прошел в зал.

— Кгхм, — тихонько сказала госпожа Ламмерлэйк.

— Кгхм, — согласилась Белая Дама.

— Э-э… — послышалось из дальнего угла, где сидел магистр Фенгиаруленгеддир.

— Ой! — сказала юная эльфийка с плакатом. — Эйлер, ты мне на ногу наступил!

— Мы рады приветствовать молодого коллегу, — подытожил учитель Тэнгиэль.

96
{"b":"189923","o":1}