Ибрагим не мог скрыть своего возбуждения.

— Вы считаете, что Израиль один решился на этот шаг? — воскликнул он.

Все удивленно переглянулись. Ибрагим продолжал:

— За спиной Израиля стоят Франция, Англия и Америка!

— Мне представляется, — перебил его Самир, — что наша армия уничтожит Израиль еще до того, как вмешаются его союзники.

Послышался иронический смешок.

Незаметно подкралась темнота. Ибрагим, понизив голос, почти шепотом сказал:

— Теперь все ясно. Кажется, пришел конец новым порядкам.

В сердцах затеплилась надежда: может быть, приближается час расплаты за унижения и пролитые слезы. Оторвавшись от наргиле, Аббас проворчал:

— Не думай, что это так просто… Этих людей тоже кое-кто поддерживает.

Его глаза блестели в полумраке.

— Вряд ли можно серьезно предположить, что из-за какого-то района, который с трудом можно найти на карте, начнется мировая война, — пренебрежительно процедил Ибрагим.

— Вы что же, действительно хотите, чтобы Израиль разгромил нас?! — не выдержал Иса.

— Никакого разгрома не будет, — успокоил его Ибрагим, — и до оккупации дело не дойдет. Израиль будет вынужден уйти, удовлетворившись, вероятно, Синаем и мирным договором с арабами. Затем, конечно, вмешаются Англия и Франция, которые постараются решить проблемы Ближнего Востока в своих интересах и восстановить в Египте прежнее положение.

— А не приведет ли это к восстановлению господства Запада?!

Ну и что же! Во всяком случае, это лучше, чем то, что мы имеем сейчас.

— Вот так западня! Голова кругом идет, — говорил Иса, словно обращаясь к самому себе. — Нечего сказать, прекрасный выбор: либо предавай родину, либо самого себя! Ну, а для меня поражение в этой схватке мучительнее смерти.

— Да ты, оказывается, романтик! — воскликнул Аббас.

— А нам-то чего переживать? — отозвался Ибрагим. — О чем нам жалеть, о чем, я спрашиваю?! Конечно, для умирающего любая жизнь лучше, чем смерть…

— Иногда мне кажется, — сказал Иса, — что лучше вернуться к прошлому, чем погибнуть, иногда же я думаю, что лучше быть ничтожеством в государстве, играющем какую-нибудь роль в мире, чем важным лицом в стране, о которой никто не считается.

— Помнится, ты сам признавал, что в тебе борются два Исы, — сказал с улыбкой Ибрагим. — Так вот, сейчас нас совсем не интересует мнение Исы, который говорит, мы принимаем во внимание того, который молчит.

Все громко рассмеялись.

«Что из того, что они не согласны со мной, — думал Иса, — гораздо важнее знать, что привело нас всех к такому печальному положению. Разве не крушение личности — первопричина всего? Страшная болезнь разъедает нашу родину». Прозвучал сигнал воздушной тревоги. Погас свет, все вокруг погрузилось во мрак и замерло. Самир предложил укрыться в зале кофейни, но его никто не поддержал. Иса вдруг вспомнил, что Кадрия осталась дома одна со служанкой. Ему стало жаль ее. Далекие взрывы нарушили внезапно воцарившуюся тишину. Они следовали один за другим, то приближаясь, то удаляясь. Друзья забились в уголок погруженной во мрак кофейни. Послышались предположения: «Шатра? Гелиополис? Хелуан?»

— Откуда у них такая сила?

— А наши где? Где наши самолеты?

Бомбардировка не прекращалась ни на минуту. Никогда, даже в дни минувшей войны, не было ничего подобного. Нервы у всех напряглись до предела. Томило ожидание и неизвестность. Что будет? Неожиданно в кофейню ворвался человек и заорал во все горло:

— Бомбят… Английские самолеты!..

— Не может быть, — раздался десяток взволнованных голосов.

— Я слышал сам… по радио, — уверял пришелец.

Посыпались догадки, предположения. Внезапно взрывы прекратились. В молчании и страхе потекли минуты ожидания.

Но вот прозвучал сигнал отбоя. Напряжение спало, люди начали приходить в себя, точно после долгой спячки. Зажегся свет, осветив усталые, тревожные лица.

Молчаливо обменивались взглядами. Что делать? Можно уходить? Снова проревел сигнал тревоги, и все притаились в ожидании взрывов.

— Кажется, конец ближе, чем мы предполагали, — прошептал Ибрагим.

— Моли бога, чтобы это был не наш конец, — отозвался Самир.

Через час мучений и переживаний опять раздался спасительный сигнал отбоя. Можно было покинуть убежище. Друзья сели в машину Ибрагима. Но не успели проехать и пяти минут, как снова завыли сирены. Остановились. Вокруг, как назло, никаких укрытий. Решили пересидеть тревогу в автомобиле.

— Мы непременно должны остаться в живых, ведь сейчас ценность нашей жизни стала, кажется, возрастать, — пошутил Ибрагим, нервно смеясь.

Целый час они провели в машине, ожидая отбоя. Наконец прозвучал сигнал. Будто устав от ожидания, «форд» сорвался с места, пересек мост, один, другой — и влетел в Замалик[14]. Вскоре новый сигнал тревоги остановил машину. Опять загремели взрывы.

— Бомбят, наверное, военные объекты, — с трудом выговорил Иса для собственного успокоения.

— А может быть, бросают бомбы куда глаза глядят, — испуганно пробормотал Самир.

— Что вы! Обстрел гражданского населения — серьезное преступление, — изрек Аббас.

— Хорошо, что мы еще чем-то можем успокоить себя! — заключил Ибрагим.

Послышался отбой, и машина в который раз рванулась вперед, словно торопясь развезти всех по домам до того, как ее вновь остановит вой сирены.

Днем и ночью в небе Каира гудели самолеты, гремели бесконечные взрывы. Но несмотря на это, обычная будничная жизнь города не замирала ни на минуту. Продолжали работать учреждения, магазины, рынки.

По городу ползли слухи о многочисленных человеческих жертвах. Но люди не хотели отказываться от привычного образа жизни, хотя смерть бродила где-то совсем рядом.

Каир превратился в военный лагерь. Колонны броневиков и грузовых машин заполнили все улицы, забили переулки. Обстановка в столице с каждым часом становилась тревожней.

В эти дни, когда разрывы бомб и грохот зениток стали так же привычны, как крики уличных торговцев, Инаят-ханум переехала к дочери. Она чувствовала себя плохо, ухудшилось зрение. Старая женщина постоянно перебирала четки, словно искала в них защиту от обрушившихся на нее жизненных невзгод. Болезнь матери не сделала Кадрию энергичнее, а ее полнота ничуть не убавилась. И только сонные глаза стали чуть живее. Вечерами все собирались вокруг радиоприемника, с жадностью вслушиваясь в голоса дикторов, передававших сообщения о заседаниях Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи. Стало известно о страданиях жителей осажденного Порт-Саида.

Объятая страхом Кадрия спрашивала:

— Неужели мы устоим против англичан и французов?!

— Порт-Саид сопротивляется, — мрачно отвечал Иса. — Весь мир возмущен.

— Где-то возмущаются, а здесь падают бомбы!

— Да, все это так, — вздохнул Иса, — а что делать?

— Но ведь должен быть хоть какой-нибудь выход! — воскликнула она в исступлении. — Я больше так не могу! Нервы не выдерживают.

Что же оставалось говорить Исе? Его нервы тоже были напряжены до предела. Но от этого в душе еще сильнее вспыхивала жажда победы. Он перестал вспоминать свои прошлые невзгоды, мечтать о будущем. Сейчас не до этого. Главное — выстоять, победить. Победить во что бы то ни стало. Иногда его охватывало желание уйти ночью из дома, чтобы собственными глазами увидеть, что делается вокруг, познать опасность, обрести уверенность в победе. И, если понадобится, он даже готов пожертвовать собой ради нее.

Днем, бесцельно бродя по улицам, Иса жадно вглядывался в лица людей, и ему казалось, что все охвачены теми же чувствами, что и он.

Иса с удивлением стал замечать, что стена между ним и революцией начинает быстро рушиться. Прежде бы ему такая мысль и в голову не пришла.

Однажды в полдень к ним по пути в свою контору зашел Ибрагим. В последнее время он стал очень самоуверенным и важным.