— Езжайте на паркинг «Южный», — говорит мне офицер.

— Вот тебе и на! Лучше сдохнуть от голода и жажды за рулем, чем в десять вечера тащиться на каблуках и в обтягивающих джинсах за тридевять земель. Да я скорее оставлю машину посреди улицы и разрешу забрать ее на штрафную стоянку, чем поеду парковаться в «Южный»! — выкрикнула я ему уже не таким тонким и совсем не нежным голосом.

Вихрем срываюсь с места на глазах ошеломленного полицейского, он не пошевелил даже пальцем. Охраняет административное здание и машины дипломатов.

Я еду рывками, чтобы всем показать свою ярость.

Шарю глазами по улице. Ни единого поворота для въезда, даже ни одного пешеходного перехода. Ничего.

Однако постой… начинаю я соображать. Разве только я одна боюсь? Да полно таких, кто не решился бы поехать парковаться к черту на кулички.

Я нигде не могу остановиться.

Закуриваю еще одну сигарету.

И начинаю подумывать: а может, наплевать на все да вернуться домой?

Перспектива припарковаться, а потом плестись на моих красных каблуках в одиночку по улице вовсе меня не ободряла.

Я пытаюсь им позвонить. Всем. Никто не отвечает. Ресторан находится в подвале, слишком глубоко для мобильника.

Вот уже около часа я петляю вокруг ресторана. Неужели не найдется ни одной милосердной души, которая уберет свою машину, чтобы я могла втиснуться?

Когда офицер сказал, что паркинг «Южный» работает всю ночь, меня это вначале взбесило, но теперь надежда найти место здесь стала улетучиваться.

Я быстро прикинула. Если я хочу присоединиться к моим друзьям, я должна выйти из машины. Чтобы выйти из машины, я должна остановиться. Чтобы остановиться, я должна припарковаться. Но для этого нет ни единого места.

Места есть в «Южном».

Возможность встретиться с друзьями в ресторане сходит на нет.

Я не могу одна ночью гулять по городу.

Мне не хватит смелости спуститься в подземелье муниципального паркинга в десять часов вечера. Ходить по автостоянке в десять вечера сродни самоубийству. Достаточно представить себе изрисованные лифты, провонявших мочой господ, страдающих простатитом, — уж лучше самой лечь в гроб.

Что же делать, если нельзя остановиться?

Ехать.

Ехать по Парижу — непростая задача.

Париж просто усеян красными светофорами и знаками, запрещающими то проехать, то остановиться… Кругом ловушки, которых нужно избегать.

Что, если я не припаркуюсь? Или не остановлюсь на красный свет? Или на «Stop»? Попаду в аварию, думаю я в первую очередь.

Нет. Совсем не обязательно, думаю я во вторую очередь.

Наконец, приходит такая мысль: я ведь могу не останавливаться на красный, не ехать по улице с односторонним движением, не останавливаться на знак «Stop», не парковаться. Да! Я могу все это делать и не попасть в аварию!

Я могу все это делать на кольцевой!

Какая изобретательность. Я такая молодец!

Помимо того, что я смелая девушка, я еще и фантазировать горазда. Я себя обожаю!

Люблю парижскую кольцевую: тут нет знаков «Stop», нет светофоров, нет тротуаров, по которым может кто-нибудь шляться.

Кольцевая никогда не останавливается.

Она как пластинка с музыкой.

Ехать по кольцевой — это как ехать по диску?

Но что это значит?

Восхваление закончилось быстрее, чем ожидалось: кольцевая сама по себе и не дорога вовсе. У нее нет начала. У нее нет и конца. Она никуда не ведет. По кольцевой можно ехать всю жизнь.

Кольцевая — это своего рода бесконечность.

Кольцевая — это очень маленькая бесконечность.

Но люди, которые решают выехать на эту фальшивую дорогу, говорят: «Езжай прямо, любовь моя… Там, куда мы приедем, нас ждет счастье…»

Ах, бедняги! Они могут вечно ждать своего счастья. Кольцевая — это ловушка! Немного необычная, но все же ловушка!

Я была потрясена своими же рассуждениями.

Мне надо найти другое решение.

Другое решение: мой парень.

Он не в ресторане, он сейчас в Гамбурге. Наверняка у него был трудный день, и значит, сегодня вечером он не должен был куда-нибудь пойти.

Он проснулся в 4:45 утра. Оставил мне машину, чтобы я смогла поехать на ужин с друзьями.

Мой парень сел в маршрутный автобус «Эр Франс» до аэропорта Руасси в 5:30. Он приехал примерно за час до вылета для регистрации на рейс в 7:30, отправление со второго терминала, выход F. Потом с 9 утра до 8 вечера, с часовым перерывом на обед, он участвовал в конгрессе гениев телекоммуникаций по новым технологиям.

Нет. …Я уверена, что сейчас он не в немецком баре и не собирается выпить кружку пива. К тому же ему завтра рано вставать, чтобы продолжить участие в конгрессе.

На приборном щитке мигают часы. Яркие светящиеся цифры. Они мигают так быстро, что кажется, они танцуют.

23:40.

Ах, да…. Уже поздно, я говорю себе это еще раз, как будто пытаюсь убедить саму себя.

У меня веские причины для страха. В это время уже опасно.

Звоню…. Отлично! Он еще не выключил свой мобильник.

— М-м-м-м, алло?

Слышно, что голос друга доносится издалека.

— Ты спал? — спрашиваю я невинным голосом.

— М-м-м, да.

Голос все еще далек.

— Извини, пожалуйста, — продолжаю я.

Я уже предвижу, что сейчас он скажет: «Созвонимся завтра». Он повесит трубку. А я опять останусь одна в машине среди ночи.

— Мне так страшно! — продолжаю я быстро, чтобы разбудить его.

Ему хотелось бы повесить трубку. Ему хотелось бы заснуть в своей кровати в Гамбурге.

Я рассказываю о своем парижском приключении. Нет места, чтобы припарковаться. Полицейский. Делаю вид, что не понимаю, что он ничего не может поделать ни с полицейским, ни с парковкой в это позднее время.

Когда есть собеседник, так сказать, свидетель, не так страшно парковать машину и идти по улице, возвращаясь домой.

Мой парень понял, что у него не получится быстро отделаться от меня. Голос в трубке немного приблизился.

— Даже если что-то с тобой случится, я ничего не смогу сделать. Я же в Германии.

Мне плевать, что он это говорит. Главное, чтобы он не заснул с трубкой в руках.

— Я знаю, но так все равно лучше, — это единственное, что я могла сказать сейчас.

— Но это хуже всего.

— Не волнуйся, я почти добралась. Говорю это, чтобы он согласился слушать меня, пока я еду, паркуюсь, пока открываю дверь подъезда, поднимаюсь на лифте до 6-го этажа и еще на этаж пешком, пока открываю свою квартиру.

Когда я закрыла тяжелую бронированную дверь, он спросил:

— Ну что, ты добралась?

Я выдохнула: «Все в порядке». Каждый раз, когда я дохожу до квартиры живая и здоровая, я думаю: «Как хорошо. В этот раз обошлось».

Я говорю:

— Да. Спокойной ночи. Спасибо. До завтра.

— Так дальше не может продолжаться! Ты трусишь с каждым днем все больше и больше.

Он уже совсем проснулся.

— Ладно, ты, наверное, измотан. Поговорим завтра?

— Спи спокойно.

— Ты тоже.

Я быстро вешаю трубку. Ненавижу, когда начинают обсуждать мою трусость, мои тревоги, мою паранойю…

Называйте это как хотите, но после того как приступ прошел, у меня нет никакого желания о нем говорить.

Извинилась перед моими друзьями, что не пришла вчера вечером — мол, совершенно выбилась из сил.

— Это все из-за твоих страхов? — спросила Валери.

— Нет-нет, — ответила я.

Объяснила, что собирала чемодан для съемок, что нужно было уладить кучу проблем. А к назначенному времени была уже совсем измотана.

— Я пыталась вам дозвониться. Вы были вне зоны доступа.

Предложила поужинать вечером у себя дома.

Они согласились.

— Где спала Сесиль? — поинтересовалась я.

Она нашла, где приткнуться.

— Хочешь, заночую у тебя сегодня? — спросила Валери.

Когда я одна в квартире, то стараюсь не спать, чтобы слышать малейший шорох. Я вслушиваюсь в звуки, они нагоняют на меня страх и мешают уснуть.