Эйваз не стал больше ждать. Вонзив острие кинжала, он в одно мгновение отделил голову от тела Араб-Рейхана.
Тотчас удальцы открыли дверь минарета. Кероглу вышел на площадь.
Войска Араб-Рейхана, видя своего предводителя мертвым, сдались.
Удальцы вступили в город. Как ни искали пашу, найти не могли. Он, как говорится, обратился в кусок сдобного теста и выскользнул из рук.
— Не беда, — сказал Кероглу. — Это тоже особая храбрость. У таких людей десять доблестей. Девять из них — бегство, а десятая — уменье вовсе не попадаться на глаза. Не ищите его больше!
Словом, сели удальцы на коней. Все были наготове. Кероглу приказал, и отряды двинулись. Смотрит Кероглу только Эйваз не сел на коня, и как будто не думает садиться. Он спросил:
— Эйваз, чего ты ждешь?
Эйваз промолчал. Кероглу спросил снова. Эйваз опять ничего не ответил. Когда же Кероглу спросил его в третий раз, взял Эйваз саз, обвел глазами площадь, остановил взгляд на одной ее стороне и спел:
На вершине высокой горы —
Мне снежок розоватый видится.
Голубоглазая мне
В одежде крылатой видится.
К дому друга я подхожу,
На груди шнурки развяжу;
Я устами ее дышу —
На груди два граната видятся.
Обернулся Кероглу, взглянул в ту сторону, куда смотрел Эйваз, и что же видит? Хури-ханум рассыпала свои шелковые кудри вдоль стана, опустила голову на плечо и смотрит так печально, так печально, словно раненая газель. Понял все Кероглу и задумался, как быть, а Эйваз докончил песнь:
Я Эйваз, не сдержать тоску,
Не щеголять мне больше в шелку,
В Ченлибеле гулять не смогу —
Мир, тисками зажатый, видится…
Все стало ясно для Кероглу. Тут и думать было больше не о чем. Хлестнул он коня и, проезжая мимо Хури-ханум, протянул руку, поднял ее на скаку, усадил на коня и поехал. Эйваз мгновенно сел на своего коня и поскакал следом.
Словом, выехав из города, удальцы поехали в Ченлибель.
Не успели они проехать немного, как видят, едет по дороге юноша, на крупе его коня сидит еще кто-то. Поравнялся с ним Кероглу и спросил:
— Куда ты, приятель?
— В Ченлибель, — ответил тот. — Оставаться в Карсе мне теперь нельзя.
— А кто же это с тобой на коне?
— Мать моя. Мы переезжаем к вам навсегда.
Словом, где прямой дорогой, где обходным путем, приехали все в Ченлибель.
Тут уж была встреча, так встреча! Радовались все, обнимались…
Приказал Кероглу, и у ног Хури-ханум было заколото семьсот семьдесят семь жертвенных баранов.
— Я должен, — сказал Кероглу, — сыграть Эйвазу такую свадьбу, какой еще никто не видывал.
— Кероглу, сейчас не время играть свадьбу, — возразили удальцы.
— Нет, сейчас как раз время, — ответил Кероглу. — Хасан-паша собирался сделать дело руками Болу-бека и Араб-Рейхана. Болу-бека я разрубил пополам и привез его невесту Дунию-ханум. Отправив Араб-Рейхана в преисподнюю, привез Хури-ханум. Разгромлю Тогат и привезу в Ченлибель самого Хасан-пашу.
Началась свадьба. Собрались все. Увидел Кероглу, — Эйваза нет, и спросил:
— А где Эйваз?
— Таков обычай, — ответил Дели-Гасан. — Ты его отец. Пока ты не разрешишь, он не придет.
Прижал Кероглу к груди свой саз и пропел:
Позовите Эйваза, пускай он придет,
Дайте чашу, еда пусть с приправою будет.
Дайте нарды скорее, начните игру,
Бросьте кости — нам это забавою будет.
В рост Эйваза сошью я богатый халат —
Был всегда им доволен и нраву был рад.
Заколите баранов, костры пусть дымят,
Ешьте, пейте — веселье пусть славное будет.
Пусть высокие горы не тонут во мгле,
Подозрения тень не лежит на челе.
Дам пятьсот я туманов тому, в чьем седле
Голова будет биться, кровавою будет!
Дели-гасан и Демирчиоглу привели Эйваза. Посмотрел Кероглу на него, на его рост, стан, наряд, оружие и, конечно, на журавлиное перо на шапке.
Взыграло его сердце. Прижал он к груди свой саз и запел:
Наряден, разоделся ты
В зеленое и алое, Эйваз.
Из-за тебя, из-за твоей красы —
Сраженья небывалые, Эйваз.
Что месяц! Лик твой — красота,
Завидно солнцу неспроста.
Что сахар, коль сладки уста —
В нем сладость малая, Эйваз.
Я, Кероглу, силен в борьбе.
Иду я по прямой троне.
Да буду жертвою тебе,
Богатство жалуя, Эйваз.
Кероглу указал Эйвазу место. В эту минуту пришли сказать, что Нигяр-ханум просит разрешения привести Хури-ханум.
Кероглу разрешил. Женщины ввели Хури-ханум. Взглянул Кероглу и увидел, что она нисколько не уступает Эйвазу. Нигяр-ханум так нарядила, так разукрасила Хури-ханум, что и не рассказать.
Увидев Кероглу, Хури-ханум зарделась и быстро убрала чолку.[130] Поднялся Кероглу, взял саз, вошел в круг и запел:
Хури, коль аллаха чтишь —
Пусть кудри твои ниспадают.
Не опускай их вдоль спины —
Пусть кудри твои ниспадают.
Ты — как лебедь, — и сто храбрецов
За тебя бы пролили кровь.
Не забудь же моих ты слов:
Пусть кудри твои ниспадают.
Кероглу я, свет моих глаз,
Чтобы дружба роднила нас
При муже таком, как Эйваз,
Пусть кудри твои ниспадают.
Рассказывают, что свадьба Эйваза длилась ровно сорок дней и сорок ночей. В день, когда Хасан-паша устроил поминки по Араб-Рейхану, Эйваз и Хури-ханум достигли желанного.
КЕРОГЛУ В ДЕРБЕНДЕ
О чем бы поведать вам теперь?
Послушайте, что расскажу я вам о молодости Кероглу.
Дело это было давнее. Еще тогда, когда только-только подружившись с Дели-Гасаном, вместе с ним вил он себе гнездо в Ченлибеле. Удальцы лишь начинали слетаться на их зов. В ту пору Кероглу еще не ездил в дальние края. Но Ченлибель стоял на караванных путях, и слух о нем люди успели разнести повсюду. И имя Кероглу уже было везде известно.
Однажды удальцы собрались вокруг Кероглу. Каждому лестно было рассказать о том, что ему довелось видеть или слышать. Рассказал один, рассказал другой, очередь дошла до удальца из Железовратого Дербенда.
— Ну, а ты о чем поведаешь нам? — спросил его Кероглу. — Говорят, Железовратый Дербенд славный город.
— И правду говорят, Кероглу, — ответил удалец. — О, Дербенд — это не простой город! Но сколько ни есть там редкого и прекрасного, а ничто не может сравниться с Мовминэ-ханум.
