Будь я суеверной, я бы почувствовала, что приближается беда. Я так надеялась, что утро нашего отъезда пройдет тихо и спокойно. Наивная! И вот сейчас это спокойствие находилось под угрозой. Мне еще только не хватало очередного приступа раздражения Дэниса.

Войдя на кухню этим октябрьским утром, я не заметила ничего зловещего. Однако что-то явно было не так. Благоухание увядающей осенней природы — нежный запах сухих листьев, доносящийся из садика за домом, ягодный аромат свечей на стеклянном столике — омрачало непонятно откуда исходящее зловоние.

Я проверила пакеты из-под трески — мы ели ее вчера на ужин, — которые лежали под раковиной, окинула быстрым взглядом плиту и заглянула в холодильник. Везде царила чистота. На всякий случай я понюхала молоко — его моя дочь частенько забывает на столе, а также приготовленного для Дэниса цыпленка. А может, это сыр заплесневел в пластиковой упаковке? Да нет, все было чисто.

Но отвратительный запах оставался — устойчивый и сильный. Еще одна неприятность в сплошной череде неприятностей, следующих одна задругой в течение всей этой недели. Муж, двое детей и карьера в придачу делали поездку даже на пару дней настоящим подвигом, а в этот раз я уезжала на целых одиннадцать дней, и причина для отъезда ужасала. Моя мать была при смерти. Поэтому сейчас самообладание начало мне изменять.

Исключив наиболее вероятные варианты появления тошнотворного запаха, я всерьез задумалась над тем, не гниет ли что-нибудь под полом нашего дома, который был построен лет двести тому назад. В это время на кухню, бесшумно ступая, вошел мой сын. Он выглядел гораздо взрослее своих девяти лет, несмотря на спутанные волосы, бейсбольную рубашку фирмы «Ред Сокс» и поношенные джинсы, в любых обстоятельствах он оставался серьезным и чутким ребенком. Хоть я и старалась не слишком обнаруживать свое беспокойство по поводу нашей поездки, но подозревала, что в глубине души сын прекрасно понимает реальное положение вещей.

— Я не могу найти кроссовки, мама. Их нет в моей комнате, и, если я их не найду, мне не в чем будет ходить у бабушки. Это была лучшая пара обуви.

Слово «была» звучало обреченно. Я положила руки ему на плечи. Его макушка оказалась на уровне моей груди.

— Мне пришлось соскабливать грязь с подошв твоих кроссовок вчера вечером. Откуда она взялась, Джонни? Мы же договорились, что ты не будешь играть в футбол в хорошей обуви.

— Я играл в баскетбол. Папа Джордана сделал кольцо, а нормальное поле для игры еще не готово, — он состроил гримасу. — Ф-у-у-у. Чем так воняет?

Я окинула кухню безнадежным взглядом.

— Хороший вопрос. Есть идеи?

— Спрашивай не меня, а Кикит. Только она разбрасывает повсюду вещи. Ты уверена, что я успею вернуться домой ко вторнику? У меня тренировка.

— Самолет прилетает в час. Тренировка начнется не раньше пяти.

— Если я пропущу тренировку, меня не допустят до игры.

Я прижалась ладонями к его по-мальчишески нежным и худым щекам.

— Единственное, из-за чего ты можешь пропустить тренировку, — задержка рейса. И в этом случае папа или я обязательно поговорим с тренером…

— Таково правило, — прервал Джонни и сделал шаг по направлению к двери. — Нет тренировки, нет игры. Где мои кроссовки?

— На полу в гараже. — Мне пришлось повысить голос, чтобы он услышал меня: — Ты хочешь есть? Броди приедет минут через сорок. Нас покормят в самолете, но я не уверена, что эта еда тебе понравится. На худой конец, ты сможешь съесть что-нибудь приготовленное для Кикит.

Тишина. Джонни прошел через прихожую в гараж. Я немного помолчала и позвала младшую:

— Кикит!

— Она в очередной раз передумала и сейчас занимается тем, что переносит свой зверинец из спальни в холл, — отозвался мой муж, отбрасывая на стол утреннюю «Глоуб», предварительно оставив раздел о бизнесе. — Я за всю свою жизнь не видел такого количества багажа. Ей действительно нужны все эти вещи? — он принюхался и сморщился. — Что это?

Из уст Дэниса этот вопрос звучал просто убийственно. С самого начала нашего брака именно в мои обязанности входило содержать дом в идеальном порядке. Но у меня больше не оставалось времени искать источник запаха.

— Может, дохлая крыса? Эти люди, что приходили к нам травить крыс, заменили несколько старых приманок в ловушках в подвале. Думаю, крысы съели часть отравы и некоторые из них могли подохнуть.

Джонни пробежал мимо, многозначительно бросив:

— Мерзость.

За его кроссовками тянулись следы сухой грязи, но убраться я уже не успевала.

— Так ты будешь яйца, Дэнис?

— Возможно. Не знаю. Я сначала выпью кофе, — и муж погрузился в газету.

Я поставила перед ним кофе и, стараясь не обращать внимания на сводящий с ума внутренний голос, упорно твердивший: «Давай же, давай, выпусти пар перед отъездом», — нежно спросила:

— Ты будешь яйца или нет? У меня есть сорок минут на то, чтобы все помыть, запаковать и уехать.

— А что делать с этой вонью? Я не смогу так жить целых одиннадцать дней.

— Надеюсь, она исчезнет сама собой. — Мой голос звучал умоляюще. — Если нет, позвони в службу по уничтожению крыс. Их номер — на доске для записей.

— Но меня же не будет дома, чтобы открыть им дверь. Я уезжаю сразу же после вас, встречать группу Фергюсона в Бергшире. И так уже ваш отъезд в аэропорт превратился для меня в целую проблему. — Дэнис одарил меня уничижительным взглядом. — Не могу поверить, что ты поленилась вызвать такси.

— Сама не понимаю, что произошло, Дэнис. Я заказала такси в аэропорт еще две недели назад, и у меня был номер брони, которую мне подтвердили. А теперь они говорят, что я позвонила и аннулировала заказ. Но это не так. Если бы накануне я не решила проверить, все ли в порядке, мы бы еще час ждали такси. Нам повезло, что Броди согласился отвезти нас. А что касается запаха, — я очень старалась сохранять спокойствие, — попроси специалистов по борьбе с крысами приехать после твоего возвращения. Не знаю, что еще можно сделать, Дэнис. Это праздничный уик-энд. Все билеты на самолет уже давно раскуплены. Я не могу лететь позднее.

Я собралась еще много чего сказать по поводу того, что ему следовало бы проявить больше чуткости ко мне в ситуации, когда болезнь матери навалилась на меня тяжким грузом, но Дэнис уже рассуждал о том, кто позаботится о детях во время моей недельной деловой поездки, которую я планировала предпринять сразу же после возвращения из Кливленда. Я не была неблагодарной, — нет, всего лишь немного издерганной постоянными словесными перепалками. Времени оставалось все меньше и меньше.

В тот момент, когда я достала упаковку яиц, за спиной раздались торопливые шажки и голос моей дочери, семилетней Клары Кейт:

— Мама, я возьму с собой Тревиса, Майкла и Джоя, хорошо? — Девочка посмотрела на меня вопросительно снизу вверх: ангельское личико в обрамлении пушистых каштановых кудряшек находилось где-то на уровне моей талии. Мои волосы имели тот же оттенок, но кудри уже давно были беспощадно уничтожены ножницами и укладкой.

Обняв Клару за шею, я прижала ее к себе, не переставая разбивать яйца:

— Я думала, мы договорились, что ты возьмешь с собой только двоих.

Она уткнулась щекой мне в ладонь.

— Ну да, я тебе обещала, но подумай, кого из них я могу оставить? Только я одна знаю, чем кормить Тревиса, чтобы он не заболел. Майкла мучают кошмары, если меня нет рядом, а Джой начинает плакать, если его разлучают с остальными. Они всегда вместе, они всегда втроем. К тому же я хочу, чтобы они смогли увидеть тетушку Рону и поприветствовать бабулю. А какая у нее больница?

— Не знаю, еще не видела.

— Она такая же шумная и светлая, как та, где лежала я? — Клара взмахнула маленькой ручкой с растопыренными пальчиками.

— Только та ее часть, где лечат маленьких девочек, которые любят кушать то, что не надо, и страдают от этого аллергией. А отделение, где лежит бабуля, тихое и светлое.