– Меч, – провозгласил Фледер. – Зеленая.
На картинке был нарисован летящий в небе меч, окруженный светом и всполохами белых молний, перечеркнутый наискось витиеватой зеленой линией.
– Далее, – мягко попросил вампир.
Лилея взяла следующую карту сверху и повторила действие чуть быстрее, чем прежде.
– Святой мститель. Красная.
На карте был изображен человеческий череп, глаза которого горели злым алым пламенем. Череп сжимал в острых, как волчьи клыки, зубах длинный широкий нож.
Лилея достала третью карту сверху.
– Книга Света, – провозгласил старейшина вампиров. – Зеленая.
На рисунке была нарисована древняя книга, от которой исходило яркое сияние божественного света, олицетворявшее с незапамятных времен знание, тепло и силу.
– Далее у нас ведьма. Красная.
Следующий искусный рисунок демонстрировал женщину в черных одеждах, едущую на лошади в лесу. Ее глаза на темно-буром фоне были двумя круглыми алыми точками, словно неестественно яркие капли крови, впитавшиеся в рыхлую бумагу.
– Следующая карта. Ворон. И она зеленая.
Огромный ворон грозно парил в небе, расправив крылья, подобно древнему мифическому дракону, отбрасывая на землю густую серую тень.
– Летучая мышь. Красная, – кивнул Фледер, когда очередная карта легла на стол. И одобрительно закивал, он уже очень давно ждал появления этого мрачного образа.
На затертой карте был некогда ярко изображен нетопырь, рот которого был перепачкан алой кровью. Глаза зверька зловеще сверкали, словно два наточенных лезвия.
– Ангел. Зеленая, – голос древнего при этом из мелодичного становился все более напряженным, как струна лютни, которою осторожно растягивали все сильней на костяной катушке.
Карта Саран с изображением могущественного четырекрылого ангела в доспехах с мечом из полосы света и в маске из волшебной стали и белых будто бы лебяжьих перьев.
– Книга теней! Сумрак, или Греммуар. Красная.
Книга, один в один в один походившая на книгу Света, только эта на сей раз была черной и от нее исходила плотная холодная тьма. Она была искусно нарисована бело-серым на непроглядно черном фоне. А рисунок был перечеркнут красной полосой, сотканной из неимоверно тонкого витиеватого, как табачный дым, узора.
– Клянусь путем теней, это уже интересно, – выдохнул Фледер.
– Никогда еще мы небыли так близко к завершению расклада.
Лилея снова твердой рукой взяла следующую карту сверху и, перевернув, положила ее на стол. В эти минуты ей впервые в жизни мучительно сильно хотелось наконец ошибиться. Хотелось, чтоб от ее поспешности или твердости что-то вдруг нарушилось и она вытащила бы две зеленые или красные карты подряд. В таком случае будущая судьба мира уже ни коем образом не зависела бы лично от нее самой. Но пока все шло путем совершенно обратным ее сильнейшим желаниям.
– Любовница. Карта с зеленой полосой.
Рисунок было невероятно красивым и правдоподобным, как и все предыдущие до него, это была работа настоящего искуснейшего мастера. Девушка с волосами цвета льна лежала обнаженной на широкой светлой постели при свете одинокой оплывшей свечи.
– И теперь последняя.
Лилея протянула руку и, не мешкая, взяла последнюю карту, но в этот самый миг в глубине поместья что-то в буквальном смысле взорвалось, с неимоверным грохотом и так сокрушительно, что затряслись вековые стены, а со сводчатого потолка струями хлынула каменная пыль. Девушке показалось в этот миг, что Фледер или кто-то подобный ему снова решил проснуться и дом в очередной раз за ночь потряс очередной удар "Ярости призыва".
Она резко отдернула руку, в которой уже была потрепанная от времени бумажная карта, твердый картон легко щелкнул и из под уже взятой ей, на стол неожиданно упала еще одна прямоугольная пластинка и по счету уже одиннадцатая карта в полном раскладе судьбы. Оба древних внимательно уставились на то, что в итоге получилось, на миг забыв про невероятный грохот и все, что могло бы ему сопутствовать. У Фледера в буквальном смысле округлились глаза.
– Что происходит? –поинтересовалась Лилея, встревожено прислушиваясь.
– Кажется на нас в очередной напали, любимая, – проговорил Вильгельм, начав поспешно развязывать шнуры на коробке с "Чумной вороной".
Взрыв внезапно повторился, но уже не такой сильный, он был значительно слабей, но при этом на много ближе к залу, в котором все они сейчас были.
– Что за карта была последней? – спросила девушка, стараясь перекричать шум содрогавшегося монолита вокруг.
– Десятой картой был демон. И эта карта все же была красной, – крикнул Фледер в ответ. – Но самое невероятное тут в том, что ты на самом деле вытащила одиннадцать карт, вместо положенных десяти, и последняя карта оказалась черной. Та самая черная, что выходит из колоды один раз на половину бесконечности и подходит к любому раскладу в совершенно любом порядке и виде.
– Что на черной карте, Фледер? – спросила Лилея так, если бы для нее этот символ мог иметь хоть какой-нибудь смысл. Ответить ей вампир так и не успел. Потому что третий взрыв с треском и звоном вынес огромную кованную сталью дверь, ведущую в зал, расшвыряв кругом пылающие щепки и обломки дубовых досок вперемешку с погнутыми полосами черного метала.
Глава 6. Веретено Тьмы.
Джодар очнулся от жуткого кошмара, понимая, что в его груди уже начал зарождаться глухой и истошный крик. Разлепив глаза, он достаточно долгое время не мог понять, где именно находиться в данный момент. Страшные сны снились ему крайне редко, так редко, что последний был он видел, когда был совсем еще ребенком. Как это часто случалось в последнее время, он уснул не в теплой постели, выделенных ему верхних покоев, а сидя на жестком стуле за рабочим столом в кабинете, освещенном лишь большой масляной лампой, стоявшей на краю резного деревянного стола. Было холодно, угли в жаровне давно прогорели, а очаг у стены почти потух и уже не давал помещению достаточно тепла. Джодар вообще терпеть не мог зиму, холод и вечный полумрак севера, все это нагоняло на его и без того мрачный характер печать глубокого и по-настоящему мрачного уныния. Вероятно в нем говорила кровь его отца, родившегося далеко на юге в местах, где никогда не бывало снега, где дули горячи ветры, воздух густо пах эвкалиптом, и везде, сколько хватало глаз, стояли вокруг апельсиновые деревья, а вода в мутно зеленом море всегда была ласковой и невероятно теплой. Джодар попытался вспомнить, что же столь ужасного ему только что приснилось, но к своему крайнему удивлению никак не смог этого сделать. Перед взором вместо расплывчатых образов ночного наваждения теперь стояла лишь глухая и непроницаемая тьма.
– Никакого больше спиртного перед сном, – прогудел шемит себе под нос и тут же налил из кувшина в свой кубок красное вино буквально по самые края. – Огня мне! – требовательно и громко крикнул он в сторону небольшой двери. В ту же секунду скрипнули старые железные петли и в помещение вошел раб, неся в руках новую жаровню, накрытую изрядно помятой крышкой и завернутую в толстый слой влажных тряпок, дабы несущий не обжег себе руки о раскаленный метал. Сменив медную чашу на трехногой подставке из черного железа, слуга поспешно занялся очагом, аккуратно подкинув в него сухих дров и хорошенько раздув пламя. Огонь от притока воздуха обрел новую силу и, радостно треща, принялся с аппетитом пожирать сухие поленья. Шемит отпил из огромного бокала и хмыкнув задумчиво проговорил:
– Совершенно точно, я сопьюсь с этой работой.
Будто в ответ на это заявление, в открытой двери вдруг возник силуэт его самого близкого поверенного и верного телохранителя по имени Гунар. Он тяжело дышал и очевидно сильно торопился к своему повелителю, но пока он терпеливо сверкал глазами в полутьме, ожидая дозволения пройти внутрь.