– Кем он вообще приходится в семье? – спросила она.

Леди Джорджина не была знакома с Айверли, который на самом деле слыл оригиналом, но она знала, кто кому кем приходится.

– Я была поначалу озадачена, но потом узнала, что он сын леди Коринны, сестры герцога. Она много лет жила за границей. Я не знаю подробностей, но она была замужем за итальянцем.

– Он не похож на иностранца, – заметила Диана, – но и ни на кого из Вандерлинов.

Члены семьи Вандерлин, герцогов Хэмптонов, всегда отличались светлой кожей. Мистер Айверли был смуглый шатен с длинными волосами. Диана не заметила, какого цвета его глаза, поскольку они были скрыты стеклами очков.

– Итальянец был ее вторым мужем, – продолжила свои объяснения леди Джи. – Она носит титул графини или близкий к нему. Первым ее мужем был англичанин. Племянник виконта Айверли.

– Мистер Айверли определенно не модник, – заметила Диана. – Похоже, его занимают лишь интеллектуальные занятия. Он здесь исследует редкие издания, хранящиеся в библиотеке Мэндевилл-Хауса.

– Не предполагала в вас книгочея, Диана. – Джорджина Харвилл давно положила глаз на Блейкни как на партию для своей сестры и старалась не давать спуску этой образованной. А Диана уже много лет ждала такой возможности. Ничто не могло остановить ее от попытки стать маркизой Блейкни, а со временем и герцогиней.

– Вовсе нет, – ответила Диана, показывая, что отлично знает местные порядки. – Но поскольку я росла по соседству, то хорошо знакома с коллекциями герцога.

Мистер Айверли стоял посередине комнаты и неуверенно оглядывался по сторонам. Диана почувствовала на себе его взгляд и подумала, что он сейчас подойдет к ней, но Блейкни опередил его.

– Не хотите ли пройти на террасу, Диана? – спросил он.

Да!

Леди Джорджина выглядела раздосадованной, леди Фелиция – озадаченной. Диана постаралась скрыть на лице выражение триумфа, которое слегка проступило, лишь когда Блейкни пригласил за компанию еще одного молодого человека.

Это был один из тех летних вечеров, когда сгущающиеся после заката сумерки обещают позже волшебство ночи. Тьма постепенно скрывала горизонт. Сначала исчезли из виду дальние вязовые рощи, потом растворилось в темноте озеро. Снизу доносился аромат роз, вьющихся по шпалерам, которые были установлены у террасы с восточной стороны огромного дома. В красно-золотой гостиной зажгли свечи, но Диана не нуждалась в их свете, чтобы разглядеть лицо мужчины, стоявшего рядом с ней.

– Какой чудесный вечер! – Изящным жестом она указала на розы, достигнув при этом своей истинной цели как бы невзначай коснуться руки Блейкни.

Блейка, поправилась она. Руки Блейка.

– Посмотрите на эти вьющиеся розы, – вполголоса произнесла она. – Это обилие белого цвета выглядит волшебным. – Ее слова были истинной правдой, но она указала на конкретный цветок, который выбрала из-за его местонахождения. Чтобы указать на него, ей нужно было облокотиться на Блейкни. Сквозь тонкий шелк ее платья она ощутила мягкую ткань его вечернего костюма. Она надеялась, что Блейк оценил, насколько хороша ее грудь. Она знала, что глубокий вырез платья наглядно демонстрировал ее достоинства. Мистер Айверли, сидящий напротив, с трудом перевел взгляд с них на стоявшую перед ним тарелку.

Однако маркиз никак не отреагировал. Диана была готова отражать не вполне приличные ухаживания, на которые намекала мать, но ничего подобного не было. Пока что Блейк не произнес в ее адрес ни одного слова, а Диана рассчитывала на большее, после того как он пригласил ее прогуляться.

К тому же ее смущало присутствие Джека Лэмбтона. Диана, конечно, ничего не имела против Лэмба, занятного повесы и одного из самых близких друзей Блейка, но в данный момент было бы лучше, если бы они с Блейком остались наедине.

– Моя мать помешана на розах, – сказал Блейк, – а вьющиеся растения – ее конек.

– Даже здесь запах такой густой. А вблизи он, наверное, заглушил бы все ароматы Аравии.

Блейк сделал вид, что не понял намека пригласить ее, чтобы проверить предположение, и лучше без Лэмба, и вообще отвернулся. Что с ним такое? Диана знала, что выглядит – лучше не бывает, и знала, что он желает ее. И тем не менее в ситуации, настолько естественной для проявления романтических чувств, он отказался этим воспользоваться.

– Не пройтись ли нам? – спросил Блейк.

Он хотя бы протянул ей руку, и они степенно пошли по траве. Лэмбтон пристроился с другой стороны от нее.

– Если бы вся сельская местность была, как здесь, – сказала Диана, – я бы предпочла жить в деревне.

– Не говорите так, Диана, – воскликнул Лэмб. – Вы нужны Лондону.

– Я шучу. Жду не дождусь осени, когда смогу вернуться в город, чтобы пройти по его запруженным народом улицам, а не по слякоти полей. Я уж не говорю о необходимости пополнить свой гардероб.

– То есть вы хотите сказать, что Мэндевилл-Уоллоп не в состоянии удовлетворить ваши капризы? – спросил Блейк.

– Есть вещи, которые можно найти только на Бонд-стрит. Я уже достаточно вкусила прелестей сельской жизни после смерти Фэншоу.

– Раз уж речь зашла об Уоллопе, ваши родители все так же преданы своим увлечениям?

– Благодарю вас, Блейк. Они вполне здоровы. – Это было не совсем ответом на вопрос.

– Мистер и миссис Монтроуз хорошо известны в Шропшире, – объяснил Блейк Лэмбтону. – Она – хозяин мэндевиллской охоты. Или следует сказать, хозяйка? Я всегда путаюсь. Так как, Диана?

– Полагаю, – ответила Диана, стараясь, чтобы лицо и голос оставались спокойными, – что она известна как хозяйка охоты. В этом она следует примеру леди Солсбери из Хэтвилда.

– А ваш отец ведет домашнее хозяйство? – Оба мужчины ухмыльнулись, и Диана стиснула зубы.

– Мой отец интересуется механикой, – сказала она небрежно, держась узкой тропинки между иронией и неуважением. – Его изобретения не всегда полезны, а иногда и неудачны, но мы ценим его талант.

– А чем сейчас занимается Руфус? Мальчишками мы часто играли вместе. А в Оксфорде он стал круглым отличником.

– Он за границей. Изучает античное наследие.

– Жаль. – Блейк вздохнул. – Когда-то он был нормальным парнем. А потом стал книжной крысой, как мой кузен. Хотя Айверли никогда не был нормальным парнем. Он ничуть не изменился с того момента, как впервые здесь оказался. Нам было десять или одиннадцать лет, и я никогда не видел человека, который бы сидел в седле хуже его. Он падал уже после первого шага. Мы прозвали его Филином.

Сейчас мистер Айверли был отличным всадником, но Диана предпочла не спорить. Никто из их компании не знал, что они ездили в Уоллоп вместе.

– Сколько я его помню, он всегда сидел, уткнувшись носом в книжку, – продолжал Блейк. – Отец считает его необыкновенно талантливым. Может, потому, что он может без зевоты слушать, как старики талдычат о политике.

– Я учился вместе с ним, – сказал Лэмб.

– Ах да! Ведь он закончил Винчестерский колледж, – вспомнил Блейк. – Наш дорогой Себастьян и в Винчестере был таким же странным?

– В Винчестере почти все странные. Это вообще странное место. Он не очень выделялся среди нас. Но после колледжа мы стали нормальными людьми, а Айверли стал еще более странным. Он никогда не ходит на светские развлечения.

– И он не любит спорт.

– Зато коллекционирует книги.

– А знаете, что самое странное в нем? – спросил Блейк. – Он избегает иметь дело с женщинами. Он этим и знаменит. Находясь здесь с вами, Диана, и с остальными леди, он, пожалуй, приблизился к женщинам на самое короткое расстояние в жизни. А не думаешь ли ты, Лэмб, что он другой?

Лэмб постоял в задумчивости.

– Нет. В колледже таких было немало, но Айверли в их компании не видели. А муслиновые юбочки? – Произнося последние слова, Лэмб кашлянул.

Хотя Диана и оценила его тактичность и нежелание говорить при ней о продажных женщинах, она поняла скрытый смысл вопроса.

– Нет, насколько я знаю, – сказал Блейк. – Он заявлял, что ненавидит женщин по принципиальным соображениям. Он даже поэтому кобыл не приобретает.