Значит, Гитлер, стремясь к своему возвеличиванию и доказывая свою историческую роль благословленного Богом руководителя новой империи, как бы перебрасывая мост в историю, следовал «Золотой булле» Карла IV, предписывавшей императорам проводить торжественные первые сеймы, как я уже указывал, именно в Нюрнберге.
До отхода поезда уже оставалось очень мало времени. Надо было спешить на вокзал.
Эрна и я, ускоряя шаг, почти уже подошли к вокзалу. Вдруг она очень вежливо, улыбаясь, мило поздоровалась с пожилой женщиной, на груди которой была желтая шестиконечная звезда с надписью: «Еврей». Нет, не сама встреча с женщиной, отмеченной желтой звездой, удивила меня, таких можно было встретить повсюду. Видя приветствия, которыми обменялись женщина и Эрна, я невольно вспомнил, как утром в бюро по выдаче продовольственных карточек меня поразило, что девушки, выдававшие карточки, очень вежливо обращались с евреями. Сделав удивленное лицо, я спросит Эрну: разве среди ее знакомых есть и евреи? Мне казалось, что я думал, что в Германии евреев уже почти нет, а изгои подвергаются преследованию и их осталось очень мало.
Эрна грустно, именно грустно спросила меня: «Вы ведь католик, но я заметила, что вы относитесь к протестантам и их храмам с достаточным уважением. Эта старенькая еврейка была близкой подругой моей бабушки. Они с детства дружили, любили друг друга и никогда не задумывались о существующей между ними разнице в вероисповедании». Подумав, добавила: «Правда, сейчас обстоятельства сложились так, что домой мы ее больше не приглашаем».
Эрна не сказала больше ни слова, но мне показалось, что и мой экскурсовод не может понять сущности расовой теории нацистов.
Подойдя к вокзалу, Эрна внезапно попросила разрешения проводить меня к поезду. Уже давно закончилось время, отведенное ей для работы в качестве экскурсовода, а Эрна на это не обращала никакого внимания.
Меня опять-таки удивило ее отношение ко мне. Я ничего не ответил. Улыбнувшись и посмотрев ей в глаза, я прижал к себе плотнее ее руку. Я вел свою попутчицу уже давно под руку.
Получив свой багаж в камере хранения, найдя свой поезд, вошел вагон, занял свое место и быстро вернулся на перрон к ожидавшей меня Эрне. Пассажиров было мало. Особенно штатских. Больше было офицеров вермахта СС и СД. Встречались на перроне и рядовые немцы, но они ехали в других вагонах.
Я еще раз тепло поблагодарил Эрну не только за интересный рассказ о городе и его истории во время проведенной со знанием экскурсии, но и за приятно проведенное в ее обществе время. Я еще раз попросил ее в удобное, мирное время воспользоваться адресом, указанным на врученной ей при нашем знакомстве визитной карточке.
Немного смутившись, Эрна попросила меня записать и ее адрес, чтобы мы могли продолжить наше знакомство и я мог ей писать. Она добавила, что ей было очень приятно познакомиться с первым в ее жизни южноамериканцем. Жаль только, что мы могли уделить друг другу так мало времени.
В непринужденной беседе прошли последние минуты моего пребывания в Нюрнберге в ожидании отхода поезда. Надо было уже прощаться. Я крепко пожал протянутую мне руку и поцеловал ее. Что произошло затем, я не мог точно определить. Эрна и я крепко поцеловались. Удивление у меня вызвало только одно, что инициатором этого поцелуя был не я, а Эрна.
Еще несколько минут, продолжая стоять на перроне и немного проследовав за отходящим поездом, милая Эрна провожала меня весьма элегантным взмахом руки. Мы расстались. Вскоре в туалете я сжег записанный адрес Эрны. В моем положении он был ни к чему.
Поезд набирал скорость. В купе кроме меня было еще три пассажира. Один в штатском, а два других – офицеры вермахта, майор и подполковник.
Первым начал разговор подполковник. Посмеявшись, он очень мило сказал, что, видимо, его попутчику очень не хотелось расставаться с очаровательной девушкой. Поняв, что речь идет обо мне, я, тоже улыбаясь, выразительно развел руками, показав тем самым, что разлука не зависела от меня и была действительно не в радость.
Завязалась общая беседа, в которой я почти не принимал никакого участия, так как затрагиваемые в ней вопросы меня «абсолютно не интересовали», а кроме того, я в них мало разбирался. Немцы обменивались мнениями о последних событиях на Восточном фронте. Я понял, майору вскоре надо было вернуться в Россию. Признаюсь, я впервые услышал столь значимую оценку партизанского движения в Советском Союзе, которое оказывает всяческое сопротивление на завоеванных уже территориях России.
Не обращая никакого внимания на то, что среди них находится иностранец, попутчики высказывали свои мысли довольно откровенно.
Они высказывали мысль, что поход на Восток не похож на легко одержанные победы до того, как немецкая армия начала его. Они подчеркивали, что на Западе и даже в Чехословакии и Польше их успехи были достигнуты гораздо в более короткие сроки, чем они могли предполагать. Несмотря на то, что начало военных действий Германии на Востоке для русских было, видимо, полной неожиданностью, и они терпели поражение за поражением, все же воевали в большинстве своем отменно, а сейчас только начинают оправляться от неожиданных ударов. Свидетельством этому являются битвы под Москвой и Ленинградом.
Майор рассказывал, что, участвуя в военных действиях во Франции, он убедился, что немецкая армия обладает прекрасной организацией, боевым духом, хорошо вооружена и обеспечена значительными транспортными средствами, не говоря уже об авиации. Французы не оказывали немецкой армии существенного сопротивления, видимо чувствуя свою обреченность. Другое дело на Востоке. Здесь все говорило за то, что Россия будет побеждена в невиданно доселе короткий срок. Так думало не только верховное командование вермахта, но и большинство офицеров. Это мнение они смогли внушить и большинству рядовых солдат. На деле же все говорит за то, что Германия одержит победу в России не скоро, после длительных, тяжелых, упорных и кровопролитных боев с большими потерями.
Присутствующий штатский добавил, что русские всегда были хорошими солдатами, но фюрер и его окружение, командование вермахта думали, что «большевики не сумеют в данных условиях поднять русских воевать за Советы. Вот именно этого можно было ожидать, а оказываемое в действительности сопротивление представляет собой весьма странное явление.
Я «безразлично» смотрел в окно и не только не участвовал лично в разговорах, но и «не проявлял к ним никакого интереса». Подполковник, заметив состояние своего попутчика, иностранца, решил вновь продемонстрировать свое к нему доброе отношение. Улыбаясь, он повторил то, что я уже слышал: «Вы не можете забыть вашего расставания с очаровательной девушкой?» Он призвал меня успокоиться и отвлечься от тяжелых мыслей.
Вскоре проводник предложил чай, но без сахара, и все собравшиеся в купе решили закусить. Я предложил отпробовать арденского окорока и открыл баночку марокканских сардин. Все оживились, в особенности после того, как я вынул из чемодана еще не допитый плоский флакон коньяка «Мартель».
За веселыми разговорами прибыли в Прагу, претерпев по пути очередную, правда на этот раз несколько более строгую, проверку документов между Германией и протекторатом. Уже готовясь к скорому выходу из вагона, я мимолетно высказал тревогу, вызванную тем, что в Прагу еду впервые, города не знаю и смогу ли найти такси. Подполковник откликнулся мгновенно и поинтересовался, знаю ли я, где могу получить пристанище, так как все гостиницы буквально переполнены.
Уже к этому времени мои попутчики знали, что я коммерсант, президент бельгийского акционерного общества и совершаю путешествие в интересах моей фирмы и поддерживающих с ней деловые отношения интендантуры вермахта и организации ТОДТ. Они, видя мой паспорт, который я предъявлял пограничникам, поняли, что я иностранец, а после моего уточнения узнали, что я уругваец.
Услышав заботливый вопрос подполковника, я ответил, что оказался настолько предусмотрительным, что еще в Бельгии в бюро путешествий «Митропа» забронировал для себя соответствующий номер в гостинице «Штраубек», а также билет в театр и на концерт, экскурсию по городу.
