– Ничего, ничего, – пробормотал господин Чрагэн. – По-моему, вы говорите очень интересные вещи.
– Скажите, Мугид, это можно объяснить? – мрачно спросил «генерал в отставке». – То, что мы понимали язык, которого в принципе не существовало?
Повествователь чуть снисходительно улыбнулся:
– Ну, господин Шальган, прежде всего следует отметить то, что я не совсем согласен с вашим высказыванием. Язык существовал – хотя бы уже потому, что на нем разговаривало достаточно большое количество людей. А объяснять что-либо… боюсь, это не мое дело.
Он развел руками, изобразив на лице сожаление.
Я тем временем проверял собственное ощущение. Кажется, ничего похожего на то, что было вчера. Никаких посторонних мыслей о войне и прочей чуши, мне явно не принадлежащей.
/Ну вот, а ты боялся./
В это время я совершенно случайно поднял глаза и перехватил взгляд Мугида. Тот смотрел удовлетворенно – я бы даже сказал обрадованно, – словно на моем лице прочел подтверждение некоторым своим мыслям и надеждам. Потом старик отвернулся, как будто устыдился собственной тихой радости, вызванной неизвестными мне причинами.
Внимавшие стали потихоньку расходиться. Никто из нас особенно не удивился, когда узнал, что снаружи – глубокая ночь. Похоже, мы начали привыкать к подобной хаотичной жизни, и все режимы и распорядки дня отправились к демонам.
Да, а что же там «академик»? Неужели ему не интересно содержание той страницы? Сам ведь говорил мне: «только на сутки».
Но господин Чрагэн, хотя и отправился, как я, в Большой зал, ни словом, ни жестом не дал мне понять, что помнит о своей просьбе. А я не стал навязываться.
И все же «академик» ничего не забыл.
– Молодой человек!
Я уже поднялся на четвертый этаж, благополучно отужинав. Чрагэн покинул зал несколько раньше и, как выяснилось, устроил на меня засаду. Теперь он появился из-за поворота коридора.
– Молодой человек, ну как? Вам удалось хоть что-нибудь расшифровать?
Я нарочито медленно обернулся и вздернул бровь:
– А, это вы! А я уж было думал, вы забыли о том листочке.
Он смущенно кашлянул:
– Да нет, господин Нулкэр, не запамятовал. Просто не хотелось лишний раз привлекать к вам внимание.
Ко мне? внимание? привлекать? Нет, эта гостиница определенно смахивает на приют для умалишенных!
– И от чьего же внимания вы меня, позвольте спросить, оберегали? – гневно произнес я, распаляясь все больше и больше. Не одно, так другое. С сумасшествием вроде бы покончено, так этот начинает откалывать фокусы. Кажется, мне здесь намерены привить доброкачественную паранойю!
– Молодой человек, у каждого из нас свои тайны, ведь так? – Он заметно нервничал. – Человек воспитанный и интеллигентный – а смею надеяться, мы с вами к таковым принадлежим, – никогда не станет пытаться раскрыть чужие секреты. У вас они – свои, у меня – свои. Вы помогаете мне, я – вам.
– Уж не знаю, насколько вы мне помогаете, господин Чрагэн, но – оставим это. Я переводил для вас ту страницу вовсе не корысти и не жду соответствующих жестов с вашей стороны. Вам угодно заниматься конспирацией – извольте.
– Прошу вас еще раз, простите великодушно, если задел.
Я махнул рукой (разумеется, великодушно):
– Прощаю. Забудем об этом недоразумении.
– Забудем, – охотно согласился «академик». – А теперь, если можно, покажите мне то, что вам удалось перевести.
– Да, разумеется. Но только не надейтесь, что текст получился связным. Скорее наоборот.
– Ничего, ничего.
Мы вошли в мою комнату, и я достал листок с восстановленным содержанием той страницы.
Начала первого предложения не было (видимо, оно помещалось на предыдущей странице).
… когда-нибудь или нет. Я не могу знать о том, какой из возможных вариантов будущего воплотится в жизнь, – и никто не может. И в своем незнании, обуреваемый желанием донести до тех, кто придет (если придет) после нас, свои знания, я пишу эти строки.
Я отдаю себе отчет в том, что, скорее всего, мой дневник прочтет некто, для кого он не предназначен. Что ж поделать, значит, так тому и быть. Разумеется, я не оставлю дневник без присмотра, но случиться может всякое.
В этом месте неизвестный пропустил несколько строк, а потом продолжал. И по смыслу, и по виду пиктографов было видно, что следующий дальше текст написан много позже, чем предыдущий. Что я и пояснил «академику».
Зачем все это делаю? Ведь я совершенно отчетливо понимаю: уже не будет Третьего поколения. Собственно, его и не может быть по определению. Мы так же сильно связаны с ними, как нерожденный ребенок – с матерью, мы зависим от их восприятия окружающего, и подобно тому, как Первых сменили мы (а Первые – Изначальных), вместо нас приходит… что?
(Подозреваю: на самом-то деле они не так уж свободны от чего-то более сильного, чем и мы, и вообще… Не знаю. Нужно будет при случае спросить у…)
Здесь страница заканчивалась.
– Вот, извольте, – сказал я, когда господин Чрагэн окончил чтение. – Не густо, правда?
Он задумчиво, автоматическим движением, достал платок и вытер лысину.
– Н-да, оч-чень интересно. Оч-чень, – произнес он, и по тону сказанного я понял, что «академик» обращается к самому себе. Но вот он встрепенулся и обратил свой задумчивый взгляд на меня: – Скажите, у вас много времени занял перевод?
Я покачал головой:
– Не слишком. Все дело в том, что это скорее пиктографы, нежели иероглифы древнеашэдгунского. Поначалу сложно сориентироваться, но чем дальше, тем легче и быстрее продвигается работа.
– А вы могли бы перевести больший массив текста? – с плохо скрытой надеждой спросил он.
– Наверное. – Я пожал плечами. – Но боюсь, времени на это у меня не будет. Вы же видите, повествования длятся почти сутки, тут только и остается, что как следует выспаться и удовлетворить естественные потребности. Куда уж – заниматься переводами!
– Но в принципе?
– В принципе – мог бы. Почему нет?
– Великолепно! Тогда… – он задумался, – тогда я сейчас же занесу вам книгу, а вы постараетесь перевести, сколько получится. А после того как мы выберемся отсюда, вы продолжите. И не думайте, я вам заплачу. Сколько хотите?
Я недоверчиво усмехнулся:
– Да не знаю. Нужно посмотреть на объем. И потом…
– Хорошо! – Он энергично прошелся по комнате. – Хорошо! Тогда подумайте как следует, а завтра утром я принесу вам книгу и мы поговорим о цене. Спокойной ночи!
Он не дал мне возможности вставить даже слово, кивнул, подхватил листок и бумажку с переводом, вышел. Я покачал головой. Чудак человек! «После того как выберемся отсюда»! После того как мы выберемся отсюда, я либо буду отдыхать на курорте и плевать в потолок собственной новоприобретенной усадьбы, либо… Хм, либо мне понадобится работа, причем – в самом скором времени. Ладно, поглядим, что там у него за книга. Если вся она полна такой непонятной чуши… никто ведь меня не заставляет, еще не поздно будет отказаться.
Я лег в кровать и заснул, размышляя о неудачном варианте концовки этой истории и о том, что же стану делать после. Вряд ли в каком-нибудь бюро переводов нужен специалист по древнеашэдгунскому. Да и какой я специалист? Так, любитель со словариком.
За окном по-прежнему выл ветер.
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
– Господин Нулкэр, вы еще спите? – Голос, разбудивший меня, был никак не похож на ставший за эти дни привычным голос слуги.
– Нет, уже не сплю, – сварливо сообщил я. – Подождите, господин Чрагэн, сейчас оденусь и впущу вас.
Сегодня «академик» прижимал к груди вместо темно-синей папки массивный сверток.
– Что это? – удивился я.
– Книга, – пояснил господин Чрагэн, протягивая сверток мне.
– А почему вы ее так тщательно запаковали?
Он смущенно кашлянул. Конспиратор! Я уже намеревался развернуть пакет, но в это время за дверью произнесли:
– Вставайте, господин!
– Уже встал! – сообщил я. – Иду в Большой зал.