– Она подлинное сокровище, брат! – сказал Фледер, появившись за его спиной из пустоты.

– Ты прав!

– Приятно видеть, что тебе с ней все удалось в точности как мы того хотели когда-то.

– Это оказалась намного проще, чем я думал!

– Славно, – усмехнулся Фледер, продолжая неотрывно смотреть на спящую священницу.

– Что ты сотворил с омерзительной Пионой? – темный колдун обернулся и заглянул брату в глаза.

– Я оставил ей жизнь. И до скончания времен замуровал в недрах нашего имения в прежней гробнице Оливии. Я стянул ее руки и ноги заклятиями "Нерушимой петли" и бросил ее тело под тяжесть громадной Талдариновой плиты. Возможно она сможет выбраться через пару столетий, если окончательно не лишиться рассудка. Если нет, я вернусь за ней сам. Убивать ее прямо сейчас было бы слишком милосердной расправой. Мне, как известно, торопиться теперь некуда. Когда мы с тобой обрушим стены нашего дома на ее могилу всем своим немыслимым весом, моя месть ей будет считаться почти полностью свершенной.

– Не пойму, как они вообще осмелились на подобное нападение, Фледер?

– Меня больше смущает не это. Они все знают про Лилею из Семериван и про колоду карт меняющую судьбы мира и людей. Они даже не думали это скрывать полагая, что легко смогут нас одолеть. А если знают они, знает бог весть кто еще. И все они придут за ними.

– Представь, как велико искушение менять мир под себя. Даже мы с тобой ждали этого половину своей бесконечно долгой жизни. Думаю, прочие решат воспользоваться ей в куда более корыстных целях чем та, что стоит перед нами теперь.

– Этого ни в коем случае нельзя допустить.

– Мне интересно, кто помог клану крови узнать про все это! Про карты и главное про Лилею из Семериван? Обмануть меня никому из живых не под силу.

– Никому! – кивнул вампир, охотно соглашаясь. – Никому, кроме паука на черной карте, Вильгельм! Мне начинает казаться, что с нами кто-то решил поиграть и мне не терпится познакомится с ним! Кто-то коварный, умный и очень сильный! Полагаю, в этой связи мне будет нужно побеседовать с Архаэль с глазу на глаз? – в сказанном Фледером прозвучало одновременно утверждение, угроза и вопрос. – Чем быстрей мы поймем, кто решил встать у нас на пути, тем быстрей найдем того, кто нам с тобой теперь так нужен. – Быть может это вообще один и тот же человек! А если он не человек, то лицо. Одно и то же лицо!

– Хорошо! – кивнул чернокнижник. – На сколько я понимаю, клан крови теперь никогда не оставит нас в покое, не так ли, Фледер?

– Нет. Не оставит. И меня это радует сверх всякой меры. Мне проще будет выжечь дотла все это гадкое паучье гнездо. Я попутно избавлю мир от зла, которым сам же являюсь. И останусь последним. Вместе со мной на веке умрет гемофилия венценосных и на этом свете больше вампиров не будет! Этот мир будет лучше без чудовищ, почти не ведающих погибели! Таких как Пиона, которая всегда хотела жить вечно и теперь полагаю ей действительно щедро представиться такая возможность. Вечный голод, вечный страх и вечное безумие. Не думаю, что она заслуживала участи лучшей, чем эта. Как впрочем и все кровожадные чудовища, с которыми мы с тобой боролись бесчисленное количество лет. У нее теперь будет целая вечность подумать над всем, что она успела сотворить пока еще была свободна. Сколько зла и страданий она причинила другим. Сколько невинной крови выпила. Она сможет хорошо пожалеть обо всем, что посмела отнять у меня.

– Это страшная кара, брат! Похоже с годами ты так и не смог стать к подобным тебе хоть немного добрей, – голос Вильгельма не выражал сочувствия и вообще каких-либо эмоций. Ему совершенно точно было наплевать на судьбу несчастной убийцы. Теперь у них были куда более важные и трудные дела.

– Я – отражение в зеркале. Простое отражений их жажды и злобы. Всего их безжалостного голода.

– Если бы ты только мог увидеть их грязные мысли, как вижу их я, когда забираю их жизненные силы себе, – Фледер покачал головой.

– И слышать не хочу! – Вильгельм поднял руку в знак отрицания.

– Отражение в зеркале? Наверное очень неприятно смотреть на себя, если ты являешь собой настоящее чудовище. И кто сказал, что твое отражение не может быть настолько злым и сильным, что оживет и броситься на того, кто его только что оставил, – проговорил он задумчиво.

– Мне жаль, что с твоей темной сестрой так вышло, Фледер. Оливия была единственной, кто нравился мне среди всех прочих собратьев ночи. В ней одной всегда оставалось что-то живое. И возможно даже светлое!

– А как же Пенасильва? – изумился вампир округлив глаза.

– Юная Пенасильва-Хот? – Вильгельм от неожиданности даже уронил на пол сырой, весь в кровяных разводах платок. – Не упоминай при мне имя этой мерзкой твари, Фледер!! Клянусь призывом, эта старая колдунья множество раз пыталась убить меня! Она извела трех моих лучших учеников. Этот гадкий суккуб уничтожил многие мои упорные труды десятилетий и чуть было не спалил наше малое родовое гнездо в Саримпионе. Я бы не отказался прямо сейчас похоронить ее под твердью Талдарина рядом с Пионой. Жаль, что пришлось ей попросту голову оторвать!

– Мрак мне в подмогу! – воскликнул вампир, сжав руками свои широкие виски. – Ты не представляешь себе, что начинает твориться в голове, когда ты выпьешь крови венценосного. Все на свете смешивается воедино и резко меняет свое значение, смысл и цвет. Чужая память становиться твоей, а твоя еще чьей-то. Во всех твоих знаниях начинается путаница, как в огромной библиотеке, которая только что была поспешно спасена от пожара. Хвала Тьме это всего лишь на время.

– Зато ты становишься с каждым разом сильней. Вон даже волосы на голове расти начали, – на полном серьезе заявил ему темный колдун.

Фледер испуганно коснулся своей лысой головы и с облегчением вздохнул, поняв, что все осталось по-прежнему.

– Ты снова попался на это! – захохотал Вильгельм, запрокинув голову назад. – И двух коротких столетий не прошло с последнего раза.

– Как только тебе это еще не надоело не пойму? – изумился древний вампир, потирая руки.

– Приятно, что ты всегда предоставляешь мне новую возможность.

– Не мешало бы тут прибраться, – оглядевшись, задумчиво протянул Фледер.

– Огонь все приберет! – ответил некромант, снова склонившись над Лилеей.

– Это верно. Но прежде есть еще одно очень важно дело.

Фледер прошел вдоль стола, обойдя растерзанные останки чудовищ стороной, он склонился перед мертвой головой своей темной сестры, припав на одной колено.

– Клянусь никогда не ведать покоя, покуда существуют мерзкий свету и тьме клан Яростной крови! Клянусь не ведать сна, пока все, кто состоят в нем, не будут уничтожены мной! Клянусь не знать что такое отдых, пока вся их сила не станет моей! Клянусь преследовать их всех и каждого в отдельности до самого края миров, если это потребуется! Клянусь в этом самым ценным, что у меня осталось! Своей собственной кровью!

Сказав так, он разрезал себе левую ладонь ногтем указательного пальца будто наточенной бритвой и, сильно сжав окровавленный кулак, поднес его к своим бледным губам.

Даже Вильгельм на время отвлекся от раздумий и врачевания своей возлюбленной и пристально смотрел на то, как его брат приносил свою громкую и священную клятву.

– Клянусь всей своей жизнью, что на себе самом я полностью прерву все существование вампиров на этом свете, пусть даже для этого мне придется умереть самому! Нам нужно торопиться, Вильгельм, – сказал Фледер резко поднявшись с колен. – Пока к нам в гости не пожаловал кто-то еще и в прямом смысле не спутал нам карты.

Он осторожно завернул голову Оливии Пэлисэт в порванный мешок и бросил грязный сверток в огонь, ярко горевший в очаге, выложенном по краям очень старым резным мрамором.

Тени плясали по бледному лицу вампира, стоявшему прямо перед огнем. Сейчас он смотрел не на горящее перед ним пламя, а на саму суть всего сущего на земле и никак нельзя было бы рассказать словами, что именно ему удавалось увидеть.