Хантер натворил дел и создал себе массу трудностей, похитив невесту и принудив ее к браку. Теперь нужно было спасать положение здесь, на супружеском ложе. Можно сказать, что он большую часть жизни готовился именно к этому моменту.

Он игриво сжал ее грудь, отчего Грейс прервала поцелуй и застенчиво отвернулась.

— Вот этого не нужно, — прошептала она, с трудом переводя дыхание. После поцелуев щеки ее раскраснелись, глаза светились восторгом. — Не положено...

— ...никому касаться вашей груди, — закончил фразу Хантер тоном учителя. — То есть никому, кроме меня. А вот я имею право ласкать ваши восхитительные груди в любое время, когда только пожелаю. И сейчас, как мне думается, весьма подходящий момент.

Непреодолимое желание сорвало все его попытки быть как можно более терпеливым по отношению к своей неопытной жене. Не обращая внимания на ее возражения, Хантер ухватился за край одеяла и одним рывком обнажил ее груди, жадно пожирая их взглядом.

— Да оставьте вы в покое одеяло, не закрывайтесь! — сказал он и легонько отвел ее руки, не отрывая взгляда от роскошного зрелища.

Когда она была затянута в платье, трудновато было четко представить себе эти сокровища, спрятанные за корсетом и лифом. Хантер положил руку на грудь, наслаждаясь бархатистой нежностью кожи и приятной тяжестью. У него никогда не было особых требований относительно размера и формы женских грудей. Ему одинаково нравилось ласкать и большие, и маленькие.

Он пришел в восторг, почувствовав, как затвердели соски под его пристальным взглядом. Невероятно нежные, темно-розового цвета, они вызывали необоримое желание пососать их, и у Хантера рот наполнился слюной. Ложбинку между грудями покрывала легчайшая россыпь золотистых веснушек. Одна, две, три, четыре... нет, все-таки пять. Стало интересно, какие еще сюрпризы ждут его при изучении тела герцогини.

— Вы прекрасны!

При звуках его голоса ее глаза широко открылись, но не успела она сообразить, что к чему, как Хантер подался к ней и поцеловал сосок.

— Не надо! — вскричала она, пытаясь оттолкнуть герцога.

Не отрываясь от своего занятия, он перехватил ее руки и прижал к подушке. Держал он крепко, но так, чтобы не причинять ей боли.

— Осторожнее, герцогиня. Мне не хочется оставить следы на ваших запястьях.

— Тогда перестаньте...

Хантер стал облизывать сосок, и у Грейс перехватило дыхание. Быстрый взгляд убедил его в том, что руки жены так сильно напряжены не потому, что она хочет попытаться освободиться, а оттого, что она борется с пробужденными его лаской новыми для себя ощущениями. Тогда он переключил внимание на вторую грудь.

— Ваша светлость!

Хантер улыбнулся, не переставая играть языком с набухшим бутоном. Он даже рискнул отпустить ее руки, гадая, что она сделает: вцепится в его волосы или же ударит по ушам?

Ни того ни другого Грейс делать не стала.

Вместо этого она убрала руки с подушки и положила их на матрас. Пальцы впились в простыню, по телу ее прошла дрожь. Хантер еще поиграл с соском губами. Потом поднял голову, а руками обхватил обе груди.

— Значит, вам нравятся мои ласки, а? — спросил он, не рассчитывая на откровенный ответ. — Что ж, посмотрим, удастся ли мне превратить ваши вздохи в сладостные крики.

— О чем вы, ваша светлость?

— Я устал уже повторять, что достаточно называть меня просто Хантером, герцогиня, — сказал он с озорной улыбкой. — Такое право вы вполне заслужили. А может, мне удастся убедить вас называть меня просто по имени.

По лицу Грейс промелькнула тень страха.

— Не требуется ни в чем меня убеждать, ваша светлость... Хантер! — быстро поправилась она.

— Вы просто пытаетесь отравить мне удовольствие, — сказал он шутливо, передвинулся ниже и окончательно стащил с нее одеяло.

— Не нужно... подождите!

Единственное, чего хотел сейчас Хантер, — продлить их обоюдное удовольствие. Грейс уже показала, что живо откликается на его прикосновения. Он считал, что к сопротивлению ее побуждает не антипатия к нему, а самый обычный страх. А если он прав в этом, то оттягивать неизбежное — значит проявить жестокость.

Он лишит ее невинности, а уж потом они могут обсудить, какого рода семейные отношения для них приемлемы. Красота и плотские желания — слишком хрупкий материал, на нем не построишь прочного фундамента. И все же сейчас они получали друг от друга больше, чем каждый из них мог ожидать.

Теперь ему открылось почти все тело Грейс — хрупкая грудная клетка, плоская равнина живота с маленьким углублением пупка, которое Хантеру не терпелось исследовать языком. Он нащупал мягкие изгибы бедер, и Грейс вся застыла.

— Это неприлично в высшей степени! — пробормотала она и отвернулась, будто не в силах смотреть на то, что он станет делать дальше.

— Но в том случае, если я все сделаю правильно, обещаю, что вы станете просить меня проделать все заново.

Такой беззащитной Грейс никогда еще себя не чувствовала.

Ни одному мужчине не позволялось ласкать ее так смело, а герцог Хантсли оказался очень придирчивым в осмотре своего нового приобретения. Она ощущала двусмысленность своего теперешнего положения. Девятнадцать лет тому назад бабушка Хантера сговорилась с ее дедушкой. Она очень умно рассчитала, как оказать услугу старому другу и одновременно приумножить состояние своего рода. Судя по всему, у старой герцогини был аналитический склад ума и хватало суровости, чтобы принести в жертву своим расчетам что угодно и кого угодно.

А ее внук и Грейс оказались удобными пешками на шахматной доске.

Сама Грейс в том возрасте, конечно, никак не могла постичь замысел старой герцогини, достойный ума Макиавелли. Но внук-то хорошо знал свою бабушку! Стоит ли после этого удивляться, что следующие девятнадцать лет он делал вид, что не ведает о существовании Грейс?

— Подвиньте немного ногу, — скомандовал Хантер, целуя Грейс в живот.

Она не спешила выполнять его требование, и он просто положил руки на бедра и развел их в стороны.

Она ощутила между ногами прохладный ветерок, когда лицо супруга оказалось совсем близко от того места, на которое она и сама редко бросала взгляд. Этот холодок странно контрастировал с жаром дыхания Хантера, которое она ощущала на бедре.

— Художники платили бы вам огромные деньги за право рисовать вас с натуры в такой позе, — сообщил ей Хантер восхищенно. Пальцем он осторожно погладил волоски в самом низу живота. — Если бы такая картина появилась, я запер бы ее в своей потайной комнате и любовался бы ею сам.

Грейс ощутила его палец между бедрами.

«Во имя всего святого!»

— Спросите меня, что я стал бы делать в своей потайной комнате, — подсказал он.

Грейс беспомощно взирала на его макушку. Она чуть не умирала, чувствуя, что он прикасается пальцами и исследует взглядом сокровенные тайны ее женственности. Больше всего ей хотелось оттолкнуть герцога и закутаться в одеяло.

И все же она была скроена из крепкого материала. Лежала, не шевелясь, а он гладил и изучал каждый изгиб тела, каждую складочку. И только спустя какое-то время она сообразила, что так и не ответила на его просьбу.

— Ч-что вы стали бы делать в этой своей потайной комнате, ваша светлость?

— Забудьте о светской учтивости в супружеской постели, моя прекрасная герцогиня! — мягко упрекнул ее Хантер, нащупав среди складок самое чувствительное место. От этого нового ощущения Грейс задохнулась.

— Прекратите сейчас же! — Требование свое она усилила, шлепнув его по плечу.

— Не могу на это согласиться, — возразил Хантер и поднял глаза. Их взгляды встретились. Его светло-карие глаза светились, как янтарь. — Не хочу вас смутить, однако вы мокренькая.

Супруга, казалось, это открытие порадовало, но Грейс ничего не поняла.

— А какой же мне еще быть, невежа вы этакий? Вы же вытащили меня из ванны!

Грейс надеялась, рассердив его резкостью, добиться того, что он перестанет так бесстыдно к ней прикасаться. Его палец описывал маленькие круги, лишая ее способности мыслить. Но Хантер только улыбнулся ей. Похоже, он отлично представлял себе, что именно она чувствует. Гуляка чертов! А он, еще раз погладив ее, протянул руку.