Голос Сары дрогнул, она подняла глаза, в которых мелькнуло разочарование, потом опустила их на письмо — и щеки ее сильно порозовели. — Ну… здесь дальше… Для меня и приветы всем вам.

— Тебя, наверное, сильно расстроило то, что Роман задерживается? — сочувственно спросила Китти, когда они поднялись на чердак и остались вдвоем.

Сара лишь вздохнула.

— Ах, Китти… неужели это так заметно? — Не дожидаясь от нее ответа, она торопливо продолжала: — Иногда я просто не понимаю его! Он так хотел привезти меня сюда, чтобы я была с ним рядом… Но не успели мы устроиться здесь, как он уезжает. А теперь и вовсе соглашается ждать открытия сессии Ассамблеи до октября…

— Но это не потому, что ему нравится быть в разлуке с тобой, Сара! Просто он считает порученное ему дело очень важным.

— Ты и в самом деле так думаешь? — изогнула свои черные брови Сара.

— Конечно! Будущее Кентукки зависит от таких людей, как Роман и капитан Кларк.

— Как мне хочется так же любить эту землю, как вы все… Но боюсь, что сейчас я больше всего на свете жду, когда Роман скажет: «Я одумался, Сара, мы возвращаемся домой». — Она вздохнула. — Только мне кажется, этого никогда не будет.

— Пожалуй, ты права, — согласилась Китти, положив ей руку на плечо.

Ей было жалко Сару. Она понимала, что значит страдать из-за любимого человека… До сих пор от Каллена не было никаких вестей, и каждый день приносил ей новые муки, она беспрестанно терялась в догадках, что с ним случилось. Или, может, он просто не хочет больше видеть ее?..

Сара с трудом выдавила неловкую дрожащую улыбку.

— Мне придется полюбить Кентукки так, как любит его мой муж.

Через неделю их корова отелилась, но вместо ожидаемой здоровой телочки, на которую так рассчитывал Джозеф, на свет появился болезненный бычок.

— Черт подери! — в сердцах воскликнул Джозеф. — Амелия, не знаю, дотянет ли он до сумерек!

— Будем надеяться, что наша пеструшка не оплошает… — вздохнула Амелия. — В любом случае у нас снова скоро будет молоко на столе.

Новоявленная мать словно поняла, каким слабеньким уродился ее отпрыск, и все время подталкивала его поближе к вымени.

На следующий день у бычка, кажется, прибавилось сил. На небе не было ни облачка, дул мягкий бриз, и Китти с Сарой решили посвятить весь день изготовлению свечей. Работа эта была утомительной и нудной, но вместе девушки не скучали. Леди, виляя хвостом, кругами ходила возле огня. Она то и дело хватала зубами подолы их юбок, требуя к себе внимания и ласки.

— А где Присс? — спросила Китти подошедшую мать, вытирая концом фартука пот с лица.

Амелия махнула рукой в сторону хижины.

— Я еле оторвала ее от бычка и отправила посучить пряжу.

Амелия сильно загорела, и у нее был очень счастливый вид. За лето ей удалось набрать пару килограммов, и эта легкая полнота шла ей.

— Ну а как теленок? — спросила Сара.

— Не знаю. С ним сейчас возится Джозеф. Пойду посмотрю.

В хижине Китти с Сарой увидели Присциллу, сидевшую за станком и с отвращением вертевшую колесо.

— Ну ты только посмотри, Присс, — упрекнула ее Китти, — ты все здесь перепутала! Я бы…

И осеклась. Пронзительный воющий звук — очень высокий, похожий на визг, который могла издать только собака, — разрезал воздух.

— Кто это? Леди?.. — прошептала Сара, поднимая на Китти недоуменный взгляд.

Китти охватил ужас, она понимала, что собака здесь ни при чем, она узнала этот звук — индейский клич… Через секунду раздался выходящий из самых глубин утробы дикий вопль, прерванный громким ружейным выстрелом. За ним последовал второй, отозвавшийся звонким эхом, и из рук Сары выпала деревянная тарелка, глухо ударившись об пол. Шоуни… Китти бросилась на крыльцо, опережая Сару с Присциллой.

Она шарила глазами по двору, пытаясь охватить взглядом сразу все вокруг и понять, что происходит. У нее остановилось дыхание, когда она увидела Джозефа: отец лежал на земле возле сарая, его большое тело застыло под каким-то странным углом.

Господи, он был совершенно неподвижен… Голова его упала на плечо, словно он хотел, изогнувшись, разглядеть воинов шоуни, стоявших над ним. Их сальные тела блестели на солнце… Амелия стремглав бежала к хижине, она была уже на полпути к ней, юбки хлестали ее по лодыжкам… Два индейца быстро настигали ее.

Увидев на крыльце девочек, она отчаянно замахала на них: «В хижину!!» — и тут же всплеснула своими маленькими руками, пытаясь защититься от преследователей. Они все-таки схватили ее, и нож одного из них, сверкая, снова и снова вонзался в мягкое тело…

Китти видела, как мать упала. Ей показалось, что это она так страшно завопила, но вопила не она, а Присцилла… а может, и она — Китти не была в этом уверена. Какой страшный, пронзающий душу насквозь звук!

— Мам!! — визжала малышка, и Китти вдруг увидела ее белое, совсем белое лицо, которое еще несколько секунд назад было таким розовым, таким улыбчивым… И мгновенно поняла, что хочет сделать сестра.

— Присс… стой! — крикнула она. В диком прыжке она хотела схватить ее, но было уже поздно, девочка увернулась. — Присси!! — снова заорала Китти, слетая по ступенькам крыльца вслед за ней, но в этот миг из-за угла хижины выскочил еще один индеец. Он высоко занес над головой каменный топор, издав этот мерзкий пронзительный, так потрясший их боевой клич.

После этого пропал звук, и все перед глазами Китти на долю секунды остановилось, а потом вдруг поплыло в каком-то неживом, нереальном ритме: вот прекрасная белокурая головка Присциллы, на которую опустился тяжелый томагавк, треснула как орех, и теперь она была похожа на разбитую куклу, которая медленно-медленно, почти грациозно оседает на землю… вот она уже в густой траве… В нескольких шагах индеец-фантом с поблескивающей кожей склонился, широко расставив ноги, над Амелией, и лезвие его ножа выделывает, дрожа, мелкие круги на ее голове… вот он медленно-медленно — целую вечность! — поднимает свою медную руку с зажатыми в ней окровавленными густыми черными волосами, тихо струящимися в легком бризе… Все это входило в мозг тоже неживой Китти красочной картиной: маисовое поле, огород справа от сарая, закопченный железный горшок во дворе, развешанные на ветках кизилового куста непросохшие свечи… — и все это освещалось ярким голубым небом…

Индеец возле сарая выпрямился, мышцы у него на бедрах взбугрились… Рывком он направил ружье в сторону крыльца. Неведомая сила заставила Китти оторвать присохшие к земле ноги, и она кинулась назад, услышав, как над ухом просвистела пуля, вонзившаяся с глухим хлюпающим звуком в косяк двери. В дверном проеме стояла Сара.

— Быстро в хижину! — взвизгнула она, но заметив, что та смотрит на нее ничего не понимающими глазами, одним прыжком взметнулась на крыльцо, втолкнула Сару внутрь, резко захлопнула тяжелую дубовую дверь и закрыла ее на толстую железную задвижку.

— Ставни! Закрывай ставни!! — заорала она, но Сара уже скорчилась в дальнем углу и жалко скулила.

Китти бросилась к окну на передней стене, увидела возле сарая двух индейцев и опустила массивную деревянную ставню, задвинув щеколду.

Она кинулась ко второму окну на задней стене — Джозеф гордился тем, что разместил их друг против друга, чтобы вызвать встречные сквозняки, — но к своему ужасу обнаружила там голову индейца, плечо и рука которого уже проникли внутрь. Не раздумывая ни секунды, она схватив первое, что попалось ей под руку, — тяжелый стул, выструганный Джозефом из твердого дерева пекан, и с размаху что было сил ударила им по голове непрошеного гостя.

Завыв от боли, тот отпрянул назад, а она мгновенно опустила ставню и защелкнула ее; потом, не останавливаясь ни на миг, побежала в спальню и захлопнула там последнее окно. Только после этого она тяжело опустилась возле стены, привыкая к сумеречному свету и стараясь усмирить дыхание.

Ружье… ружье… Мысль эта стучала у нее в виске. Ружье, которое папа приобрел в магазине компании, чтобы в доме было оружие, когда он куда-нибудь уходил по делам. Она тут же вернулась в большую комнату и, обхватив тяжелый приклад, сняла ружье с колышка на стене над очагом. Там же нашла мешочек с пулями, пороховницу… Помнит ли она, как это делается? Боже, дай вспомнить…