Обожженные, израненные, покидали наши бойцы остатки пикировщика. Больше всех пострадал штурман Хрустков: он находился рядом с горящим бензиновым баком. Сильные ожоги, поврежденные ноги не позволяли ему даже сдвинуться с места. И когда летчик со стрелком-радистом высаживали штурмана из кабины, он просил их не обременять себя, оставить его в боевой машине, а самим поскорее уходить к линии фронта. Хрусткова освободили от всего, что на нем горело, а вскоре из ближайшей деревни к самолету прибежали два парнишки и остановились, пораженные обгоревшим экипажем.

— Бегите, хлопцы, назад, в деревню, да попросите к нам кого-нибудь из взрослых, — сказал мальчишкам Дымченко.

Ждать долго не пришлось. К месту падения самолета прибыли местные учительницы — мать и дочь Доброхотовы и оказали пострадавшим помощь.

Забегу чуть вперед. Прошло около полутора лет. Наши войска отбросили фашистов от Москвы. Бывший комэск Василий Иванович Дымченко стал майором, командовал теперь бомбардировочным полком. Храбро воевал закаленный в огне боев стрелок-радист Коллин. Только их боевой товарищ лейтенант Хрустков все еще находился на излечении в тыловом госпитале. Более тридцати пластических операций сделали на его лице военные медики.

И вот командир полка майор Дымченко как-то побывал в освобожденном от оккупантов Доманово, на месте падения самолета, — решил навестить своих спасительниц. Василий Иванович пригласил в Доманово и меня, и я охотно согласился.

Деревня Доманово предстала перед нами не рядами домов, а угрюмо торчащими, оголенными кирпичными дымоходами с разрушенными печами. Подойдя к крайнему пепелищу, мы увидели сидящую на чурбане женщину. Поздоровались. Седая, как видно, еще не старая женщина встала, отставила в сторону, закопченную каску, наполненную водой и очищенным картофелем, вытерла руки о передник и спросила:

— Дорогие вы наши, скоро ли разобьете-то немца?..

Пока мы разговаривали с нею, вокруг стали собираться жители деревни. Они выбирались из погребов, из землянок. Василий Иванович вглядывался в лица женщин, стараясь среди них узнать своих спасительниц. Однако так и не узнал, и тогда спросил:

— В первый год войны, осенью, недалеко от деревни упал наш бомбардировщик. Кто-нибудь помнит этот случай?..

Все знали деревенские ребята. Сопровождаемые ими, мы пришли на просеку, где обнаружили остатки нашей боевой машины.

— А где учительницы, которые спасли летчиков?

— Поезжайте в Вешки, недалеко отсюда, теперь они там живут...

В Вешках, у крыльца домика, в котором проживали Доброхотовы, нас встретила одна из учительниц.

— Узнаете богатыря? — спрашиваю хозяйку, слегка подтолкнув майора Дымченко вперед.

Вглядываясь в улыбающееся лицо Василия Ивановича, учительница молчала.

— Мама, это же капитан с того самолета! — воскликнула младшая Доброхотова. — Их было трое, помнишь?

— Да, да, — заговорила Александра Гавриловна, кинулась Василию Ивановичу на шею. Потом, когда все немного успокоились от волнения, мать и дочь рассказали о подробностях спасения экипажа, о том, как одного за другим доставляли пострадавших в ближайшую хату, обтирали их ожоги топленым гусиным салом, как раздобыли лошадь с подводой и, укрыв экипаж соломой, повезли в соседнее село. Там разыскали врача-ветеринара (других медиков не нашлось), который и оказал помощь.

— Потом мы с дочкой повезли вас дальше, — рассказывала Александра Гавриловна, — на Медынь. Надеялись застать там наши войска. Встреч с фашистами очень опасались, но, слава богу, ехали небезоружными: пистолеты у вас были наготове и пулемет, снятый с самолета. В Медыни мы и передали вас красноармейцам...

О поездке в Доманово и в Вешки, о встрече с патриотками Доброхотовыми я доложил начальнику политотдела 1-й воздушной армии полковнику П. И. Духновскому. Вскоре в гостях у Доброхотовых побывал писатель С. В. Михалков и оператор кинохроники. Сохранились документальные кадры о матери и дочери, спасших летчиков, эти кадры включены, как мне известно, в фильм, носящий название «Крылья народов». Позже по ходатайству командования воздушной армии Александра Гавриловна была удостоена ордена Отечественной войны II степени, а ее дочь Рита — ордена Красной Звезды.

Однако вернемся к событиям лета сорок третьего. Памятный день боев у деревни Прохоровка. 12 июля...

Маршал Советского Союза И. X. Баграмян в своих воспоминаниях так пишет об этих событиях: «Не успела окончиться артподготовка, как над передним краем появились 70 наших бомбардировщиков. Вел их командир 204-й бомбардировочной авиационной дивизии полковник С. П. Андреев. Вслед за ними пронеслись 80 штурмовиков.

Под прикрытием артиллерии и авиации пехота устремилась на вражеские позиции».

Этот вылет наша дивизия совершала полным составом. Вместе со штурмовиками мы наносили удар по огневым позициям противника, и я расскажу о нем подробнее.

Рано утром 12 июля командир дивизии полковник С. П. Андреев объявил всем полкам приказ командующего 1-й воздушной армией генерала М. М. Громова. Дивизии приказывалось нанести бомбовый удар по позициям врага и содействовать наступлению наземных войск 11-й гвардейской армии генерала И. X. Баграмяна.

С полевого аэродрома у деревни Фатьяново на боевое задание первыми поднялись две эскадрильи пикировщиков, возглавлять которые командир дивизии поручил мне и командиру полка подполковнику Г. М. Маркову. Вскоре в установленном квадрате мы собрались в колонну из семидесяти бомбардировщиков, которую дальше повел сам комдив.

С ближайших к линии фронта аэродромов к нам пристроились истребители сопровождения. Летели, прямо скажу, с огромным воодушевлением. Накануне, зная о предстоящем наступлении, в полках прошли митинги, выступающие на них говорили о долге перед Родиной, о мести врагу, которой полнились наши сердца. В том боевом вылете почти все политработники полков были в составе экипажей бомбардировщиков.

И выглядела наша колонна из семидесяти Пе-2 весьма внушительно...

А в полосе прорыва обороны тем временем танковые и пехотные соединения после мощного шквала артиллерийского огня вступили в жестокое противоборство с танками и пехотой противника. С высоты четырех тысяч метров я хорошо видел горящие оборонительные сооружения, боевую технику врага, видел сквозь черные облака дыма, как подразделения знаменитых «катюш» обрушивали на врага над полем сражения огненные стрелы реактивных снарядов.

Но вот эскадрильи, ведомые мной и подполковником Марковым, над объектами удара. Сейчас пикируем. Штурманы приготовились разрядить бомбовые люки. И вдруг во радио с земли слышу приказ:

— Группам Дубровина и Маркова отставить бомбометание! Цель занята нашими войсками! Не бомбить! — И черев несколько секунд: — Переключиться на новую цель — артиллерийские позиции вдоль восточной кромки леса...

Вблизи Пе-2 рвутся зенитные снаряды, но мы уходим от их огня, чтобы взять новый, скорректированный боевой курс и вновь направиться к целя. Да, указана она верно. Ведущий штурман полка капитан Федоров подает сигнал, и пикировщик за пикировщиком открывают бомбовые люки. Вижу, как разрывы бомб накрывают широкую, большой протяженности полосу, на которой расположились вражеские пушки дальнобойной артиллерии. Накрыли!..

Выполнили свою задачу и остальные экипажи дивизии. На свои аэродромы мы возвратились без единой потери, хотя несколько самолетов были изрядно повреждены, а несколько человек ранены.

У истребителей в эти дни также была в разгаре боевая воздушная страда, в которой они уничтожили немало вражеских бомбардировщиков. Тогда до нас дошла печальная весть о гибели командира эскадрильи «Нормандия» майора Жана Тюляна, его заместителя Альбера Литольфа, пилотов Альбера Прециози и лейтенанта Жана де Тедеско.

А наша дивизия пикировщиков продолжала поддерживать наступление наземных войск. Рано утром 17 июля тридцать четыре Пе-2 под прикрытием истребителей нанесли удар в глубине обороны противника по железнодорожной станции Белые Берега. Это юго-восточнее Брянска. Восемь фотоаппаратов зафиксировали точные попадания бомб в скопления эшелонов с гитлеровскими солдатами и техникой, переброшенных с других фронтов для подкрепления обороняющихся частей и соединений.