– К вашим услугам, госпожа Тэсса, – шутовски раскланялся тот. – Но мне почему-то кажется, что дело до этого не дойдет. Вы все правильно рассчитали. Спасти своих Братьев от смерти – ну не прекрасно ли? А то, что здесь нам всем предстоит захлебнуться собственными потрохами, – это уже детали. В конце концов, такая смерть лучше, нежели медленное издыхание на рудниках. И к Ув-Дайгрэйсу опять-таки попасть больше шансов. Моим благодарностям нет пределов, госпожа Сестричка.

– Мы здесь на равных условиях, Мабор, – (Ты даже не представляешь, насколько эти условия равны), – так что не стоит плакаться в халат. Зато те, кто выживет, получат свободу. Да и умереть с честью, защищая Ашэдгун, – уже лучше, чем подохнуть в рудничной пыли.

– Уже! – яростно воскликнул Бешеный, придвигаясь к ней вплотную. – Уже! Да только я бы, дай вы мне еще пару месяцев, и так сделал ноги из Могил, слышишь! и так! А теперь!…

Хлесткий звук заставил всех вздрогнуть. Мабор ошарашенно посмотрел на руку Тэссы, потом потрогал свою краснеющую щеку и снова перевел взгляд на воительницу:

– Ты!…

Она устало вздохнула:

– Уже делал ноги. Делал ведь, а? Делал. Поймали. Дали пожизненное. А теперь – распяли бы на дыбе или повесили, как какого-нибудь вора-трупоеда. И правильно бы сделали, между прочим. Это я, дура, послушалась Кэна и позволила втравить себя в такую авантюру… Все, хватит. Разговоры с тобой разговаривать у меня нет времени. Поговорим… после войны.

Тэсса вышла; за ней вышли «наблюдатели», плотно закрыв за собою дверь. Мабор постоял, посмотрел им вслед. Плюнул на пол и вернулся на лежанку.

Перебранка возобновилась, но протекала вяло. Знали, что скоро смотр, ждали, когда поведут. Да и разговор этот с Остроязыкой кое-кого смутил. Вон Клинками назвала, а Бешеный говорил…

Вошел назначенный над «счастливчиками» командир – высокий мужик без двух пальцев на левой руке. Он внимательно оглядел бывших каторжников и указал на Мабора:

– Будешь здесь главным. За всякое нарушение спрошу лично с тебя. Сейчас вам выдадут форму. Одеться, привести себя в порядок – через четверть часа смотр. Чтоб все было в лучшем виде. Понял?

– Понял, понял, – угрюмо ответил Бешеный.

– Вопросы?

– Когда начнется?

Взгляд командира алмазно затвердел, голос стал ровным и бесстрастным.

– Не знаю. Еще вопросы?

– Больше нет.

– Через десять минут приду проверять, – пообещал командир и лязгнул дверью. Внесли форму.

– Ишь, волнуется, – сказал Трепач, узкий и глазастый воин, напоминающий смесь цапли с лягушкой. – Даже поименоваться забыл, Трехпалый.

– Ничего, он с тобой еще раззнакомится как следует – пожалеешь, – хмыкнул вечный оппонент Трепача – Умник. – Между прочим…

– Заткнись, – тихо сказал Мабор. – И чтоб форма сидела, как вторая шкура. Как первая даже. Потому что иначе…

– Какая разница, в чем умирать? – вздохнули с дальней полки.

– А когда умирать, тебе не без разницы? – вкрадчиво поинтересовался Бешеный.

Больше пререканий на эту тему не было.

Трехпалый явился ровно в назначенный срок, осмотрел, выбранил некоторых, но не сильно, «с понятием», после чего велел дожидаться. В башнях плаца нет, поэтому Пресветлый ходил по комнатам, что конечно же создавало определенные неудобства – и ему, и солдатам.

Время текло медленно, форма непривычно натирала шею, а ремни, казалось, затянуты слишком туго. Но вот дверь клацнула и вошел правитель в сопровождении «свиты». Трехпалый велел отряду построиться, и Талигхилл скользнул взглядом по напряженным лицам «счастливчиков», после чего кивнул и развернулся, чтобы идти дальше. Было видно, что он устал – то ли от проверок, то ли еще от чего.

– Прошу прощения, мой правитель, – внезапно сказала Тэсса, оказавшаяся в числе «свиты». – Прошу прощения, но… Талигхилл остановился уже у двери:

– Да. Что-то не так?

– Видите ли, Пресветлый, эта десятка состоит из тех людей, которые были освобождены согласно нашему договору. И насколько я помню текст соглашения, они считаются вольными с того момента, как попали в башню. Тем не менее их до сих пор держат под стражей.

Правитель поморщился:

– Мы обсудим это с вами после смотра, госпожа Тэсса. Думаю, все решится к обоюдному удовлетворению.

Трепач намерился было хихикнуть, но, встретив направленный на него взгляд Бешеного, передумал. Остальные – и подавно.

– Пускай через час десятник и его заместитель вместе с вами, госпожа, зайдут ко мне в покои. Продолжим, господа. – И Талигхилл со свитой удалился.

Трехпалый оглядел своих подчиненных и велел Мабору быть готовым к приему у Пресветлого, после чего оставил «счастливчиков» одних.

– Тьфу, пропасть, – проворчал Умник, развязывая шнурок, стягивавший ворот рубахи. – То ли она нас купить решила, то ли…

Он не договорил: наверное, ничего путного в голову не приходило. Остальные разошлись по своим местам. Один только Мабор стоял посреди комнаты, и его взгляд, тусклый, яростный, был направлен туда, где только что находились «господа проверяющие». Всем своим нутром, естеством хищного зверя, Бешеный чувствовал в происходящем некий подвох, некую ловушку, хитроумный замок которой вот-вот захлопнется – клац, клац, клац, – он чувствовал приближение смерти. Еще несколько таких клацаний, и голова покатится с плеч, а душа отправится к Фаал-Загуру. Еще несколько… Сколько?

/смещение – чужая тень в пустом зеркале/

Наверху было холодно, дул ветер и светило солнце – хотя светило как-то слабо, вполсилы. Талигхилл облокотился о край бойницы и посмотрел в ущелье, затаившееся под ним, вокруг него, над ним – повсюду. В ущелье было тихо. Отдельные посвисты ветра не в счет, лязганье металла на одном из балконов – тоже. Эти звуки только усиливали и оттеняли ту тишину, которая наполняла Крина до краев.

Пресветлый устал. А ведь еще утром, сразу после завтрака, он был намного бодрее. Наверное, виноват смотр. Эти лица; много лиц. Он знал, что будет вспоминать их очень часто – после. Если выживет.

И потом «счастливчики». Вот что на самом деле занимало сейчас мысли Талигхилла. Люди, которые наверняка умрут в Крина. Это не одно и то же: «вероятно» и «наверняка». Там с совестью еще можно как-то договориться, на условиях шкуродера-ростовщика она соглашается отпустить вам несколько счастливых беззаботных часов (разумеется, под проценты – о! потом придется заплатить с лихвой! – но это будет потом); здесь же ты знаешь, что…

В Северо-Восточной, прямо напротив, что-то блеснуло, отражая солнечные лучи; шлем? Нужно сказать, чтобы были повнимательнее, иначе вспугнут хуминов раньше времени… Но не будем отклоняться от темы наших размышлений, Пресветлый. «Счастливчики». И как справедливо сказала Тэсса, это не может продолжаться дальше в таком виде. То есть всему есть предел. Дисциплина дисциплиной, правила правилами, но держать их под стражей… С другой стороны, что, если эти каторжники взбунтуются? Не зря же Тиелиг советовал разделить их на два отряда. Правда, сам я сглупил: нужно было рассредоточить их по другим десяткам, тогда проблема исчезла бы сама собой; но – побоялся, не додумал, а теперь – разбирайся. Вероятно, придется позволить им невозбранно ходить по всей башне. Ну, почти по всей…

Кстати, пришло время идти к себе. Сейчас явится Шеленгмах (так, кажется, зовут того офицера, у которого не хватает двух пальцев?), придет Шеленгмах с Тэссой и… кого он там назначил на должность своего заместителя?

Талигхилл последний раз взглянул на ущелье и собрался было идти вниз, но снова нахлынуло чувство, что он где-то видел подобную картину – пускай и не точно такую, но очень похожую, – казалось, уже был здесь. Это пугало, прежде всего своей непонятностью. Но бороться с таким не было никакой возможности, поэтому единственный выход виделся Пресвет-лому в том, чтобы поскорее уйти отсюда

/и не возвращаться как можно дольше/,

тем более что его, вероятно, уже ждут.

Солнечный зайчик от шлема дозорного Северо-Восточной пробежался по стене, упал на дверь, ведущую вниз, легонько коснулся шершавых колокольных боков. Такие колокола имелись в каждой из четырех башен и должны были служить переговорными устройствами (разумеется, когда хумины войдут в ущелье, не раньше). Имелись и звонари, обученные тайному шифру.