В августе 1942 года по указанию штаба 1-й воздушной армии в дивизии была введена так называемая «штрафная эскадрилья». Замысел состоял в том, чтобы во исполнение требований июльского приказа Наркома обороны пилотов, струсивших в бою, переводить в разряд «штрафников», направлять для прохождения дальнейшей службы в «штрафную эскадрилью» и воспитывать там у них смелость и отвагу. С этой целью следовало посылать их в самые тяжелые бои, на самые трудные задания, связанные с риском для жизни. Ценой своей жизни, кровью они, некогда проявившие трусость, должны теперь смыть с себя пятно позора. Сюда же, в «штрафную эскадрилью», предполагалось направлять для исправления летчиков, штурманов и стрелков-радистов, уличенных в шкурничестве, саботаже, жульничестве.

Летный состав и все другие воины полков горячо поддерживали меры по решительному пресечению всех позорных явлений в армии, но не без основания летчики рассуждали так: в воздух должны подниматься только надежные люди. Труса, шкурника, если таковой обнаружится, надо лишать права на полет, не допускать и близко к самолету, не в «штрафную эскадрилью» отправлять, а на скамью подсудимых.

Действительно, надо ли в соединении «содержать» штрафное подразделение» — задумывались и мы с полковником Ушаковым. В полётах, на боевых маршрутах, выполняемых, как правило, группами, очень хорошо видно, как ведут себя пилоты в самые опасные и напряженные минуты. Стоит хоть кому-то проявить признаки слабости, нерешительности и тем более трусости, тому мы сами потом зададим такую «промывку» мозгов, что человек горько пожалеет о своей минутной слабости, не посмеет впредь нарушить крепость и спаянность боевого строя. Да ведь, честно говоря, до сих пор у нас и не было морально неустойчивых пилотов. Словом, не по душе нам пришлась эта «организационная мера». Да она и не понадобилась.

Во главе 1-й эскадрильи 261-го бомбардировочного авиаполка, которую нарекли «штрафной», стояли отличный летчик и командир капитан П. Д. Осипенко, такой же смелый летчик и авторитетный человек старший политрук И. Г. Петров, штурман старший лейтенант М. С. Кожемякин. Мы, руководители дивизии, не выискивали кандидатов для отправки на перевоспитание к капитану Осипенко, полностью в этом положились на командиров и комиссаров полков. У нас забота была другая: еще выше поднять требовательность к качеству выполнения боевых задач, еще больше стимулировать самоотверженность и мужество личного состава соединения. И получилось так, что «штрафная эскадрилья» с первого и до последнего дня ее существования так и не пополнилась.

Истинную радость испытывали авиаторы 1-й эскадрильи 261-го бомбардировочного оттого, что полки обходились без их помощи. А в политдонесениях, направляемых в политотдел воздушной армии, мы с полковым комиссаром Еременко неизменно докладывали: «Летчиков, штурманов и стрелков-радистов, уличенных в трусости, шкурничестве и саботаже, в полках дивизии нет, поэтому в 1-ю «штрафную эскадрилью» никто не направлен».

И далее просили возвратить эскадрилье ее прежнее назначение и «содержание».

Полки и дивизия в целом набирали силы. День, когда в боевые расчеты включался очередной молодой экипаж, считался знаменательным. По предложению политотдела в полках завели такой порядок: молодых летчиков в первый боевой вылет провожали с дружескими напутствиями, с добрыми пожеланиями. Так же горячо встречали новичков после успешно выполненного задания.

Случались дни, когда дивизия по нескольку раз поднималась в воздух в полном составе. И тут-то молодые пилоты особенно старались не ударить в грязь лицом, показать себя достойными чести сражаться в одном строю с известными мастерами боя, летчиками старшего поколения, с самим командиром дивизии. После таких поучительных полетов командование и политотдел особенно настойчиво популяризировали работу отличившихся авиаторов. Среди проводимых мероприятий по таким случаям мы широко практиковали посылку писем на родину воинов, читку писем-ответов. Во 2-й бомбардировочный авиаполк в начале осени 1942 года пришло письмо — ответ от матери погибшего летчика младшего лейтенанта Зимарева. Обращаясь к товарищам сына, мать писала:

«По-матерински прошу вас, дорогие воины, отомстите проклятым убийцам-фашистам за смерть моего сына и за всех ваших друзей, павших в боях смертью храбрых. Тяжела материнская утрата, нет слов, чтобы выразить вам мое сердечное горе. Уничтожайте беспощадно извергов рода человеческого, пусть отольются им наши материнские слезы потоками их поганой черной крови...»

Письмо матери я передал в дивизионную газету «Боевой курс», и оно на следующий день появилось в печати. Агитаторы и политинформаторы взяли его на вооружение, зачитывали во время бесед а на построении личного состава. С большой силой отозвались слова матери в сердцах фронтовиков-авиаторов.

Наступил наш профессиональный праздник — День Воздушного Флота. Накануне в политотделе мы подвели итоги боевого соцсоревнования. По всем показателям на первое место вышел 130-й бомбардировочный авиаполк (командир полка майор С. Н. Гаврилов, военком — батальонный комиссар А. Г. Невмержицкий). Второе место занял 261-й бомбардировочный во главе с Героем Советского Союза майором М. И. Мартыновым. Праздничные мероприятия мы совместили с общедивизионным вылетом на бомбардировку вражеских укреплений. Дивизия в воздухе — впечатляющая картина!

— Душа радуется, когда вижу в небе такую армаду, — заметил провожающий меня в полет техник-лейтенант Пантелеев, глядя на колонны боевых машин, уходящие в сторону фронта.

Техник самолета с механиком Сорокиным и мотористом Камчатовым опять отличились. Авиаторы трудились всю ночь, чтобы ввести в строй мой поврежденный в бою самолет.

День 18 августа 1942 года, наверное, хорошо запомнился и фашистам. Наша дивизия сбросила на противника десятки тонн смертоносного груза и возвратилась на свои аэродромы в полном составе. Самым удачливым в этот раз оказался 130-й бомбардировочный авиаполк: все сброшенные им бомбы точно легли на цели.

Этому полку на войне, можно сказать, везло. Прибыв на фронт в октябре 1941 года после переучивания, полк сумел сохранить свои силы и боеспособность, не выходя на переформирование. Сражаясь под Москвой, боевой коллектив держался в строю тем, что собирал вдоль линии фронта подбитые машины, транспортировал их на свой аэродром и ремонтировал. Кое-что в полку получали и от авиационных заводов страны, но главное — люди здесь воевали грамотно, умели рачительно использовать моторесурсы машин. Самолеты в этом полку были такие же, как и в других частях, — Пе-2, но специалисты оснастили их не «шкасами», а более мощными крупнокалиберными пулеметами, что давало возможность эффективнее отражать атаки вражеских истребителей в воздухе.

«Везучим» полк продолжал оставаться и в составе нашей дивизии. Ему поручалось выполнение самых важных и ответственных задач. Так, например, с 3 сентября дивизия наносила бомбардировочный удар по аэродрому возле села Дугино, с которого на ржевском и вяземском направлениях взлетали отборные гитлеровские авиачасти. Полки шли на цель с разных курсов, группами, с небольшими временными интервалами. 130-му бомбардировочному авиаполку, в составе которого летел и я, надлежало подойти к объекту первым, надежно вывести из строя взлетно-посадочные полосы и, следовательно, принять на себя первый ответный удар зениток и истребителей, облегчив действия других, идущих следом за нами полков.

Задачу комдиву и мне лично ставил командующий 1-й воздушной армией генерал С. А. Худяков, прибывший в этот день в соединение. О нем я был наслышан как о талантливом военачальнике. Среднего роста, черноволосый, смуглый, с черными проницательными глазами, Сергей Александрович производил впечатление человека решительного, самостоятельного в суждениях. И в то же время ему не чужда была шутка, способность подзадорить человека, просто рассмешить. Уточнив все детали предстоящего вылета, он заметил: