Забвение миновало Гертруду Стайн. Многие художники и театральные режиссеры искали и находили в ее сочинениях достаточно материала для всплеска своего творчества. Короткие зарисовки Стайн, т. н. пьесы, можно было легко поставить, и они ставились в малых театрах и небольших коллективах. Разговорный стиль, простор для широкой интерпретации, некий скрытый мистицизм, метафизичность, иными словами, раздолье для режиссерской фантазии пришлись по вкусу многим театральным работникам. И в наши дни имя Гертруды Стайн все время на слуху. Современные художники-концептуалисты обнаружили клад в ее мыслях, рассуждениях и произведениях и попытались реализовать какие-то находки. Назовем, к примеру, звуковую скульптуру Человеческий камертон № 4 (Human Tuning Fork #4, 2004 год), созданную Терри Берлиером. Глен Лигон создал целую серию инсталляций, навеянных рассказами Стайн. Одна из них (2005 год) представляет собой два электрических шнура и между ними неоновую лампу, сделанную в виде слов «negro sunshine» — словосочетание из Меланкты. Свет, исходящий из неоновой лампы, визуально отражает, по мысли художника, ренессанс негритянской культуры. Широко известны в наше время и работы Эда Руши (Рушея), во многих из которых он пытался воплотить элементы литературного стиля писательницы. Создавая знаменитую портретную серию выдающихся евреев 20-го века, Энди Уорхол включил туда и портрет Гертруды. В сфере музыки, кроме работ уже упомянутых Вирджила Томсона и Джеральда Бернерса, следует назвать композитора М. Купфермана (одноактная опера В саду, 1952), Вильяма Банфилда (Гертруда Стайн изобретает прыжок раньше всех), Джонатана Шеффера (Кровь на полу столовой)[75] и ряд других, менее значимых музыкальных произведений.

Успех сопутствовал и еще одной пьесе Доктор Фауст зажигает огни, поставленной в Германии.

Начинающим и зрелым филологам не надо ломать голову, чем заниматься. Многие произведения писательницы представляют собой достаточно трудные и увлекательные загадки, решение которых служит незаменимым материалом для подготовки и усовершенствования лингвистов всех рангов. Жизнь и творчество Гертруды Стайн — нескончаемая тема для исследований; эссе, статьи, диссертации и книги появляются ежегодно.

С 1990 года в Нью-Йорке существует Репертуарный театр Гертруды Стайн, задача которого поддержать новые веяния и новые технологии в области современного визуального искусства.

Даже известный кинорежиссер Вуди Аллен не удержался — парижская жизнь после первой мировой войны и личности Стайн, Фитцджеральда, Хемингуэя оказались притягательными. Его фильм Полночь в Париже стал заметным событием в киноиндустрии.

Хотела Гертруда Стайн или нет, но ее жизнь и имя стали лозунгом многих клубов, объединяющих людей с нестандартной сексуальной ориентацией. Самый известный из них — Демократический клуб Гертруды Стайн в Вашингтоне, существующий с 1976 года.

Когда нью-йоркские власти решили установить в Брайан-Парке первый памятник, посвященный женщине, выбор пал на Гертруду Стайн. Метровая скульптура писательницы, сидящей в позе Будды (по скульптуре Джо Дейвидсона), была открыта 5 ноября 1992 года.

Свыше 30 лет тому назад в США предприняли попытку издать т. н. Библиотеку Америки, включающую лучшие произведения американской литературы. Творчество Гертруды Стайн нашло достойное место в проекте — 99-й и 100-й тома общим объемом в 1785 страниц.

Апофеозом стайнианы можно считать две огромные выставки, устроенные в 2011 году. Одна — персональная в Сан-Франциско, необычайно большая по объему информации, под названием Обозревая Гертруду Стайн, была посвящена жизни и деятельности писательницы. Другая — Коллекция Стайнов — отразила усилия всей знаменитой семьи по коллекционированию и пропаганде художников-модернистов первой половины XX века — Сезанна, Матисса, Пикассо, Гриса и других. Обе выставки состоялись на родине Стайнов — в Сан-Франциско. Неполная коллекция, около 200 работ (включая 40 Пикассо и 60 Матисса), отправилась в Париж, затем вернулась в Нью-Йорк. «Невозможно переоценить заслугу этой эксцентричной американской семьи как покровителей изобразительного искусства в Париже XX века, — заявила куратор выставки Джанет Бишоп, — Стайны стали истинными лидерами модернизма, впитав и защитив новое искусство в самом его зародыше, задолго до того, как оно получило широкое признание».

Осиротевшая Элис писала: «Баскет и я остаемся жить одни[76]. С уходом Гертруды в доме никогда больше не будет счастья». Горечь по поводу смерти любимого человека так и не покидала Элис до конца жизни. Гертруда незримо присутствовала во всех ее письмах, мыслях и деяниях: «Существует еще кое-что, что я должна сделать для Гертруды; в противном случае у меня не было бы смысла продолжать жить». А сделать предстояло немало.

Во-первых, надо было решить судьбу портрета Гертруды работы Пикассо. Во-вторых, привести в порядок литературное наследие писательницы. В-третьих, не оставлять в беде Бернара Фея, сидевшего в тюрьме.

Оповестив ближайших друзей и издателей о завещании Гертруды, Элис принялась за выполнение воли своей подруги. Потребовался большой объем переписки и помощь друзей. И те — Ван Вехтен, Торнтон Уайлдер, Роджерс, Геллап, Сазерленд, Фланнер и другие — старались бескорыстно помочь.

Перед отправкой портрета Элис позвонила Пикассо, жившему неподалеку, и спросила, не захотел бы он взглянуть на свою работу в последний раз.

Он тут же примчался. После небольшого разговора решительно вскочил, обежал взором стены и надолго впился глазами в изображение покойной, как бы впитывая его. Затем в эмоциональном порыве, совершенно для него нехарактерном, повернулся к Элис. «О, боже, — сказал он, — мы больше ее не увидим, ни ты, ни я». Затем поцеловал Элис руку и вылетел из комнаты.

То было прощание не только с портретом, не только с покойной — оборвалась еще одна ниточка, связывавшая его с молодостью.

Прошел, однако, не один год, прежде чем творение Пикассо приобрело постоянное жилище в Музее Метрополитен. Токлас с помощью друзей отбила все поползновения администрации Музея современного искусства получить картину.

Ван Вехтен получил от Токлас пожелание покойной издать неопубликованные рукописи и подробные инструкции, связанные с публикацией. Какое-то время он колебался. В ответ на нерешительность Ван Вехтена она подтвердила: «Нет, Гертруда определенно хотела напечатать все. <…> Она сказала, что полностью доверяет тебе и никому больше». Сомнения Ван Вехтена вполне понятны. Между ним и Уайлдером существовала некоторая ревность, желание быть главным, если не единственным доверенным лицом умершей писательницы. В Автобиографии каждого Гертруда вроде намекала на Торнтона Уайлдера как своего литературного душеприказчика. Но после Второй мировой войны она изменила прежнее намерение. С началом войны и в первые годы после нее Уайлдер был весьма занят на военной службе. Токлас знала, что чувствительный Торнтон считал Ван Вехтена неспособным на такое предприятие, но обошлось без конфликта.

В конце концов, Ван Вехтен согласился взять на себя огромный труд по подготовке к публикации неизданных произведений. Их надо было собрать, отредактировать, написать комментарии. Предстояло также разыскать все письма, фотографии и другие памятные вещи.

Еще при жизни Гертруды Йельский университет согласился стать хранителем рукописей и остальных документов, и потому многое туда уже было переправлено.

В помощь Ван Вехтену был создан попечительский совет, состоявший из Торнтона Уайлдера, Дональда Сазерленда и Дональда Геллапа.

Благодаря неутомимой Элис, усилиям Ван Вехтена и особенно Геллапа, ставшего хранителем и куратором архива Стайн при библиотеке Бейнике Йельского университета, с 1951 по 1958 год вышло 8 томов неопубликованных произведений писательницы. Предисловие к каждому из них писал кто-нибудь из ее друзей.