Нас несколько огорчало, что обещание, данное нам Мариан Мишель пригласить к нашему столику Эдит Пиаф, чтобы выпить по бокалу шампанского за ее здоровье и дальнейшие успехи, не сбывается. В ожидании появления Эдит Пиаф мы продолжили нашу беседу на интересовавшую нас военно-политическую тему. Об этом я еще расскажу. Время шло, и мы уже собирались подозвать официанта, чтобы расплатиться и покинуть «Буат а мюзик». Неожиданно к нашему столику направилась Мариан Мишель и в ее сопровождении ещё какая то весьма привлекательная дама. Ни я, ни мой партнер, сидящий рядом за столиком, не могли точно определить, кто направляется к нам. Уже прошло продолжительное время с тех пор, как приглашенная нами Эдит Пиаф закончила свое выступление, и мы потеряли надежду, что она приняла наше приглашение. И вот за нашим столиком сидят две дамы – Мариан Мишель и Эдит Пиаф. Однако это совсем другая женщина, чем та, которая еще недавно пела на сцене. На ней нарядный вечерний туалет, модная современная прическа, она даже успела покрыть свои ногти ярким лаком. Эдит улыбается, понимая, что на нас произвели впечатление происшедшие в ней перемены.
Нам повезло и в том, что официант, не теряя времени, принес шампанское и наполнил бокалы. Тем не менее, мы молчим, а Пиаф, смеясь, говорит только пару слов: «Я пленница контракта».
Мне и моему «другу» все стало ясно. Он внимательно посмотрел на меня, не скрывая своего удивления. Я поднял бокал и произнес тост за здоровье и дальнейшие жизненные и творческие успехи наших очаровательных дам. Все с большим удовольствием, по крайней мере, мне так показалось, приняли тост и до дна выпили по бокалу шампанского.
Время нашей беседы пролетело очень быстро, и мы расстались. Эдит Пиаф торопилась, возможно, чтобы успеть ответить на остальные полученные ею приглашения, а мы спешили домой. Прощаясь и целуя дамам руки, я не мог предположить, что больше никогда не увижу ни Мариан Мишель, ни Эдит Пиаф.
Казалось бы, чем мне может помочь Эдит Пиаф и моя осведомленность о ее артистической карьере? Представьте себе, что и это сыграло определенную роль в моей деятельности. Мои чехословацкие друзья и связанные с ними французы и другие иностранные эмигранты, видимо услышав от моего «чешского друга» пересказ истории Эдит Пиаф, стали относиться ко мне, я бы сказал, с уважением, считая, что я даже в военное время интересуюсь культурой, мирной жизнью Франции больше, чем надоевшей многим политикой. Те же мои знакомые, которые сами интересовались происходящим не только во Франции, но и в мире вообще, понимали, что у меня имеется доступ в различные, даже высшие слои общества. Это дает возможность через меня выяснять многие интересующие их вопросы, однако, одновременно не скрывая от меня многое из того, что и я мог извлечь с пользой для себя из наших бесед. Признаюсь, иногда у меня создавалось такое впечатление, что мои «друзья» не исключали для себя возможности привлечения меня к их разведывательной деятельности. Не будучи уверенными, что я дам согласие на мое участие, они в этом вопросе проявляли особую осторожность.
Не предвидя, что мне уже не особенно долго остается быть на свободе, я все же старался собрать как можно больше различных сведений. Мне стал известен ряд уточнений, касающихся ухода 13 декабря 1940 г. Лаваля с поста премьер-министра. Немалую роль в этом отношении сыграл принятый закон о роспуске Генерального совета, а также об отстранении от занимаемых должностей выборных мэров. Этот закон якобы давал право маршалу Петэну и его правительству увольнять со своих должностей не только выборных мэров, но и избранных на выборах советников в коммунальных и департаментских администрациях.
Мои собеседники очень часто подчеркивали, что к моменту возвращения Лаваля к власти произошли общеизвестные перемены в создавшейся в Европе и в мире вообще обстановке. Ведь эти весьма опасные изменения, по мнению многих, были не всегда лучшими, но и худшими. Это было связано, в первую очередь, с вынужденным вступлением в войну Советского Союза и США. Для многих сторонников Германии была утеряна уверенность в скорой ее победе. Большая часть французов, бельгийцев и других народов не были не только уверены в победе гитлеровцев, но и в том, что война способна еще долго продолжаться. Это вызывало особую тревогу у тех, кто стал «коллаборационистом» сам, или у тех, кто их косвенно поддерживал. Это отражалось в определенном отношении и на активизации французского движения Сопротивления.
Для меня было совершенно неожиданным и то, что поведал мне мой «чешский друг». По его словам, до возвращения на свой ранее им занимаемый пост премьер-министра Лаваль помимо различных встреч с немцами был якобы удостоен приема Германом Герингом. Во время этого приема, видимо, обсуждалось много вопросов, но мое внимание привлек в основном только один. Указывая на то, что среди французов существует много враждебно относящихся к Германии, а рейх не имеет сейчас возможности в связи с обострившимся положением на Восточном фронте использовать достаточное количество своих вооруженных сил и даже полиции для умиротворения этой части французского населения, Геринг призвал правительство Виши к оказанию помощи в выявлении и борьбе с врагами Германии.
Эти вопросы относились не только к той части Франции, где уже господствовали немцы, по и к неоккупированной части тоже. В чем это должно выражаться, мой собеседник то ли не знал сам, то ли не счел возможным мне высказать. Уже почти закончив эту беседу, он затронул еще несколько вопросов. Во-первых, предостерег меня от посещения Лиона, так как в этом городе свирепствует, в особенности после возвращения Лаваля в Виши, гестапо. Во-вторых, он мне задал вопрос: знаю ли я, что привлекало немцев к Петэну? После того как я ответил на вопрос отрицательно, он мне пояснил: «Петэн, хотя и является маршалом Франции, уже давно относится доброжелательно к Германии и... – тут мой собеседник немного задумался и вдруг продолжил, – и к фашистам». Ссылаясь на то, что я, видимо, знаю о том, что несколько лет тому назад, сравнительно недавно, в Испании фашистами был поднят мятеж, поддержанный и Гитлером. Я «удивился» этому, признавшись, что если я что-либо в этой части и слышал, то уже давно, и ничего не помню. После этого моего отступления «друг» вдруг заявил, что установление фашизма в Испании являлось угрозой не только Франции, с которой она граничила, но и Средиземному морю, связывающему метрополию с ее колониями, и вообще всем странам Европы.
Ни для кого не секрет, подчеркнул мой «друг», что еще до развязывания Второй мировой войны Лаваль всячески пытался наладить отношения между Францией и Гитлером. Он широко использовал ряд французов в этом направлении и даже свои хорошие контакты с итальянским послом в Париже. А вот о Петэне почти никто не говорил, возможно, многими он был забыт вообще, а если его вспоминали, то в основном для осуждения его частной жизни.
Мало кто знал и то, что после «победы» Франко над Испанской Республикой и установления угодного Гитлеру фашистского режима в стране, как это ни странно, послом Франции в Мадриде, то есть при мятежном генерале Франко, ставшем вершителем судеб в стране, диктатором, был назначен именно маршал Петэн. Да, у него уже тогда были дружеские связи и с послом Германии. И тут еще произошло одно уточнение моих знаний. Оказывается, именно 16 мая 1940 г., то есть в разгар агрессии на Западе, премьер-министр Франции Поль Рейно вызвал из Мадрида маршала Анри Филиппа Петэна, а через два дня, 18 мая, он уже был назначен заместителем премьер министра. С этого началось быстрое восхождение маршала на Олимп власти в находящейся под господством Германии побежденной Франции.
Не знаю до сих пор, на чем обосновывается утверждение моего «чешского друга», что якобы между Фридрихом Вильгельмом Канарисом, являвшимся начальником управления разведки и контрразведки при гитлеровском военном министерстве – управления, которое было всем известно под коротким наименованием «абвер», – и вишистами было достигнуто соглашение, к которому примкнуло и гестапо, о совместных действиях против движения Сопротивления, против всех видов антифашистов, а также и против вражеской разведки французских сил.